Черная пыль. Часть пятая

[klinki]

Автор: Юнис Византия
Бета: Wvabra
Название: Черная пыль
Часть: пятая
Другие части: первая часть, вторая часть, третья часть, четвертая часть
Жанр: приключения и эротика
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Цунаде, Ирука, Ибики, Какаши, Данзо, Ямато, мельком появятся другие дзенины (Генма, Изумо) и будет куча вымышленных второстепенных.
Пейринг: треугольник, который чем дальше, тем равнобедренней )))
Дисклеймер: Кисимото Масаси
Статус: пишется шестая часть, а всего будет около 16-ти
Размещение: свяжитесь со мной, пожалуйста.
Посвящение: сообществу www.diary.ru/~klinki/

Работу свою Мунэ знал хорошо. Даже любил по-своему. Дело досталось ему от отца, а мастерство от опыта. Он знал за собой способность видеть насквозь любого бойца. Этот силен, но не вынослив, у того все хорошо, но болевой порог уж больно низкий — ему руку прищеми и дальше он ничего уже не соображает. А бывает еще мелкая, но свирепая порода людей, этот не сойдет с арены пока сам не сдохнет или противника на тот свет не отправит — слишком азартны. И сколько их еще, всяких разных комбинаций физики с психикой, психики с моторикой, и моторики с талантами. Как такую работу да не полюбить!
Поэтому когда Клиент сказал: «Мунэнори, мне надо посмотреть человека», — Мунэ кивнул. Не упал в ноги — отец-ты-мой-благодетель-для-тебя-всё-что-угодно — просто кивнул. Но кто знал, тот знал: кивок Мунэ много значит. И к нужному часу все было готово: свежий песок, свежие люди, удобное место, хоть и не ложа. Там он, кстати, и не задержался. Оставил своих людей играть короля и свиту, а сам спустился вниз к Мунэ и встал рядышком в проходе.
– Я подумал, что такой как ты мастер, выберет себе наилучшую точку обзора. Нэ, Мунэнори?
Мунэ покосился на него. Он не терпел людей за спиной. Но это был не просто клиент, а Клиент-сама, и было в нем кое-что еще сильно мешавшее возражать. И даже заставлявшее Мунэ пару раз заказывать в соседнем борделе юношей, вместо девушек. Но в следующую минуту он забыл думать и об этом, потому что под низкий свод вошли два человека. Первого, из местных вербовщиков, Мунэ знал хорошо и в деловой хватке ему никогда не отказывал. Второго... Если бы Мунэ знал второго, он бы уж давно перебрался поближе к центру. Если только вообразить идеального бойца. Это сочетание сухой и тугой мускулатуры с обманчивой вялостью, с хорошей выучкой и спокойствием духа, с объемным дыханием и устрашающей внешностью, сединой и одноглазостью. Если только соединить грацию лани с мягкостью тигра, то, пожалуй... Да, Мунэ сделал бы этого парня богачом.
Они вышли на скудный свет арены.
– Это он, – сказал Клиент-сама
– Опасный, – согласился Мунэ.

Толстяк с грубым голосом, перед которым стоял сейчас Какаши, никак не напоминал ему того ловкого и самоуверенного врага, чью осторожную поступь он изучал уже несколько месяцев и очевидно не был им.
– Что под повязкой? – спросил он без церемоний.
– Глаза нет, – ответил Какаши и, подумав, добавил, – века тоже.
Но это охоту не отбило.
– Покажи.
Деваться некуда.
– Дайте руки сполоснуть, я грязными не снимаю.
Пока ему поливали из фляжки прямо над песком, сложил печать простенького гендзюцу.
– Т-твою растак!!! – отскочил парень с фляжкой, когда он освободил левый глаз и заржал. За ним включились остальные, им смотреть в пустоту глазницы было уже легче. Какаши рассматривал веселящихся людей. Толстяк трясся вместе со всеми, убеждая Какаши в том, что он был одним из них, не умевшим поставить себя над прочими ни видом, ни словом.
– В городе есть кто-нибудь?
– Нет никого, – ответил Какаши
– Сам откуда?
– Издалёка, – момент набивания себе цены никак упустить было нельзя.
