Его стопы

[klinki]

Название: Его стопы
Автор: Treismor Gess
Бета: нет
Пейринг: Какаши/Гаара
Рейтинг: NC-17
Жанр: сёнен-ай; angst; POV Какаши;
Размер: midi
Состояние: закончен
Дисклеймер: Кисимото Масаси
Таймлайн: события происходят до начала Шиппудена.
Размешение: разрешено


У него были красивые стопы.
Я обратил внимание на это, так как он стоял босиком. Сверху на нем был кожаный плащ с чужого плеча, двубортный. Застегнутый. Размера на три больше. Треугольник горловины был слишком глубок. Плечи неестественно выдавались в стороны, рукава он подвернул. Над лацканами белела тонкая шея, в темноте она показалась мне очень длинной.

Он стоял и таращился на меня из подлобья этим жутким взглядом… хотя нет, не таращился, скорее сканировал. Светлые остановившиеся глаза без зрачка, хотя в темноте я все равно не смог бы его различить. Мне всегда было не по себе от этих глаз, как от выставленного напоказ уродства. И кроме того встреча глазами, если речь не об убийстве, неприлична. Поэтому я смотрел ему в переносицу, нагрузив периферийное зрение. Конечно, он это видел; полагаю, мало кто встречается с ним взглядом. Поэтому смотрел, не мигая, прямо в заднюю стенку моего черепа. Интересный тест.

Его грудь пересекал ремень или пояс, на котором крепилась Песчаная тыква. Плащ доходил до лодыжек, и они были голые.

…Я поймал себя на странной мысли. У него было словно четыре запястья: два на руках, и два на ногах. Я вдруг забыл, как называется эта часть тела, где голень переходил в сустав, к которому крепится стопа. Сужение, овальное расширение, снова сужение… в лунном свете я мог разобрать каждое сухожилие, две выпирающие косточки по бокам, лучевой прострел стопы, углубление свода перед пальцами. Сами пальцы – по три четкие фаланги на каждом, кроме большого. Большой палец напоминал каплю, если бы ее скорописью начертал каллиграф: ничего тяжелого, лишнего. Говорят, предсуставное сужение большого пальца - знак дипломатических способностей. Символ скрытого коварства. Красивые вещи часто коварны, таковы некоторые лица и многие виды оружия. Его стопа заканчивалась ассиметричным удлинением, словно виноградная кисть. Так бывают красивы лапы некоторых животных, выдающийся мыс, хищные заострения, глянец скрытых когтей, мягкость оболочки. Он стоял в примятой траве, и по-хорошему я не должен был различать детали, там вокруг было полно клевера и пастушьей сумки, и каких-то длинных сорняков.

Почему я думаю о его ногах?
Наверное, той ночью впервые представил, какие отпечатки они оставляют на песке. Я люблю читать следы и хорошо умею это делать. Я видел много разных ног, но никогда толком не обращал на них внимания. Что может быть интересного в мужских ногах? Большие шаги, широкие стопы, мозоли от гэта, пыль, рубленые линии, толстая подошва. Разглядывать ноги не принято, это нескромно. Конечно, если речь не идет о женщинах. Ноги гейш отличаются от ног ойран, и еще сильнее – от ног замужних женщин. Но все это не важно. Даже у женской стопы бывают недостатки. Растопыренные пальцы, разная их длина, ряд коротышек с торчащим верзилой, слишком утопленные ногти, полумесяцы красного лака среди вспухших холмов – знак тщеславия, лягушачий свод, милая косолапость… До нынешнего момента это не имело особого значения.

Я смотрел на ноги подростка, и понимал, что ничего не знаю о ногах своих друзей.

…Мне следовало думать о том, отчего он босой. Плащ на нем принадлежал Морино Ибики. Лацкан пересекала глубокая царапина. Помню, как я сам таращился на нее сотню лун назад.

- Рад видеть вас, Кадзекаге-доно, - захлопнул я книжку.
- Добрый вечер, Хатаке-сан.

…У него был низкий, хрипловатый, вязкий голос. Словно издевающийся сам над собой. Отчего я этого не заметил прежде? Может быть потому, что всегда смотрел на него как на чужого ребенка с неуправляемым честолюбием. Еще один будущий триумфатор. Его голос казался мне механическим, а слова не сулили ничего кроме проблем. Хотя все, что он прежде говорил при мне, было слишком серьезно для ребенка. Это неприятно резало слух. Я никогда не разговаривал с ним и не уверен, что нашел бы верную интонацию. Что-нибудь примиряющее, не обязывающее… возможно шутливое. Теперь его голос сломался, ему должно быть лет 15… или даже 16… он стал юношей. И, что немаловажно, теневым правителем страны. Он Тень Ветра.

