Раз пошла у нас такая мода на Тензо...

[klinki]

Автор: Юнис Византия
Бета: Wvabra
Название: Цветы и тернии капитана Ямато
Рейтинг: NC-17
Жанр: романтическая драма, эротика
Предупреждение: ООС
Дисклеймер: Кисимото Масаси
Посвящается: возвращению в строй драгоценного друга и единственной беты )) Wvabra

Он вздрогнул, когда понял, что кто-то стоит за дверью уже с минуту, и приподнялся на локте.
– Входи... те.
Но на пороге стоял Сай. Со связкой палочек из туши в правой руке и стопкой шелковой бумаги, которую он прижимал локтем к телу.
– Капитан, можно я у вас посижу? Они с утра собачатся, покою нет.
Тензо был в курсе этого обстоятельства. Тонкие перегородки почти не мешали звукам распространяться, и если вслушиваться, то можно было слышать каждое слово. «Ты его всегда ненавидел, а я дура...», «Ладно, а теперь-то что я сделаю, рожу я его тебе, что ли?» Если вслушиваться, конечно...
– Заходи, я не сплю. Просто... – он откинулся на спину, соображая, что бы сказать, – просто старые раны тянет чего-то. Дождь, наверное, все-таки будет.
Солнце третий день поливало Коноху огнем. На крыше, куда обычно сбегал Сай, сейчас пекло, как на сковородке. Но лучше там, чем быть свидетелем нескончаемой маяты этих двоих, их перепалок, следующих одна за другой обвинений и самообвинений, в которых слишком ощутимо присутствовал еще кто-то третий, чье имя никогда не произносили вслух.
Сай деликатно обошел разбросанные по полу предметы одежды и устроился у окна в полосе света. Палочки положил у коленей, разгладил ладонью лист и сразу начал рисовать. Тихий шорох наполнил комнату, прогоняя призраков бурной ночи. Тензо сел, обернул вокруг пояса простыню и затянул узлом на бедре, получилось что-то вроде юбки, какую носят крестьяне в стране Рисовых Полей. Не стоило разгуливать перед младшим по званию с голой задницей — это раз, и озадачивать проницательного Сая на тему, почему он оказался в постели без белья, тоже не стоило. То, что он не поднимал головы от бумаги, еще ничего не значило, юноша обладал тренированной внимательностью шиноби помноженной на цепкость взгляда художника. И это было в данную минуту неудобным обстоятельством. Догадавшись, как проводит свои ночи старший командный состав, парень мог вылепить это вслух в любую минуту. Сай плохо понимал, о чем в человеческих взаимоотношениях следует помалкивать. А хуже того, Тензо и сам не знал, придется ли о событиях прошлой ночи «помалкивать». Скорее всего, придется. Вчера он не успел... или не захотел об этом подумать.
Он встал, сложил футон пополам, подхватил с пола одежду. Потом отодвинул оконную раму, чтобы больше света проникало в комнату, и засмотрелся сверху на набросок. Абрис барсовой фигуры был угловатым и четким, лопатки зверя поднимались над спиной. Легкое движение руки и набросок исчез, взвившись облаком чернильной пыли, а палочка уже наносила новые линии, и через мгновение они сложились в танцующего журавля. Сай нервничал. Его бесстрастие могло обманывать кого угодно, кроме человека, прошедшего ту же самую выучку.
– Как рука?
В ответ мальчишка пошевелил пальцами изящной кисти и бесцветно констатировал:
– Нормально.
Похоже, что недавнее ранение, чуть не закончившееся плохо для правой руки, его мыслей больше не занимало. Значит, переживает за команду. Здесь капитан был бессилен помочь. Сам биджу ногу сломит...
«Не думай об этом, – мысленно обратился он к склоненному затылку, – не наши завалы, не нам разгребать».
И вышел, чтобы одеться. Когда вернулся, всё было по-прежнему, так же тихо шуршала палочка из туши каракатицы, так же быстро исчезали неоконченные наброски, за стеной один из голосов отчетливо всхлипывал, другой на время стих — ссора близилась к финалу.
– Я сейчас ненадолго уйду, ты можешь оставаться здесь сколько хочешь, дверь я оставлю...
– Не ходите.
– Сай?
Юноша молчал, палочка летала над бумагой.
– Я не понял тебя.
– Не ходите к нему, капитан.
