Название: Великий человек
Автор: Юнис Византия
Бета: Wvabra
Пейринги: Дзирайя/Какаши, Дзирайя/Минато, Какаши/Ирука, Цунаде/Шизуне... кажись, все, ах нет, еще Минато/Какаши - да ладно, это шутка была )))
Статус: закончен.
Жанр: POV, экшен, романс
Рейтинг: R
Таймлайн: после гибели Третьего хокаге
Предупреждение: АУ, ООС, возможно, нарушение канона значительно более допустимого
Посвящается: ему и больше никому )))
слова:
ханси (ханши) – учитель учителей.
гэта – деревянная обувь с двумя параллельными каблуками.
акунин – злодей, но такой сильный злодей, заслуживающий признания в качестве противника.
кицунэ - лис.
химэ – хонорификс (приставка) к имени женщины родом из благородного семейства, что-то вроде "княжны", здесь оно звучит немного иронично, но Цунаде иногда действительно так называют, ведь она внучка Первого.
маваси – пояс спортсмена в виде набедренной повязки, похож на маленький фартук, на котором обычно стоит метка школы или герб семьи.
читать дальшеЗдесь наверху, на открытой террасе нет облаков цементной пыли и не так слышен стук. Вся Коноха стучит, как лес сумасшедших дятлов. Стучит и воняет краской. Коноха отстраивается.
Не впервой.
– Вон там, видишь, был сквер. Там славно пьянствовалось в дни моей юности...
...с одной любительницей глубоких декольте.
– А теперь понатыкали каких-то ларьков, палаток – черте что!
Он посмеивается, щурит свой видимый глаз.
– Маа... Раньше и деревья были выше и девки краше.
– Девки были краше, безусловно, – на полном серьезе отвечаю я, – зато теперь они намного податливее.
И смотрю искоса на твою реакцию. Определенно ты стал сильнее и умнее, мой мальчик. Ты больше не стискиваешь зубы, и под маской не наливаются тяжелые скулы. Может ты вовсе перестал ревновать? Но следующая фраза меня в этом разубеждает.
– Просто вы давненько не бывали в нашей деревне...
Это упрек. Церемонно вежливый, как и ты сам. Скажи еще "Дзирайя-сама"...
– ... Дзирайя-сама.
Ну, теперь это уже даже не упрек, а полный пинок. Мино на твоем месте пнул бы по-настоящему, коленом под зад. "Ты забыл меня, старый козел. Просто так уже и прийти не можешь, вылазишь из постели и все забываешь сразу" – и ощерил бы свою белозубую пасть с выступающими клыками. А ты выносишь мне аккуратное порицание за то, что никогда я не ищу тебя сам. Ты не Минато, ты другой. Глаза чуть навыкате редко смотрят прямо, чаще в сторону, вверх или вниз, в крайнем случае — по касательной. Ветерок шевелит волосы, торчащие на манер чуткого собачьего уха. Маска кажется абсолютно бесстрастной — эластичная ткань плотно прижала расслабленные губы, и рта словно нет на твоем лице — невозможно угадать, о чем ты думаешь. Если не знать наверняка.
Ты хорошо осведомлен, сколько времени я провожу в Конохе и сколько за ее пределами. Еще бы! Разведделу кто тебя учил? Я. Так что это просто игра.
И по законам этой нашей игры я сейчас должен скорчить плутовскую рожу и как-нибудь обиняком показать, что я не только белый, но и пушистый. Для тебя — всегда. А ты рассмеяться благодарно своим глуховатым смехом. Что это за смех такой у взрослого мужика: "хе-хе-хе"? Хочется тебя хорошенько пощекотать, чтобы ты заржал в полный голос. Потому что такое ведь тоже бывает, а моя память куда более скрипучая, чем ты думаешь — я плохо забываю.
* * *
Четыре месяца назад я вернулся на родину. Сразу в деревню я и не думал соваться — хвала Ками, моя старенькая хижина на склоне все еще стоит. Обиталище отшельника. Когда-то я ведь и вправду собирался стать отшельником. По семейным обстоятельствам... Я никогда не умел правильно относиться к сексу, а теперь уже и поздно учиться.
Одного взгляда хватает, чтобы понять — хижина не просто стоит. Кто-то здесь бывает регулярно. Подгнившее нижнее бревно с северной стороны заменено на свежее. За домом у горячего источника лежат плоские камни, которых раньше не было.