Трудно найти более неудобную кандидатуру. Как он управляется?..

…А каково жителям Суны?.. Интересно, передо мной стоит законченный диктатор, или его просто используют песчаные Старейшины, держа на коротком поводке?..

…Я разумеется тут же вспомнил про Наруто, который третий год не дает о себе знать. И тут же забыл о нем.

- Думаю, вам стоит знать некоторые вещи, - сказал он, сверля меня глазами. – Простите, что мы встречаемся на этом блокпосте… я знаю, что вы недавно вышли из госпиталя…

- Ерунда, - примирительно поднял я руки. Хотя чакра моя восстановилась лишь на четверть, я был в порядке. Ни одной серьезной раны, обычное истощение, теперь небольшая рассеянность. – Кстати, вы тоже выглядите так себе, Кадзекаге-доно. – Я смерил его взглядом, задержавшись на запавших глазах. Он выглядел слишком взросло, это было неправильно. – Может быть, мы присядем?...

Он развязал свой ремень, снял тыкву и сел в траву. Движение, которым он запахнул плащ, было красноречивым. Мне показалось, что под плащом он совершенно гол.

- Да, - сказал он. – Еще раз прошу прощения… я не могу прогуляться с вами по лесу… я очень долго шел к вам. Вы знаете что-нибудь о людях, которые называют себя Акацки?...

Луна медленно затягивалась тучами. Мы сидели в траве на Третьем Конохском блокпосте. Я сам указал это место. Письмо правителя деревни Скрытого Песка застало меня дома среди пивных банок. Я расслаблялся после месячного отсутствия и больничной койки. Может, в мое отсутствие что-то произошло? Честно сказать, я уже не помнил, какой оставил Коноху. Анко, Генма, даже Хокаге ни словом не обмолвились… Я не знал, что Кадзекаге в Конохе. Видимо, это дело АНБУ. Не мой уровень. Зачем он мне написал?..

- Насколько известно, это организация нукеннинов, - ответил я на вопрос. – Международные преступники класса S. А вы знаете больше?...

- Я знаю человека из Суны, - сказал он. – Красного Скорпиона. Мать его отца до сих пор жива. Я нашел в нашем архиве досье. И я встречался с другим из них. Вашим соотечественником. У него любопытные техники додзюцу. Принудительная иллюзия… Если бы не она, я не разговаривал бы с вами. Ваш специалист оказал мне помощь с последствиями. Правда, я ушел через окно… он не знает. Я должен вернуться, чтобы он закончил.

- Прошу прощения, - наклонился я. Шквал информации обескураживал. Говорил он, действительно, как воспроизводящий аппарат: ровно, без интонаций, и без всяких эмоций. – Вы ушли из палаты наблюдения АНБУ? После встречи с человеком по фамилии Учиха?

- Да, я хотел посмотреть на его геном вблизи… в действии.

- Зачем? – дурацкий вопрос, я сам понял. С какой стати ему отвечать? – Он что, был в Конохе?..

- Да. Недалеко от Конохи. Я очень глупо столкнулся с ним… Я спровоцировал его.

..Бледно-зеленые глаза смотрели на меня насмешливо и пристально. В воздухе сгущалась гроза.

- Зачем вам это было нужно, Кадзекаге-доно? – прищурился я. «Что вообще ему нужно?», - соображал я.

- Я хотел испытать то же самое, что пережили вы, - сказал он. – Я… люблю вас.

* * *

…Наверное, я должен был понять, что это фарс, политическая уловка. Воронка зыбучего песка, предназначенная лично для меня. Или заподозрить, что меня накачали в госпитале спецхимией с отложенными галлюцинациями. Происходящее походило на сюжеты книг, которые я постоянно читаю, чтобы разгрузить голову. Немного авантюрности, немного тайны, немного эротики, немного нелепости, ночь, живописная природа, близкая гроза. Дзенин с прошлым и юный правитель, солдат и демон.