– Ну, покажи, красавчик, что умеешь.

Мунэ смотрел с чувством, с которым гранильщик дешевых каменных бус смотрит на ожерелье супруги даймё. Первого же противника он встретил настороженно, понаблюдал за его перемещениями минуту другую, вошел в столкновение и, только отразив серию ударов, расчетливо выбил из-под того ногу, наступил на сгиб колена, не давая подняться. Второй был для него так же прост, и с ним он закончил быстрее, поймал за ногу во время удара и перевернул. Третьему нырнул под локоть и взял за горло сзади.
«Размялся», – решил Мунэ и вывел сработанную пару. Эти двое были обучены работать в связке против одного и хоть особым уровнем поодиночке не блистали, слаженностью многократно его увеличивали. Ему хватило трех минут, и он даже не вспотел. Еще одна пара была составлена из более значимых бойцов, хотя в командной работе они были похуже. Одноглазый сходу их раскусил, и некоторое время уходил от схватки, позволяя им беспорядочно сталкиваться и отдыхая от предыдущих боев. Затем барсовым прыжком влетел между ними, сковал движения одного и, не оборачиваясь, поразил выставленное колено другого. Щелкнул выбиваемый сустав. Первый почти сразу же согнулся пополам от удара двумя сложенными пальцами в точку ши и рухнул на второго. Определенно настало время для тройки.
– Ну как?
– Перестал расшаркиваться с противниками, – Мунэ, не отрываясь, следил, как трое свежих бойцов пытаются измотать одиночку поочередными атаками — правильно, такого брать только измором, больше никак. – Но он не выкладывается.
– Сделай так, чтобы выложился.
Мунэ пожал плечами и запустил «колесо».
Только дурак думает, что можно напасть толпой. По-настоящему противников всегда может быть не больше трех. Четвертый будет мешать уже нападающим и облегчать задачу для обороняющегося. Но «колесо» достанет любого. Троим дается по пять минут на обработку бойца, после чего они со свежими силами покидают арену и их место занимают следующие. Пять минут и следующие. Главное при этом не давать ему ни минуты передышки. По тому, как замедлились движения седого, Мунэ понял — тот оценил шутку. Но и в этот момент остался сосредоточен, хозяин арены мог поставить голову, что тот обдумывает тактику. Он ушел в глухую оборону на время размышления и по-настоящему не атаковал ни разу за десять... двадцать... Полчаса вертеть колесо — это надо! Мунэ чувствовал, что кровь приобретает легкость игристого вина. Парень стоил квартала бойцовских клубов, он был гением рукопашной. Наконец вот она атака и сразу молодой боец из людей Мунэ взвыл волком и зажал рукой непроизвольно открывающийся рот — перелом замка челюсти. Это было сообщение для него, для Мунэ: «Я начну ломать кости твоим людям, если ты не остановишь бой». Мунэ понял правильно и с уважением отнесся к такому ходу, но Клиент-сама перехватил поднимающуюся руку:
– Я хочу увидеть пределы его силы.
Пределы силы есть у всякого. Следующую тройку Мунэ выбрал сам лично и приказал заканчивать. Теперь парень и вовсе не подпускал к себе близко. Он прижался к стойке крыши и очертил вокруг себя невидимый круг, всякого, кто его переступал, вынуждал к быстрому отходу. О том, чтобы пофорсить уже не думал. Это хорошо, осталось недолго. На этот раз двое сошли с травмами. Правда, с легкими. Мунэ посмотрел на человека, стоящего сзади. Если эта тройка его не уработает, то в следующую надо будет встать самому.
– Я хочу нанять человека, Мунэнори. Человека, а не демона. Если он демон, то пусть убирается обратно в пекло. Покажи мне, как убивают таких, как он.
Следующая тройка спрыгнула на песок. Если надо, Мунэ пошлет за людьми, но честь своей вывески сохранить сумеет.
– Я думаю, я показал все, что мог, – сказал седой.