Я снимаю гэта и сажусь на них, опустив в воду ноги — удобно. Здесь мне всегда хорошо. Здесь сходятся вместе три мои стихии — вода и земля и огонь. Цуне как-то сказала, что если все смешать, получиться булькающая грязь, которая ей больше всего меня напоминает. А я ответил, что ее язычок всегда напоминает мне маленького розового слизняка, который все еще пытается меня укусить, забыв, что у него нет зубов.
А кто здесь бывает, я тоже знаю. Чистые кисти, свежая тушь и киноварь выдают в госте мастера печатей.
Русло лесной речушки заросло камышами и осокой. Сюда, на мелкую воду, к корням приходят кормиться здоровые карпы.
Рыбачить здесь бесполезно, а вот охотиться самое оно. Охота на рыбу. Не говорите мне, что такого не бывает.
Для остроги подойдет любая прямая ветка, только заточить или обжечь с одного конца. Высокие дощечки гэта позволяют удобно устроиться на мокрой кочке. Просто сижу и смотрю в воду. Вот он подплывет, шевеля плавниками, рыбий рот открывается, оскабливает сочный стебель — грех не посмотреть на такое хоть минуту.
Острога бьет коротко и точно, как лягушачий язык. И вот у нас уже есть одна рыбка. Только короткий всплеск и снова сонная тишина повисает над камышами. На забрызганном листе качается радужная стрекозка, словно прилипшая, даже не взлетела.
Уже поднимаясь по тропинке к дому, я чувствую чужое присутствие. На помосте перед домом сидит мой постоялец спиной ко мне, он не собирается прятаться.
– Явился, квартирант?
Острога со снизкой рыбы глубоко вбивается в столб, поддерживающий крышу. Я сажусь рядом и разуваюсь не глядя на него. Жду, когда заговорит первый.
– Теперь, наверное, уже поздно спрашивать разрешения. Я сюда прихожу. Иногда.
– Отлеживаешься, когда подсадишь чакру?
– Бывает.
– Сколько раз было за полгода?
Когда я смотрю пристально, людям обычно хочется спрятаться, даже самые распальцованные якудза западных стран делают такое движение, словно надеются втянуть голову под панцирь. Только не этот.
Я сдираю с кисти зашитую в ткань пластинку протектора и протягиваю руку. Пальцы повисают над верхним краем маски. Это мой немой вопрос: "можно или нет?". И он слегка наклоняет голову — можно.
Когда-то Мино заставил пацана носить маску в качестве наказания. Когда застукал его с осколком зеркала. Гордые черты Сакумо уже начали тогда объединяться с красотой матери-северянки во что-то свое, особенное. Застукал и пристыдил. Что до меня, так я бы еще и навешал и был бы не прав.
Потому что наказание мальчишка воспринял очень серьезно и носил, почти не снимая. Потом носил, как наследство от Минато. А уже потом наступили времена, когда эта маска сослужила нам службу и не одну. Теперь у нее, наверное, появилось еще одно назначение — скрывать сорокалетнее лицо тридцатилетнего мужчины.
Но все не так уж и плохо, если вглядеться. Морщин пока нет, правда, под глазами уже наметились возрастные стрелки, кожа на скулах натянулась, обострились нос и подбородок, но носогубные складки еще не проявились и впадина под скулой едва заметна. Хорошее лицо, красивое. Я могу сказать это вслух и с удовольствием, потому что это означает, что Какаши помнил все мои советы. И хотя шаринган укорачивает его жизнь и молодость, все еще не так фатально.
По крайней мере, сейчас.
– Лет на пяток я тебя подновлю, а там, как сам знаешь. Старайся не дряхлеть раньше времени — не подводи меня.
– Я постараюсь, ханси... я постараюсь...
Через три часа я достаю его из горячей воды и начинаю разминать каждую мышцу. До того, как иглы пойдут в ход, тело должно стать эластичным и живым каждой клеточкой. Непривычная к покраснению кожа, сначала покрывается мраморным узором, потом наконец снова разогревается. Но этого мало, она должна светиться розово-алым, суставы поворачиваться на все положенные градусы, которых у шиноби больше, чем у обычного человека, каждый мускул растягиваться вдвое.
– Что с твоим голосом? – спрашиваю, отводя ему за спину локти. – Что за старушечье кряхтение. А ну-ка кричи.
Наклоняюсь к лицу — губы стиснуты.