…Нет, я ничего не желал знать о последнем.
Не хотел выяснять, что именно и откуда он знает обо мне. Подростки бывают очень упорны и крайне навязчивы в преследовании своих целей. Может, медсестра проболталась. Или ребята из команды Куренай.

- Я знаю, о чем вы думаете, Хатаке-сан, - сказал он. – Это похоже на книжки Джирайи-самы. Я ни одной не читал, потому что в Суне такая литература запрещена. Но мне пересказали две. У меня есть сюжет, однако никто не может написать его. Он о политике, государственной измене и любви. Там много крови. Я не умею писать книги, поэтому решил прожить то, что не дает мне покоя.

- Вы пришли поговорить о книгах? – откинулся я на траву. Зря я решил, что разговор будет быстрым и деловым. Каждая новая фраза расшатывала найденный баланс. Хотя это было по-своему интересным.

- Нет. Я хотел поговорить об Акацки. Я имею архив на пять человек. Хочу обменять его на ваш.

- Почему вы не поговорите об этом с Хокаге?

- Я не доверяю женщинам.

Я пожал плечами. Не известно, что у него на уме, но предложение было нужным. Параллельно пришла мысль: он может лгать.

- Отчего бы вам не обсудить это с капитаном АНБУ Морино Ибики? – я указал на его плащ.

- Потому что я хочу обсудить это с вами.

Очень непривычный довод. Я поднял бровь. Все равно он этого не увидит.
Видимо, он заметил или угадал.

- Если хотите знать мои мотивы, вот они: Ибики-сан штабной работник. Он работает с готовой информацией, которую получает через отчеты, либо с той, которую получает в допросном отделе. Акацки не являются для него приоритетной проблемой. Отчеты могут быть… не полны. Память искажена или стерта. А вы разведчик и работаете в аппарате Хокаге на других основаниях… я пока не разобрался, на каких. – С каждым его словом я охреневал и очень жалел, что не могу выпить немедленно. Это что, мальчик 16 лет?.. - В любом случае, вы ведь учили Узумаки Наруто?... Если то, что я знаю, правда - вы точно заинтересованы, Хатаке-сан. Значит, вы знаете то, что неизвестно Хокаге и АНБУ. – И тут он приоткрыл губы. Хищная белая улыбка, два удлиненных клычка.

В воздухе запахло электричеством. Мысленно я спросил себя, отчего жизнь столь неудобная штука. Почему бы сейчас не вызвать своих собак и не помчаться с ними через лес, пьянея от близкой грозы, ломая ветки, дыша полной грудью почти здорового человека?... Почему я сижу здесь и слушаю это?

Потому что ты любишь родину, - сказал внутренний голос. – И потому что мальчик прав. Он джинчуурики, как и Наруто. Акацки охотятся за Хвостатыми Зверьми. Для него это – дело жизни в прямом смысле слова.
…Но неужели его собственная разведка столь слаба?

- Я знаю не так много, - сказал я. – Акацки носят особые кольца, это род связи либо другая техническая необходимость. Работают парами. Их база в Стране Дождей. Они очень опасны, так что вряд ли стоит слушать кого-либо из них или пытаться расколоть. Вы поступили легкомысленно, общаясь с Итачи Учихой.

Он смотрел на меня странным взглядом, надбровные дуги сошлись. Я сказал глупость?..

- Вы не помните, Хатаке-сан, что говорили мне в прошлый раз? Про Итачи Учиху?

- Я что-то говорил?.. – какой прошлый раз?.. - Признаться, не помню. – Я потянулся к поясной сумке и вынул флягу.

- Да, вы писали мне о его технике Шарингана. (Я?!) и сказали, что Итачи – несчастный человек, который любит Коноху. Что он не предатель.

…Я вынул пробку, и теперь сидел с раскрытой флягой. Напряжение, казалось, вливалось в меня не только из воздуха, но и через почву. В кронах шумел ветер. Я ничего не понимал. Я не мог сообщить подобные вещи этому мальчику, кем бы он ни был. Это тот уровень откровенности, который недопустим даже в компании старых друзей.

- Хатаке-сан, - сказал он. – Прошу простить меня за этот разговор, но вы мне дороги. Я должен сделать это. Вы потеряли память.

* * *

…Он лежал напротив меня в высокой траве, не близко и не далеко. Пил из моей фляги – жадно, залпом, словно что-то сжигало его изнутри, гнало вперед, какая-то щенячья неразборчивость. Во фляге был медицинский настой на 72 градусном спирту.