Палочка остановилась, и вдруг стало видно, что она отчетливо колеблется от дрожи в пальцах. Нехорошая, отвратительная догадка сковала слабостью колени Тензо. Он шагнул вперед, чтобы приподнять за подбородок склоненное лицо, заглянуть в него, даже руку протянул, но вместо этого вдруг тяжело опустился на пол рядом со своим гостем.
– Вот так ты умеешь, да?
– Да, – сказал Сай, и палочка сломалась.

Ему показалось в первую минуту, что Хатаке пьян. Он стоял, прислонившись к косяку, и улыбался ничего не значащей хмельной улыбкой, глядя на Тензо. Но он не был пьян. Не мог человек нажраться до блаженного состояния за десять минут. А десять минут назад он в совершенно ясном сознании дал понять, что все между ними давно кончено и восстановлению не подлежит. В своей мягкой и беспощадной манере.
Десять минут назад Тензо снимал бинты. Последний раз осмотрел глубокий порез под лопаткой. Какаши сидел на крыльце, поставив локти на колени, чтобы не мешать. К бумажному фонарю слетались первые ночные твари. Края раны были сухие и чистые, и надоевший Копии бинт через грудь можно было смело отменять. Закончились домашние перевязки, дававшие Тензо безупречный повод несколько минут в день находиться близко, смотреть и касаться, почти обнимать, перешучиваясь и забывая, что тот далекий день, в котором они делили всё пополам, далеко позади. Он смахнул в последний раз нитки и чешуйки отмершей кожи с белеющего в сумерках плеча и помедлил сказать: «Одевайся». Рука задержалась на секунду раскрытой ладонью на выступах ребер прямо под отведенной рукой. Какаши накрыл её своей и снял с себя.
– Я много раз ошибался и больше не хочу, – твердые пальцы задержали широкую кисть Тензо, потерлись о грубую кожу над основанием большого пальца, «мозоль мечника», – Нас с тобой всегда будет связывать очень много. Много хорошего, кохай.
И отпустил.
Вот и все. Слова сказаны и поняты правильно. Почти полгода надежды неизвестно на что закончились вместе с перевязками. Школьный учитель победил. Тебе — дружба, ему — все остальное. Дружба больше, чем ничего. «Всё хорошо», – подумал Тензо. Даже хорошо, что он сказал. Теперь поболит и перестанет. Все раны заживают, если их не тревожить.
– Хорошо затянулось, – сказал он легко, – и рука у Сая работает. Можешь брать миссию. Пойду спать.

И вот теперь он стоял в дверях, улыбаясь бездумной «иди-ко-мне-улыбкой». Тензо не стал делать вид, что ничего не понял, не стал торопливо начинать разговор о делах. Улыбка была не о делах.
– Ты не хотел больше ошибаться. Так не ошибайся.
Не доверяй моменту. Заговори с ним, и ты убедишься: улыбка лишь случайное напряжение лицевых мускулов. Он принял решение, и он его не изменит, ты очень хорошо знаешь это...
Но Какаши шагнул навстречу, а навстречу был один только шаг, и то небольшой для высокого мужчины. И... не бежать же от него — завел руку за спину капитана. Осторожно. Чуть склоняясь вперед, словно был сильно выше ростом. Рука невесомо скользнула вверх и удобно легла. Медленно ненастойчиво нажала, притягивая к себе.
И Тензо перестал думать. Совсем. Дал своему телу ожить, обвить, прислониться всем собой. И сердце тут же требовательно застучало в чужую грудь, как будто просило впустить его, лишенного крова. Он просто неправильно понял его слова. Они вместе и это естественно, как то, что вода течет вниз, как-то, что небо краснеет на закате и как-то, что люди хотят друг друга.
Вот он и здесь, что может быть лучше. Отросшие пряди серых волос, колючие, а под ними шея с длинной голубой дорожкой артерии, теплой и пульсирующей. Долго же ты шел до моей двери, собака серая... А под ними твердые губы. Не знавшие усталости в их прежние ночи, они раскрылись сразу, ответили силой на силу.
Ну, держись теперь... Мышцы на руках вздулись, когда Тензо вцепился в его пояс, подался вперед, потянул на себя. Дать почувствовать свой и почувствовать его... Какаши всегда было нетрудно почувствовать — будто металлическая отливка уперлась в пах. Копия вздохнул и тут же засмеялся тихо, устыдившись чувственного вздоха.