Он говорил, переводя дыхание, но до сих пор Мунэ читал странную уверенность в развороте его плеч. Можно подумать, что он мог бы поубивать тут всех, но почему-то этого не делает. Бой за боем давались ему все хуже и тяжелее. Он больше не делал сложных финтов, не уповал на неожиданность, упростил свою технику и все силы вкладывал только в выносливость. Наконец начал падать, раньше, чем даже ждал Мунэ. Неловко, на спину. И Мунэ опоздал крикнуть своему бойцу, который рванулся, чтобы накрыть поверженного последним ударом. Неловкое падение превратилось в скользящий перекат, и нога нападающего хрустнула зажатая локтем и плечом. Еще одна травма. Хватит, решил Мунэ, глядя, как его человек отползает с мертвенно бледным лицом. Лучше дать испортить чужой отличный товар, чем расстаться со своим. Он подцепил ногтями и вынул панель из стены, дотянулся рукой до простого ворота и повернул его несколько раз. Услышав скрип, его люди отбежали от центра арены. Сломанного отволокли. Седой заозирался, поднимаясь.
Толстые веревки крупной сети задвигались, стряхивая с себя песок. Одиночка блеснул глазом и схватился за канат. Всего одно мгновение Мунэ чувствовал — сейчас разорвет, неизвестно как, но разорвет точно. Но это была ошибка. Боец был просто бойцом, хоть и очень хорошим, лучшим из тех, кого доводилось видеть.
Его били недолго, но остервенело. Как-то сразу все забыли, что парень деликатничал поначалу, отпуская их с арены непомятыми. Вспомнили ему челюсть, руку и обе ноги. Наконец, Мунэ прекратил развлечение, даже не оглядываясь на Клиента. Но тот сам напомнил о себе, вложив в руку плотную стопку купюр. Насколько Мунэ умел прикинуть — куш окупал расходы.
– Спасибо. Я возьму его. Я взял бы и тебя, если у тебя есть на кого отставить свое заведение.
Мунэ с недоумением уставился в центр высокого лба. Да кто он такой, чтобы предлагать работу самому Ягю Мунэнори?
– Я при деле.
– Пойдем, – Клиент-сама вышел на арену, приглашающе махнув за собой. Седой лежал на боку, сгруппировавшись, прижав предплечье к глазам. Неглупо для человека, лишенного половины зрения.
– Хотел бы ты покомандовать им, уважаемый мой Мунэнори. Не всю же жизнь ты хотел вдыхать запах рыбьих кишок здесь на побережье?
– Ничего не имею против рыбы.
Не обратив внимания на эту реплику, Клиент разглядывал лежащее у его ног человеческое тело?
– Ты заметил в нем странность? Нет. Тогда правильнее будет поставить его командовать тобой. Но ты все равно согласишься, уважаемый мой. Потому что через полгода ты забудешь, что когда-то владел песочницей для взрослых в этой занюханной дыре...

Какаши не смог проглотить воду и оторвал спину от лежанки, позволив ей стекать на пол из открытого рта. Посмотрел на красные разводы на светлых бамбуковых татами. Ирония судьбы — держать питье во рту и не иметь возможности выпить.
– Сейчас я дам тебе еще воды, – сказал человек, сидящий рядом, рассмотреть которого было сверхзадачей следующих нескольких минут, – попробуй отклониться назад и оставить горло открытым. У тебя сломана трахея, поэтому молчи. Всё что тебя интересует, я скажу тебе сам.
Ирония судьбы — человек лечил его, хотел избавить от страданий и в то же время своим присутствием мешал использовать чакру и восстановить целостность тела быстрее, то есть заставлял мучиться.
– Ты принят. Надеюсь, ты хотел этого, потому что цену ты дал недешевую.
Какаши с трудом вспоминал, чего он хотел. Он хотел удержаться от использования ниндзюцу и, похоже, ему это удалось. Он не позволил телу перейти в автоматический режим самосохранения и не применил ничего из своего арсенала против избивающих его людей. Это означало победить один из базовых инстинктов тела. Неплохо.
Сидящий рядом внимательно рассматривал улыбку на окровавленных губах. Ирония судьбы — почти искалечить человека, а потом рассчитывать, что он не жалея сил будет подставлять свою голову за тебя и твои цели. Ох, как забавен этот мир и... как больно.
– Сознание не потеряешь? – спросил человек, отставляя чашку, он был крупный с резкими надбровьями, большой головой и руками и, тем не менее, какой-то своей гармоничностью в манерах и облике.