– Ты не понял меня, парень. Твои легкие заполнены сжатым воздухом — это не лечение. Я хочу, чтобы ветки гнулись от твоего голоса. Вот так! Еще громче!
* * *
Чего бы мне конкретно сейчас не хотелось, я стараюсь быть предельно серьезным. Потому что начало разговора ты обязательно воспримешь в штыки. Это уж я тебя знаю.
Душа у тебя хорошая, а натура мерзкая. Широты в тебе не хватает. И как только я скажу первые слова, вся эта натура обнаружит себя в одном приступе собственничества.
– Какаши, я, пожалуй, заберу Наруто под свою опеку.
– О чем это вы?
Ну что я говорил? И это после того, как ты бросил мальчишку.
– Да бросил. Ты серьезно прокололся, как учитель. У тебя было два ученика, вышедших в финал. И обоим достались сложные противники. Ты выбрал одного из них и начал его тренировать. А второго ты просто слил. Повесил его на этого элитного клоуна. "Мы так в вас верим, Дзирайя-сама"! Наверное, ты все просчитал и взвесил, как тебе казалось: Гаара действительно нешуточно опасен, а победить Хьюга Неджи у Наруто просто нет шансов.
И ты отправил его "постигать основы". Прекрасно зная, что как раз основами Неджи не взять. У Неджи другие основы. Против него годились только стратегия и вера в победу. Ты лишил Наруто и того и другого. Ты проиграл за него его бой, Какаши. Ты хочешь еще открыть свой рот и что-нибудь мне возразить?
Тишина. По бетонной площадке скользят тени облаков. Под темной тканью дергается кадык. Один раз. Надеюсь, в горле у него стоит хороший комок. Потому что у меня еще не все.
– Кроме того, ты прокололся и как ученик. Как мой ученик. Как мастер печатей. Ты проглядел Печать Пяти Элементов. Хотя тебе было известно, с кем парень дрался в лесу. И ты мог догадаться. Просто приподнять хитай и взглянуть на пацана левым глазом. Мог? Это преступная небрежность, потому что на кону стоят жизни. В результате Наруто запросто мог выйти на арену со сковывающей чакру печатью, и с твоими дурацкими основами под мышкой против парня, который, чуть не положил в отборочных собственную сестру. Тебе есть что сказать? Хорошо, тогда я продолжаю. Ты проиграл за него. А он выиграл за тебя, за себя и за того парня. Так что, если ты думаешь, что сильно отличаешься от Гая — выброси это из головы. Ты сейчас по чистой случайности не на его месте.
Мне удалось договорить это все, ни разу не громыхнув голосом, и теперь я рассматриваю побелевшие костяшки его пальцев, вцепившихся в перила. Оправдываться не в его характере, но чтобы просто стоять колом и молчать... надо думать, гению достаточно хреново сейчас.
– И тем не менее, ты оказался очень хорошим учителем...
– Нет.
– ... потому что в противном случае, он бы просто не выжил. И я забираю его у тебя не из-за твоих ошибок, а совсем по другой причине.
* * *
Когда длинные иглы входят на свои места, на лице появляется выражение блаженства. Как и любой из нас в боли он не видит ничего неприятного — столько ее пришлось перенести в жизни, что без боли уже и не чувствуешь, что что-то происходит. А когда ты знаешь ее пределы и уверен в ее безопасности — она может превратиться в настоящее удовольствие — это мне знакомо.
Теперь остается только одно — четко отмеренная доза чакры в каждую из игл.
– Можешь смело закрывать глаза и спать.
Но он и не думает слушаться. Влажные глаза блестят сумасшедшинками. Я извлекаю иглы и подвожу итоги. Квалификация наших врачей по-прежнему заслуживает одобрения — два из четырех ранений я мог бы и не заметить. И только легочные точки выдают, что долгое пребывание под водой не прошло совсем бесследно.
– Готово, – последняя игла покидает тело, – Все.
– Нет, еще не все.
И пальцы, которые берутся за мои плечи, совершенно стальные такие пальцы, которые так же, как и иглы, не боятся причинять боль.
– Эй, не разводи меня! Ну никакого уважения к великому человеку...
Иногда мне кажется, что я не тобой самим дорожу, а только тем, что тебя оставил мне Минато. Веселый, ласковый Мино, который умудрился одним махом осиротить всех, включая нас обоих.