– Торчим как надо, брат. Закрой двери пока детвора не сбежалась.
Точно, двери пора было закрыть и даже замкнуть. Тензо потянулся у него под рукой, защелкнул замок. Определенность этого звука заставила хотеть еще сильнее. Ягодицы сжал, стиснул яростно, обещая расплатиться за долгое ожидание. Какаши вдруг расслабил всё тело, повис на плече. Это было... было... слишком хорошо. От быстрого прилива желания чуть-чуть закружилась голова. Сказал прямо в ухо, не ослабляя хватки:
– Дашь мне... сейчас...
Какаши молчал, кожей чувствовалась его полуулыбка, позволял ласкать себя грубо и отрывисто, позволял хватать и лапать, впечатать лопатками в стену, рывками сдергивать одежду. Только жмурился:
– Давай, давай, разошелся...
Запах вливался в ноздри, родной и возбужденный. Влажный запах. Влажные выступы бедренных суставов, шелковистый живот — все эти горы и низины его тела, так хорошо знакомые — Тензо путешествовал по ним ладонями — стали острее и глубже — Какаши похудел. Рот быстро охватывал рот и отпускал. Взгляд пил покорность опущенных век, кожа на них поблескивала, от движения глазных яблок под ними вздрагивали белёсые ресницы. Неужели вот так и шел сюда, желая отдаться прямо сейчас? Разложу, как девочку... Тензо приходил в неистовство от собственных мыслей.
Какаши не был уке по природе. Уступал, потому что считал нужным уступать, и всё. Иногда в последний момент. Иногда его требовалось скрутить перед этим. В конце концов, он умел подавить себя и потерпеть, но лишних манипуляций не любил. Поэтому Тензо решил пользоваться неожиданной податливостью, пока она есть.
– Куда тебя?
– Да хоть вон к окну.
Свет в комнате погас. Длинные ладони Хатаке вцепились в край подоконника. Освобождая его от остатков одежды, Тензо касался губами спины, оставляя то там, то здесь по паре легких поцелуев. Какаши поежился. Щекотно ему, что ли? Прогнул в пояснице, жалея, что света слишком мало, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Так долго ждать... годами дрочить на воспоминания, и вот она узкая крепкая задница с такими угловатыми очертаниями и таким мягким, почти женственным изгибом посередине. Тензо провел по расселинке ребром ладони, задевая склеенные от пота мягкие волоски. Какаши втянул воздух.
– Кончай играться.
– Погоди.
Отшагнул вправо, расстегиваясь и вынимая готовый к бою ствол с обнажившейся головкой. Сгреб жесткие пряди на затылке, подтягивая голову к себе и, бесцеремонно оттянув пальцами подбородок, втолкнул в рот.
– Хорошенько смажем для начала...
Нежная, обильно смоченная слюной мягкость обожгла наслаждением. Какаши не сопротивлялся и Тензо зашелся в серии коротких судорожных толчков. С каждым ударом бедер пылающая головка входила в глотку. Далекая еще оргаистическая волна позвала Тензо к себе. Он обхватил себя за основание, забывая обо всем, толкался еще глубже, еще грубее. Струйка слюны потекла по подбородку дзенина. Он вдруг вскинул веки и посмотрел прямо в глаза. И этот колючий взгляд вышибал дух почище удара в солнечное сплетение. А потом подтянул губы, показывая ряд ровных белых зубов.
Тензо с хохотом оттолкнул косматую башку. Хатаке оставался самим собой в любой ситуации.
– Что ты мне спину трешь? Не в онсене. Забыл где погладить надо?
– Не ворчи.
Одной рукой и правда погладил «где надо». Пока еще совсем легко, едва касаясь кончиками пальцев. Чувствуя, как подрагивает от ласки взбудораженный член, как Какаши пошире расставляет ноги, другой рукой направил себя вперед. Надавил бедрами потихоньку, как можно мягче... Еще разок посильнее. Входило туго, но дзенин только покряхтывал, низко уронив голову. Лопатки, вставшие торчком, намокли от пота.
Тензо провел рукой вдоль выступающих косточек позвонков и снова вернул ее в пах друга. Разгладил потерявший твердость от боли член, прошелся по нему вверх-вниз, успокаивающими движениями, Какаши, похоже, стало повеселее, он задышал чаще и раскованней, разогнул плечи. Но стоило Тензо нажать, как дыхание опять пресеклось.