– Где...
– Тебе нельзя говорить
– ...он?..
– Будет здесь завтра. Ходят слухи, что на тебе все быстро заживает. Но по моим подсчетам завтра станет только хуже, – он поднялся.
– Ты?..
– Спутал тебя? Я, – посмотрел в глаза, – Не держи на меня зла, возможно, – он чуть поморщился, – возможно, нам еще предстоит работать вместе.
Какаши прикрыл глаза. Осторожно вдохнул, расправляя ребра и отыскивая среди них целые. Мунэ задвинул седзи, ведущие в комнату, и задумался. Обладатель редчайшего бойцовского качества «взрывного движения», о котором много говорил еще отец, круче этого только всякие магические штуки, которые практикуют шиноби в своих скрытых селениях. Интересно, что посулил ему черноволосый ублюдок? Клие... нет, Хозяин-сама.


Больше капитан на Ируку не взглянул ни разу. Ни он, ни Пятая. Только тревожные глаза Генмы на миг встретились с его растерянными...
Через час Ируку экипировали. Выдали паек, аптечку и резерв. Кое-каких предметов анбуйской снаряги ему, правда, не досталось. Он и не спрашивал, зная их почти мистическое отношение к отдельным «своим» вещам. Открыл непривычно маленькую анбуйскую аптечку — о половине снадобий не было ни малейшего представления. Закрыл.
Собраться с мыслями так и не получалось, ни там, ни здесь, в небольшой комнате на территории корпуса АНБУ, где они ждали инструктажа. Ирука и все одиннадцать спутников. Не было только капитана.
АНБУ расположились на полу. Некоторые сняли пояса и перевязи, сложили у бедра. Иные сидя дремали. Своей молчаливостью и выдержанной дистанцией они даже без масок здорово напоминали Ируке звериную стаю на отдыхе. Никаких признаков нетерпения, естественно. Было ощущение, что они могу провести вот так несколько суток, ни разу не вытянув ноги и не произнеся ни слова. Ируку начинал донимать голод. Последний раз он ел чуть больше суток назад, то есть это был поверхностный голод, настоящий наступит только дня через два. Но даже такой мог сильно ослабить чакру. Да и плевать — он не питал иллюзий насчет своего долгого и славного участия в операции. Инструкции на его счет, скорее всего, уже получены или получаются прямо сейчас. Возможно, ему устроят небольшой несчастный случай прямо в дороге. Что-нибудь не очень серьезное, но в полевых условиях непочиняемое, например открытый перелом. Сложат, подсрастят чакрой, обезболят, наложат шину и отправят назад в Коноху. Показаться врачам. С пожеланиями скорейшего выздоровления. Ничего личного.
Коноха это государство в государстве, а АНБУ государство в Конохе. Ируке и не надо было встречаться глазами с хокаге, чтобы получить подтверждение. Он и так знал, она включила его в состав миссии как наблюдателя — проследить за тем, чтобы ее приказ был выполнен, зелье уничтожено на месте вместе со всеми носителями информации о нем. Разумеется, такая задача под силу только АНБУ, но... Но на самом деле меньше всего уничтожение нового опасного оружия хотелось поручать ведомству Окаширы.
Окашира не первый год тянул к войне, и своя правда у него была: в основном проблемы приходили в Коноху из-за границ. Территории, не контролируемые Листвой, плодили беззаконие и нукенинов. Не исключая четырех Великих держав. Напротив, Великие отличались с большим усердием. И это притом, что Деревня Листа в разы превосходила мощь других скрытых даже вместе взятых. Кстати, при хорошей дипломатической подготовке они и вместе-то взяться не успеют. «Давайте избавимся от источника головной боли», — предлагал Окашира. Только и всего. И год за годом совет отвечал: «Нам чужого не надо, нам со своим бы управиться». Средний возраст в совете приближался к сотне, так чему ж тут удивляться. Могло на фоне этого возникнуть у Лидера, чисто случайно, желание придержать у себя секрет взрывчатки и ее стреляющего прибамбаса. Могло.