Неужели я действительно занимался с ним любовью?... Я ничего не помнил. Может быть, я был тогда счастлив, куда счастливее чем теперь. Был ли я влюблен в него? Я действительно сравнивал его волосы с лепестками сунских маков? Это странно, невозможно, немыслимо. Я люблю женщин. Всегда любил их. Как бы то ни было, он не в моем вкусе. Я не люблю эксцентрику. Не люблю экзотику. Я спокойный человек, у меня одинокий налаженный быт, я стремлюсь к скуке, потому что ее так мало в моей жизни. Все, кого я любил, давно мертвы.

Неужели он действительно попал под Тсукиеми из-за меня, и это не голос его гордости?.. Что сделал с ним Итачи?... Непроницаемая маска лица. Неужели он позволил Ибики копаться в своей голове?... Как он смог уйти, там кругом охрана?... Снял Ибиков плащ и вышел?... Почему он голый? В каком состоянии он попал в палату АНБУ?

…До чего докопался Ибики? И – по кругу – что делал с ним Итачи? Что он сделал вместе с Итачи?.. В каких обстоятельствах включился Шаринган?... Что за провокация?..

…Знает ли Ибики все то, о чем теперь знаю я?...

Он лжет, - продолжал убеждать меня разум. – У него нет ни одного доказательства. Шиноби Суны заключали союз с Орочимару. Они работали против Конохи. Он работал против Конохи, был отвлекающим маневром, когда Орочимару убил Третьего. Это может быть до сих пор актуально. Сидящий передо мной человек – неконтролирующий себя убийца, он начал убивать с четырех лет. Нет, гораздо раньше. С момента рождения. Теперь его ум догнал его нин-техниики, и… я все еще не представляю, отчего не встаю и не растворяюсь в листве.

Глупо и тягостно говорить о прошлом в два часа ночи на заброшенном блокпосте. Но я чувствовал обращенное на себя желание. Хотя нет. Это было что-то иное.

Он вернул мне флягу.

- Я никогда не ставил вам условий, Хатаке-сан, - сказал он негромко, отчего его голос стал бархатным и одновременно печальным, но в нем присутствовали шумы, некие всполохи интонаций. Если бы голос имел цвет, этот был бы темно-вишневым. – И никогда не поставлю их, знайте о том. Вы вправе ничего не помнить и вправе не любить меня. Я никогда не был любим, и полагал, что готов жить без этого. Надо отдать вам должное – вы не лгали мне, что любите. Но есть вещи, которые ни с чем не спутаешь. Моя любовь к вам была такой огромной, сияющей, словно… выламывалась из моего тела, я был не в состоянии молча носить ее в себе, она рвалась наружу как вопль радости, как… свет. Понимаете? Это были самые счастливые дни в моей жизни. Они пахли вашим Райкири, которое вы применили ко мне не то из любопытства, не то для понятной самозащиты... Все произошло мгновенно, словно в этом не было человеческого решения. Словно все было решено с первого слова, которое сказали не то Вы, не то я.
Поэтому я поклялся, что буду преследовать вас до конца своих дней, вы – моя добыча, если вы откажетесь от меня – я сломаю вам каждую кость, вырву их из грудной клетки и ворвусь туда песком, как в разоренный храм, чтобы понять, по ком рыдают мертвые, чтобы ласкать каждый нерв вашего тела, чтобы быть с вами с изнанки кожи. Если ваш левый глаз будет превращать вас в истощенный труп, я вырежу его и войду в глазницу, а если вы умрете – я достану вас с того света, и напомню о себе. Месяц назад вы словно надломились… вы сказали мне, что не можете выдерживать такое напряжение… Прошу вас, относитесь к этому теперь как пожелаете. Но вы должны знать. Так чувствую.

Я сидел и тупо ерошил волосы на затылке. Политика, Акацки, вероломство Суны, охота за биджю, стратегия АНБУ, даже результаты моей последней миссии – все это утонуло в тумане. Беда никогда не приходит одна. Да, настоящая проблема лежала передо мной в траве, и ее размер действительно имел демонический размах. Я ничего не помнил. Я никогда не слышал подобных слов. Я наверное даже не представлял, что они существуют. В шиноби напротив меня без всякой границы соединились высоты любовной поэзии с самой глубокой страстью к разрушению, дух и плоть словно поменялись местами.
Я отвернулся, оттянул край маски и выпил.