– Давай я подожду немного...
– Отставить болтовню, – хрипло высказался Хатаке, – Выебать и кончить.
– Есть выебать и кончить!
Оттянул бедра назад и надавил сильнее. Какаши замычал, подавляя рвущийся из горла вой. Подоконник затрещал в крепких пальцах. Но Тензо больше не отвлекался. Еще раз вперед и наконец-то приходит что-то похожее на скольжение. Крепко стиснул бока, не давая вихлять тазом — все равно теперь уже не соскочишь, даже не пытайся... Большими пальцами надавил вниз по обе стороны от позвоночника. И снова налег, теряя чувство времени вместе с остальным рассудком... Когда Какаши стало совсем хорошо, он пропустил. Только когда тот дернулся, вскидывая зад, Тензо вспомнил. Анальный оргазм у Хатаке резкий, неожиданный для него самого. То-то он так подался вдруг назад, насаживаясь до упора ёкающим очком. И только через секунду ноюще застонал и уткнулся лбом в подоконник.
Тензо перехватил его за плечи, потянул на себя, вынуждая безвольно прогибаться. Теперь уже не долго. Мышцы живота свело судорогой от напряжения, а внутри, мешая дышать, все туже скручивался комок огня. Он жарко и размашисто втискивался в обмякшее тело друга. Начало сводить и ноги. Скорее бы. Да вот уже и оно... Последний раз глотнул воздух открытым ртом и замер. Разряд прошил все тело, заставляя трепетать самую мелкую мышцу, на мгновение обращая в жидкий огонь, в расплавленную лаву... и отступил. Тензо упал лицом на мокрую спину.
Хотелось полежать так подольше, выскальзывая вместе с теплой струйкой и ловя приятное послевкусие. Но его уже подхватили, чуть не крутанув в воздухе и – «Да погоди ты, я же еще не отошел» – брякнули на футон. Какаши навалился сверху неожиданно свежий и сильный, сорвал с ног штаны и отбросил куда подальше. Засмеялся, щекоча лицо жесткими седыми прядями, кусанул за ключицу. Ему явно нравился такой Тензо. Тензо, раздавленный в лепешку, Тензо, который до десяти не сосчитает не сбившись. Он чуть не мурлыкал, притираясь горячим, скользким от пота телом.
– Давай пока не остыло, кохай...
– Да какого остынет-то? Дай минуту отдышаться.
– По дороге отдышишься.
Мелькнула мысль, что мстительный Хатаке, да еще и на игривой волне, может задвинуть так, что не отдышишься никогда. А тот уже задирал ему ноги, подхватив под колени...
– Стой, стой... иди ближе, я хочу...
И обхватил ладонью так, как любил Какаши, низко, надавливая пальцами на корень члена. Облизал губы. Тот понял и притих, отпуская ноги. Переступил коленями ближе, опустился на грудь вздрагивающими бедрами, поднес ко рту.
– Возьмешь? – голос дрогнул от страсти.
– Еще как возьму, – Тензо приподнял голову, на затылок сразу же легла рука, готовая поддержать, если надо.
Но он уже и сам извернулся в удобную позу. От светлых волос в паху несло спермой и мускусной горечью. Поцеловал головку так, как целуют в уста невинных девушек. Медленно, сладко. Какаши застыл. Наступило мгновение нежности, когда ему хочется говорить «мой Тензо», длинные пальцы погладили скулу.
– Тензо... мой Тензо.
Ночь утех была только в самом начале, только набирала обороты...

Тензо взъерошил волосы, мгновенно взмокшие у корней, и уронил руку.
– Ты нарисовал человека.
– Данзо говорил...
– Я знаю, что говорил Данзо. Послушай меня.
Как бы с мыслями собраться-то? Хатаке не было здесь вчера. Этот порог переступил не он, а один из рисованных фантомов Сая. Но этого быть не может. Не может этого быть, потому что это был Какаши собственной персоной, от и до... Тензо не мог ни с кем его спутать...
– Ты нарисовал человека...
– Капитан, простите меня. Или нет, не прощайте... Я сам себя не прощу.
Сай выхватил вакидзаши и положил его перед собой, рукоятью к Ямато и снова сел обхватив себя руками, опустил голову. Древний жест не потерял своего величия за много лет и в исполнении юноши был первозданно трагично красив.