Ирука даже мысленно не укорял Пятую. Она наверняка понимала, как мало у него шансов, но она должна была хотя бы попытаться. А потом. Если Ирука получит свой перелом, то она получит косвенное подтверждение. Предъявить коллеге будет нечего, но хорошо бы она ему бы и безо всяких предъяв маску раскрошила, она же это умеет. Ирука рад бы быть тому свидетелем, но он в это время будет в госпитале.
И, наконец, есть еще Какаши. Какаши, Какаши, Какаши... Инстинкт голода сильнее сексуального, он притупляет зов плоти — за два дня впервые Ирука подумал о нем отвлеченно, не как о лучшем в своей жизни любовнике, а как о... человеке, лояльном хокаге. Именно ей лично в руки он передавал свою находку. Но с другой стороны, он бывший АНБУ и как он себя поведет в окружении своих товарищей? Если предположить, что до него доведут инструкции от Окаширы, поставит ли он их выше инструкций от Пятой? Приказы своего боевого командира против распоряжений женщины с поросенком на цепочке. Ирука был уверен, что не поставит. Он действительно думал, что Какаши принадлежит к партии мира? Или его просто страшила мысль о том, что это не так? Если бы только найти способ добраться целым до Побережья. Дорога Жизни, попетляй и вывези. Спокойные черные глаза без бликов света. Этот если примет решение, выполнит его чисто и несуетливо. Не сомневаясь.
Голод заметно прояснял сознание и убивал тоскливое напряжение в паху при мысли о беловолосом дзенине. Ирука перестал вспоминать его движения и полуоткрытые губы и начал вспоминать его слова. «Лично в руки», «брось подальше от себя», «больше не увижу». Наконец-то все странности их встречи стали прорисовываться перед ним. Почему он так все обставил? Почему за ним приперся этот нищий, которому было велено его «искать». Почему не сам Какаши нашел его там, в тени сползающего берега спустя два часа? Почему? Хороший вопрос. Ирука начал заносить все варианты в мысленный свиток, не исключая даже самые диковинные на первый взгляд. Это надо же мозгам включиться, когда осталось так мало времени! Скоро нашелся ответ, который делал все прочие бесполезными. И чем больше Ирука размышлял, тем этот ответ становился реальнее. Под шорох песка прозвучали в голове слова щербатого: «дождался он таки тебя», — Ирука больше не сомневался. Обидно было только, что поздно разобрался. Теперь надо изловчиться и переговорить с капитаном до «несчастного случая».
И мириться с голодом он больше не хотел. Вытащил упаковку сухого пайка и уже собирался надорвать, когда сидящий рядом АНБУ остановил его жестом. Подошел к двери и отдал какое-то распоряжение, через минуту-другую подросток в черно-белой форме принес чашку риса и подал завернутые в салфетку палочки. Было странно есть в окружении почти неподвижных и не проявляющих к тебе никакого интереса людей. Да и везение кончилось быстрее, чем показалось дно чашки — вошел капитан.
Инструктаж, по мнению Ируки, на инструктаж походил мало, скорее уж на какой-то ритуал. Приказ хокаге был зачитан со свитка, который тут же растворился в облаке шуншина. Дальше последовала коротенькая вводная, и люди стали подниматься, зазвенели металлические пряжки поясов, клинки легли на спины. АНБУ не отмечались перед охраной ворот, никому не показывали никаких бумажек, не ставили росписей. Они начали свой путь там, где его начали. Через окно на крышу, прямо на крышах развернулись в маршевое построение и начали движение. Прошли через периметр селения и лесами рванули на запад. Ирука замыкал.
Довольно быстро пришло понимание, что несчастный случай на него просто не понадобится, потому что взятого АНБУ темпа передвижения он долго не вынесет. У Ируки был недостаточный объем легких, что и не дало ему в свое время подняться выше чунина. Через два часа он начал хватать воздух ртом, через три грудь горела и кислородная недостаточность начала стучаться в виски. Куда рвать-то так, ведь не врага же догоняем? Принимать решения о скорости перемещений в компетенции лидера, а лидер далеко впереди, ведет свою группу к намеченной цели на побережье. Ирука начал заметно отставать. Хуже того, он уже соображал плохо и начинал впадать в состояние «всё все равно». Хотелось только одного — остановиться, пока не полетел с ветки головой вперед. Он не успел передать группе свои догадки, теперь уже не только голова, но и хвост отряда безнадежно, недосягаемо впереди, и он не сможет, отдохнув, догнать по следам, потому что АНБУ следов не оставляют. Он ободрал ладони о ствол, пытаясь спуститься помедленнее, и все равно почти упал на ложе мха в сыром подлеске. Когда тебя никто не видит и гордость не работает. Перевернулся на спину, чтобы не утыкаться носом в испарения от моховой подушки. Ребра ходили ходуном. Но влажный воздух был насыщен кислородом и стук в висках понемногу уже стихал, мысли прояснялись.
Внезапно понял, что его держат за ногу и резко сел. Толстая влажно блестящая лоза, спеленала лодыжку. На рывок она отозвалась усилием, словно мускул человеческой руки.
– Я смотрю, вы грязную работу сам делаете? – сказал Ирука в пространство.
– Представление о чистой и грязной работе существуют только в вашей голове, – ответили за спиной.
Капитан остановился рядом и присел на землю. На его раскрытой ладони лежал маленький жесткий кустик.
– Шипы этого редкого растения содержат яд из группы танинов, не разлагаемый стандартным антидотом. У вас будет восемь часов или чуть больше.
– То есть возвращаюсь я с комфортом?
– Не совсем. Последние два часа не очень подходят для прогулок, лучше будет, если вы поторопитесь.
Ирука посмотрел на растение. Зазубренные, словно кама-яри, шипы чуть не в два раза больше листьев — одно слово — колючка. Отвернулся. Признавать поражение неприятно всегда, вдвойне неприятно делать это сидя на заднице, будучи привязанным за ногу и под взглядом, ждущим от тебя разумного поведения. Но уж если есть что-то, что еще хуже делать в этом положении, то это просить о милости.
– Разрешите мне продолжить участие в миссии.
Пусть он и не видел глаз под маской, но по микродвижению головы понял, что взгляд переместился с его трясущихся коленей на поднимающиеся от дыхания плечи. Ему ничего не ответили.
– Вы читали мой отчет, но я не излагал там свои соображения. Догадки, если хотите. Мы не застанем его на Побережье, и вы не сложите с себя завтра командирские полномочия. Вам придется идти по его следу, я больше чем уверен, этот след приведет куда нужно. И тогда я вам пригожусь. Я видел места, где он бывал, знаю людей, с которыми он общался.
– Имена.
– Я не знаю имен.
Еще одна лоза коснулась плеча, бережно обвила Ирукино горло.
– Не рекомендую вам играть со мной.
– Один из этих людей, – непроизвольно косясь на сочный стебель, – явно знал, что тот должен был уйти, где-то в районе моего появления. Он мог меня и не дождаться. Я думал, поэтому он велел им встретить меня. Но скорее нет. Скорее за ним следили, а у костра одним нищим больше, одним меньше — кто разглядит. Значит, следили, но не очень пристально...
– Это все?
– Да. Нет... – все равно он должен это знать, – мы были свидетелями одного природного явления. Наверное, редкого. Он сказал, что вряд ли увидит это еще раз. Скорее всего, ему придется покинуть берег и уйти вглубь страны. Это просто предположение. Теперь все.
Капитан поднялся. Гибкие стебли, словно отозванные змеи, сползли с тела.
– Мы можем отстаивать свою сторону в политике, но там человек, ваш соратник. И он сунул голову в пекло, рассчитывая, что кто-нибудь точно придет за ним. Поэтому я думаю, что...
– Вставайте.
Маска обманывает сознание, заставляет искать признаки эмоций на раскрашенной глине. А правильно было бы смотреть на тело, на то, как развернуты ладони и ступни, под каким углом плечи и шея, на изгиб спины.
– Дальше вы пойдете рядом со мной.


Узор древесных крон все время меняется: их шевелит ветерок, они облетают сезонами, они вырастают годами. И рисунок неба тоже изменчиво-постоянен, вчера по нему бродили тучи, сегодня бредут легкие облака. Они наслаиваются и на их совместный танец тысячи глаз смотрели еще до того как Тензо родился на свет и тысячи будут смотреть, когда его уже не будет...