Сай нарушил запрет. Но человек, нарисованный его рукой, не убил его, как того опасался Данзо... искренне или ложно.
«Сай владеет исключительной техникой, и мы слишком мало о ней знаем. Но мы знаем, что и более сильные погибали от руки своих созданий». И это правильно, контролировать мыслящее существо, нужна очень большая сила.
Стоп. Данзо еще не исключал, что любой нарисованный Саем человек будет просто его клоном, независимо от внешности. Другими словами, что рисуя человека, мальчик всегда будет рисовать только самого себя. До сих пор случая проверить не было.
– Сай, он был твоим клоном?
– Нет, – он вскинулся, алебастр щек тронул яркий румянец, – Клянусь, я ничего не знаю о том, что было... что было дальше.
– Спокойно, я тебе верю.
Конечно не был. Потому что это был Какаши. Но все-таки Тензо облегченно выдохнул про себя. По крайней мере, он не сидел в одной комнате с подростком, с которым ночь напролет пробовал все, на что хватало воображения. И это уже хорошо. А иначе парня просто надо было бы привлечь за изнасилование старшего по званию... Тензо тихо засмеялся. Сай глянул изумленно.
– Убери свой ножик. Мы не будем резаться из-за всякой ерунды.
Юноша молча подчинился.
Тензо осторожно прикоснулся к тому месту в своей душе, где должно было быть разочарование. Напомнил себе вчерашние слова Хатаке. Слова, которые означали, что все в прошлом. Слова, которые теперь вернули себе прежнюю силу. Он провел ночь не с ним. Разочарования не было. Странно, но факт. Только тревога за Сая, который, оказывается, обладал большей силой, чем можно было представить.
Чего греха таить, Сай был его любимцем. Это можно было не демонстрировать всем, но не скрыть от себя. Команда Хатаке, вернее ее остатки, мальчик и девочка, несмотря на всю их взаимную приязнь, оставались для него командой Хатаке. Никогда ему не принять в свое сердце по-настоящему те беды и горести, что связали их вместе. А Сай был своим. Даже больше чем своим, потому что они росли от одного «корня», и теперь, глядя, как он собирает шишки за свою бестактность, Тензо видел самого себя. Их судьбы были похожи. Оба слишком уникальные, чтобы позволить им расти, как растут все дети, ходить в обычную школу, жить с приемными родителями. Они еще в детстве оказались заложниками самой закрытой из всех закрытых военных организаций мира. Они усваивали субординацию, когда другие дети учились правильно здороваться с соседями, они учились конспирации, пока другие дети запускали бумажных змеев. А что? Сыт, одет и в безопасности. И вдобавок, есть еще билет в будущее. В составе той же самой АНБУ. А куда тебе еще деваться?
В детстве Ямато бывали дни, когда никто не сказал тебе ни одного слова. И в детстве Сая они бывали. Может это нормально, что у детей должны быть такие дни? О, конечно, нет! Когда речь идет об обычных детях. А не о маленьких уникумах, которым повезло служить отечеству чуть ли не с пеленок. Словом это были «издержки производства»...
- У тебя получилось.
– Он... был собой?
– Да, Сай. Он был собой. В этом я ошибиться не могу.
Сай смотрел перед собой распахнутыми, невидящими глазами. За стеной сквозь звуки приглушенных рыданий голос решительно произнес: «Ладно, не реви, я всё поправлю. Сказал, поправлю, значит так и будет», «Да молчи уж, – откликнулись с надрывом, – только башку свою дурную потеряешь. И как я без тебя потом...» И снова всхлипы.
– Выходит ты знал его в лицо. Если не должен, не говори.
Сай покачал головой.
– Не знал. Я его в маске рисовал, – и быстро взглянув на онемевшего от шока Тензо, – ну значит, на свете не может быть больше одного Хатаке, а у одного Хатаке не больше одного лица.
Тензо задумался. Не только владеет, но и понимает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Он прохлопал тот момент, когда его любимец встал вровень с ним по изощренности умений. Но ему могло не хватить силы или ума, вот что плохо. Тревога не ослабевала.
– Ладно. Расскажи мне, как ты додумался до этого.
– Я не мог смотреть, как он... А вы все равно надеялись. Я не мог... Это несправедливо и неправильно и лишает вас чести. Потому что вы... вы... лучше вас ведь... а он выбрал его. Я не знаю. Я был не в себе, наверное. Только потом сообразил, что натворил. Когда он ушел уже.