– Это ты просто не втянулся еще, вот тебе и кажется, что ты помираешь. Или будто с высоты падаешь куда-то, тоже так бывает с непривычки, сердце заходится. Потом втянешься и будешь кончать в легкую. Надо было мне раньше на эту тему... Но кто ж знал? Год назад тебе четырнадцать было, а я в четырнадцать уже много чего понимал... Но это я, а ты — другое дело. Ты ж малахольный.
Тензо улыбается. Если бы кто-нибудь другой сказал о нем такое, он бы месяц ходил, запинаясь о корни и ушибаясь о ветки, но в устах семпая это правда и ничего кроме правды.
– Оно как бы спит в нас до времени, понимаешь. А потом начинает просыпаться. Вот ты жил себе и ничего тебе не надо было. А потом начинается маята... сам хорошо помню. Сны начинают сниться. Ни днем, ни ночью ни о чем думать не будешь, только об этом деле.
– Почему?
– Почему, почему... Распробуешь потому что. А когда распробуешь, сам поймешь. Потому что это классная штука, Тензо. Лучше не придумаешь. Я тебе когда-нибудь врал?
Тензо подумал. Не врал, хитрости не в счет. Если о чем-то серьезном, то никому в целом мире нельзя было верить больше, чем Ооками.
– А как втягиваться?
Ооками усмехнулся.
– Как все, – и сделал в воздухе жест полусжатым кулаком, вверх-вниз.
Тензо повторил движение, как всегда повторял за семпаем элементы пальцевых техник. Но ничего не произошло. Может нужно как-нибудь особым образом концентрировать чакру в пальцах или ладонях? Семпай застонал и взялся руками за седые виски.
– Короче, слушай парень. Ты становишься мужиком, да? Придется тебе освоить некоторые фишки, без которых... ну в общем, чтобы облегчить себе жизнь. Поверь мне, все это делают. Даже я... бывает.
Ну почему же он так нервничает? Ведь если ему что-то не повредило, то оно не повредит и Тензо.
– Ты про женщин? – тоже встревожился кохай.
– Да забудь ты пока про женщин. Кто на тебя клюнет, ты же малолетка? А женщинам, брат, надо чтобы ты что-то из себя представлял, и потом комплименты, внимание, ухаживания там всякие. Ну и чтобы ты любовник был искусный, конечно.
Надо же, сколько в мире удивительных дзютцу, о которых Тензо даже не имел представления.
– И ты меня всему научишь?
– Я научу тебя дрочить, дурака, чтобы ты спал ночами, а не на миссиях. Понятно?
– Понятно, – радостно отозвался Тензо, который любил учиться.
Мгновение Ооками смотрел в устремленные на него чистые глаза, потом, окаменев лицом, запустил руку под жилет на груди и вынул пачку.
– Ты куришь? – Тензо даже на локте приподнялся от удивления.
– Гляди у меня, сам не подсядь на курево, – ворчливо отозвался семпай. – Иначе будешь всю жизнь чакру тратить на легкие. А ты не Сарутоби и этого добра у тебя не вагон, запомни.
Он выбил одну сигарету и прикусил зубами.
– Я не подсяду, не переживай, – примирительно добавил, пряча пачку. – Это я так... для разговора...
А потом подкурил от пальца. Очень шикарно.
Тензо понравилось смотреть, как он курит, особенно, как двигаются губы и как повисают перед ними длинные пальцы, как он морщится, когда выдыхает, и как из-под длинных прядей взблескивает полузакрытый глаз.
– Я не знаю, младший, как там происходит у домашних деток. Может, им и папы с мамами чего рассказывают. Но думаю - нет, потому что проблем у них было бы много меньше нашего. А у них их столько же.
Он помолчал, выпуская струйку дыма через сжатые губы.
– Но мы-то с тобой все равно не домашние?
– Мы дикие, – согласился Тензо.
Семпай рассмеялся и растрепал ему макушку, придавливая к земле. Потом снова затянулся и замолчал, а когда заговорил, то будто сам с собою.
– И получается, что кроме меня тебе рассчитывать, вроде как, и не на кого... А я набил себе шишек и не хочу, чтобы ты их набивал.