Выходит у их вчерашнего разговора был свидетель и свидетель неравнодушный. Тензо вдруг почувствовал, что подошел к чему-то главному. Ну да, Сай любит посидеть на крыше и там они вполне могли его не заметить. Нет, не это. Сай спускается с крыши и рисует Хатаке, скорее всего, на стене... И нарисованный фантом сразу идет сюда... Десять минут. Почему?
– Почему он пошел ко мне?
Миндалевидные глаза моргнули раз, другой...
– Не знаю. Он для этого был создан. Я подумал, у меня получится, если я захочу. Если я очень хочу, всегда получается.
Вот и главное. Звери Сая оживают от его чакры, но они бросаются на врага движимые его собственной яростью. То, что он в них вкладывает. Это и есть их цель. Он нарисовал подлинного Какаши, и Какаши ожил под действием чакры до того момента, как вышел из этой комнаты и растекся лужицей туши где-нибудь в саду. Но двигал им не его собственный импульс. Собственные желания не влекли его к Тензо. Но вчера здесь был человек любивший Тензо. Чьей любовью? «вы... лучше вас ведь... а он выбрал его». Тензо опустил лицо в ладони. Ками, ками, мальчик мой, что же мне теперь с тобою делать?
Рыдания за стеной стихли совсем. Второй голос бубнил что-то умиротворяющее. Уговаривал, обнадеживал, обещал.
Сай сидел, окаменев, с маской безразличия на лице. И только глаза были живыми. Глаза страдали глубоко и безнадежно.
Можно всех убедить в том, что чувства в тебе убиты навсегда, можно убедить в этом даже себя самого. Но не чувства. Они проявятся там, где ты их не ждешь. Полный дурак тот, кто делает ставку на обращение человека в бездушную машину. Полный дурак, и обязательно проиграет.
– Ты не думай обо мне, – Тензо положил руку на напряженное плечо, – мне не стало хуже.
Удивительным образом это было правдой. Прошедшая ночь вылечила его от бесконечной и неотступной погони за тем, чего нет. Он думал, что без него не может быть счастлив. Но он был счастлив, а Хатаке в это время преспокойно дрых у себя или даже гулял по крышам с учителем — какая разница. Хатаке он может любить и просто так. Без всякого секса. Как друга. Почему нет?
Был бы цел сосуд, а что налить в него рано или поздно найдется. А его сосуд цел. Более того... Все, о чем раньше он запрещал себе думать, вдруг начало стремительно обретать форму. И складываться в образ сильного и гибкого, как клинок юноши.
– Забудь об этом. Ничего не произошло. Дело в другом. Ты теперь достиг мастерства, границ которого не знаешь. И я их не знаю. Ты создал не абстрактную жизнь, а жизнь, которая уже существует. Теперь включай голову, Сай, и обдумывай каждый шаг. А я буду рядом, на всякий случай...
Плечо едва заметно оттаяло под тяжелой рукой.
– А еще я скажу тебе кое-что, – Тензо передвинулся ближе, подался вперед прямо к белеющему среди темных прядей аккуратному ушку, – Тебе надо немного повзрослеть. Год-два. Это недолго. А я тебя подожду...
И отстранился, желая взглянуть на реакцию. Но Сай вдруг двинулся следом, потянулся не задумываясь. Тонкая рука юноши обвилась вокруг шеи. И Тензо вдруг обнаружил, что целомудренного расстояния между ними след простыл.
С темными разметавшимися прядями, с полуоткрытыми по-детски губами и с глазами, распахнутыми и тревожно-счастливыми, — Сай был ошеломляюще красив. Так красив, что Тензо испугался до дрожи. Теперь он знал, какая сила стоит за этой хрупкой красотой, и от этого внезапно жар разлился по телу, и сердце пропустило удар.
– Вы это правда... вы мне обещаете?
Если ты не оторвешь его от себя, то и ждать будет особенно незачем. И так уже кровь хлынула в низ живота и руки, мгновение назад собравшиеся мягко отстранить, начинают скользить бережно и жадно по стройному телу. Еще не решаясь прижаться плотнее, но уже хоть подушечками пальцев желая ощутить каждый изгиб. Сай наклонился, неумело касаясь губ губами. «Не открывай рта, – приказал себе Тензо, – Не открывай рта. Ты не сможешь остановиться». Он не мог открыть рта, но мог закрыть глаза. И с закрытыми глазами продолжал видеть кусочек темной челки, изогнутую бровь и линию длинных глаз, опушенных какими-то уж совсем нереальными девичьими ресницами — всё, что составляло отныне, и теперь он точно это знал, — его бесценное сокровище и его самую большую тайну.
– Я очень хорошо умею ждать, – он медленно приоткрыл глаза и улыбнулся, – Это лучшее из того, что я умею.
Он потянул юношу к себе на грудь, и Сай, словно этого только и ждал, свернулся на ней калачиком, тоже улыбаясь. Кольцо крепких рук, в которое его заключили, казалось, давало ему всё, что нужно на данный момент.
А Тензо вдруг вспомнил себя в детстве. На том перевале, где они были вдвоем с сенсеем. Прямо перед ними расстилалась долина, незнакомая, большая — целый мир. Прямо от ног сбегала вниз тропа, и учитель присматривался к следам на ней, а Тензо просто стоял и смотрел на долину. Среди леса кое-где высились скалы, по ним сбегали маленькие водопады. Вдали на опушку леса вышло стадо оленей с рогатым вожаком. Речка несла свои воды мимо длинных песчаных плесов. И хотелось просто спуститься туда, рассмотреть всю эту красоту, разведать ее, впустить в свое сердце и остаться навсегда.
Белая кисть с тонкими пальцами поднялась и легла на его скулу, и он взял ее своей рукой. Чернильные пятна темнели на молочной коже, ладонь была доверчиво распахнута. И самую серединку этой ладони он поднес к губам...
Раздался резкий свист. Голос за стеной сказал: «Э, погоди-ка... и это... утрись уже». Хлопнула, отодвигаясь, оконная рама.
– Гы, командир, я гляжу, ты с раздачи. Нет, ну тебя там это причесало кем-то... кто-то причесал. Ничё, мне нравится. Так лучше, ага.
– Куда бы тебя послать, чтоб тебя там причесало, – раздался на улице голос Хатаке, – Собирайтесь. Путевка в кармане.
Сакура панически пролетела мимо двери умываться.
Сай поднял голову.
– Я наверх, наверное? Оттуда спущусь?
Тензо почувствовал, как краснеет самым настоящим образом.
– Ну да. Так лучше.
Сай легко вспрыгнул на подоконник. Улыбнулся оттуда и что-то быстро начертил прямо на стекле. Тензо подставил ладонь, и на миг в ней оказалась узкая босая ступня. И тут же исчезла — юноша быстро выбрался на второй этаж. От нее в ладони остался ветерок и быстро исчезающее тепло, как от взлетевшей птицы. Два года это долго. Может быть, год... или меньше....
На стекле перед собой он увидел очертания необычного цветка. Лепестки были широкие и заостряющиеся к концу как у лилии, но окружали серединку широким венчиком. Синие. А серединка была трогательно маленькая, желтая. Почему желтая, ведь у Сая были только черные палочки из туши? Но цветок был как живой... Он и был живой и уже легко заскользил вниз, падая на пол — капитан едва успел подхватить. Так и стоял с цветком без названия. Откуда знать ему, Тензо, которому никто никогда не дарил цветов.

Какаши торчал на крыльце, поставив одну ногу на ступеньку и разглядывая свиток вводной. Увидев сощурившегося на солнце Ямато, свернул и протянул ему. Тензо взял и пробежал глазами. Мимо проскользнула Сакура с красными глазами, на ходу затягивая потуже хитай. Какаши заглянул через плечо, пальцем отчеркнул рядок кан. Тензо вчитался — да, ничего себе задачка.
– Ну и что ты думаешь?
– На месте разберемся, – ответил Тензо, пряча свиток в нагрудный карман.
На лестнице показался Сай.
– Чего это с ним? – спросил Какаши.
Ямато поднял голову. Солнце нарисовало вокруг головы юноши светящийся ореол, несколько прядей подброшенных ветром, сияли в нем, как мазки невысохшей туши.
Как и несколько минут назад он казался очень красивым. Ослепительным.
– Не припомню, чтобы он так улыбался, – оказалось, что Хатаке смотрит уже на него, на Тензо и смотрит удивленно.
– Я не в курсе, – сказал Ямато, усилием сгоняя с лица такую же точно шальную улыбку.