И снова замолчал. И Тензо сидел тихо, боясь спугнуть настроение, потому что от того, как говорил семпай, что-то непонятное расширялось в груди. А тот затянулся в последний раз и выбросил окурок.
– Всё. К чертям. Никаких сигарет. И только один раз... Садись спиной ко мне.
Руки семпая действовали решительно и резко, чтобы не засомневаться, не остановить себя на полпути. Тензо почувствовал, как лицо заливает жаром, когда эти руки освобождали нижнюю часть его тела от одежды.
– Не парься, – его обдало запахом дыма с губ, – мне тоже неловко — так что ж теперь? Наплюй. И... давай сюда руку. Вот так. Да не хватайся ты так, это же не кунай тебе. Нежнее, Тензо, твое тело любит ласку. И вот так... Нет, так ты зацепишь ногтем, этот палец сюда. Разорви меня хвостатый, если у нас не получается.
Тензо не мог ответить. Какая-то сила скручивала его узлом, выгибала спину дугой. Он не знал плохо ему или хорошо, только неимоверно хотелось закрыть горящее лицо. Он откинул голову на плечо друга, вжимаясь в него затылком, а над головами все также танцевали друг для друга небо и ветви. Наконец оно нашлось, это место. Под длинными белыми прядями, под острым краем скулы. Стоило спрятать там лицо и стало намного легче. А когда семпай чуть-чуть наклонил голову к плечу, и успокаивающее давление его головы стало сильнее, то и весь мир вдруг стал меняться к лучшему. Он теперь сладко пах, горячо распахивался перед Тензо тысячами оттенков ощущений, дурманил голову. Не зная, что такое опьянение, Тензо понимал это как радость. Радость, которая наполняет каждую клеточку тела.
Поддавшись безумию, Тензо впустил в рот острый уголок скулы и теперь движения его собственного языка занимали его больше всего на свете.
– Эй, не дури, – севшим голосом, сказал старший, – А то меня тоже поведет сейчас, слышишь?..
Через несколько минут на земле под деревом валялась смятая в гармошку пачка сигарет, выпавшая из расстегнутого жилета. Чуть дальше еще один жилет и пристяжной карман для кунаев. Рядом с ним в траву змейкой убегал размотавшийся бинт. Через несколько минут мальчишек со спущенными штанами и мутным от животных позывов взором в лесу стало ровно на одного больше.
За эти несколько минут Ооками успел узнать, что его подопечный целуется как ни одна... как ни один... как никто на свете. Потому что жадно, потому что Тензо хочет сразу всего и языка и губ и внутри и снаружи... И надо честно сказать, что из этого парня получится смерть девицам, если... если его когда-нибудь отдадут этим девицам.
А Тензо за это время узнал очень много нового, но главным его приобретением стал один отчаянный способ любви «специально для таких котят, как ты».
– Сожми бедра, – сказал семпай.
И едва Тензо сделал это, как почувствовал, что их тараном раздвигает что-то твердое и прямое.
– Еще сильнее, – натужно выдохнули ему в плечо.
Он напряг мышцы ног еще сильнее, встречая кожей внутренней стороны бедер шелковистость этого предмета, его мягкую силу, и ритмичные раскачивания, которые совпадали с ритмом движения их соединенных правых рук. А потом все закончилось для Тензо очень быстро. Завертелось как водоворот и хлынуло, обдав руку горячим и вырвав из груди весь воздух. И не успев осознать, что это было, он услышал тихий сдавленный звук из тех, что очень редко рождаются в мужском горле, нежный и прерывистый стон, он показался юноше самым красивым на свете, потому что с ним Ооками прижимался к его спине. И новые горячие капли на коже рассказали Тензо, что семпаю так же хорошо, как и ему. Это открытие было получше всех прочих.

– Если я когда-нибудь... еще когда-нибудь прикоснусь к тебе...
«Не надо, – думал Тензо, гладя обтянутое тканью, напряженное плечо, – не говори ничего, не надо».
– ...дай мне по морде или напиши на меня рапорт... Я не должен был с тобой... Нельзя так... Ты же хренова доверчивая душа, ты все за чистую монету... А я...
Тензо все гладил его плечо, чувствуя себя впервые более взрослым и ощущая потребность утешать.