Но когда ты отдаешься так, как сейчас, и как умеешь только ты... Такие мысли больше мне в голову не приходят. Конечно, ты. Конечно, тебя. Конечно, тобой и для тебя.
Смотришь прямо, как на врага, только брови выгнуты дугой. И все это действительно начинает чертовски напоминать поединок. В минуты исступления и полного бесстыдства, ты так мало напоминаешь себя обыкновенного, что это просто невозможно забыть...
– Ты действительно великий человек, ханси...
– Абсолютно, – подтверждаю я.
А что я могу еще сказать, если это правда?
Потом мы снова сидим на помосте у дома, пьем терпкий самогон из диких слив. И разговариваем о делах.
* * *
– Странные детали сопровождали эту войну, тебе не кажется? – прищуриваюсь на солнце, – Во-первых, враг предупреждает нас о нападении, чуть ли не опередив собственную разведку.
Вскинулся. Голова заработала. И правильно, чем жалеть себя...
– Я не тронул Якуши Кабуто, потому что считал его объектом твоей вербовки.
– Я его не вербовал.
Думай, думай, думай.
– Значит, либо у нас есть тайный союзник...
– Что в реальной политике представляет собой область фантастики, – кидаю реплику.
– ...либо у Орочимару тайный противник.
– Вот над этим уже можно поразмышлять.
Какое яркое все-таки солнце сегодня, а облачка совсем кисейные — путной тени не дождешься.
– У тебя есть хорошая догадка на этот счет, – тон утвердительный, но неприкрытый глаз смотрит вопросительно.
– Хорошо. Рассматривай это, как догадку. Некоторое время назад Орочимару сближается с группой нукенинов, потом так же резко с ними расплевывается. Вообще-то такие вещи происходят регулярно. Но эти ребятки сразу заставили меня думать о себе в серьезных выражениях.
– Почему?
– Потому, что вели себя они до крайности несерьезно. Предположим, собрались девять мужиков, о чем-то между собой договорились и приступили к выполнению. О чем они договаривались, мы с тобой никогда не узнаем, пока не увидим результат их договоренности. Вместо этого они придумывают себе прозвище: грозное, но поэтичное, пошивают всем одинаковые плащики яркой расцветки и начинают повсюду тусоваться парочками.
– Хм... Яркие плащики это тема для тайного общества. А название?
– Акацки.
– Игра слов? Чтобы лучше запоминалось.
– Именно.
Ухмыляется, пальцы рук непроизвольно пошевеливаются в карманах, будто что-то ищут — соображает.
– Ну что я скажу? Либо они в течение недели захватят этот мир, либо они что-то делают неправильно.
– Это не мальчики из Академии, Какаши. Это бывалые акунины со стажем. Они знают, что делают.
– А мы знаем? – быстрый взгляд в мою сторону, я приглашающе улыбаюсь, – Так. Настоящей акцией прикрытия этот фарс быть не может, во всяком случае, нас таким образом они вряд ли собрались дурить. Это первое. Второе — разрыв с Орочимару мог бы быть настоящей акцией прикрытия, но...
– Но тут появляется Кабуто-сан.
– Да. А ниточка тянется к ним? Ты уверен?
– Уверен.
Зрачок заметался в глазу, пальцы перестали шевелиться.
– Все это плохо, ханси... Они делят шкуру неубитой Конохи. Это значит, у них есть такой план, за который они готовы рвать друг другу глотки. Действующий план...
– И я тоже так думаю.
Некоторое время мы оба молчим, и звуки строящейся деревни долетают до нас. Когда стоишь на зыбкой почве догадок, бывает необходим такой разговор. Выдаешь собеседнику информацию порциями и сравниваешь его ход мыслей со своим. Если твой собеседник не глупее тебя самого, то вероятность ошибки падает.
– Ты прав, их надо рассматривать серьезно. Никаких явных целей они не обнаруживают, так?
– Да нет, как раз обнаруживают. Представь себе. Они шибаются в этих своих ярких плащиках по градам и весям и только что не кричат на всех перекрестках, что ищут хвостатых демонов.
– Какой-то идиотский блеф...
– Если это блеф. Как ты знаешь, один из многих способов соврать — сказать правду так, чтобы тебе не поверили.
– Ты хочешь сказать, что они нашли способ использовать зверей, как источник чакры?
– Ты про мифический "новый способ"... чтобы вынимать зверя, как кунай из кармана и класть обратно, когда не нужен.
Я подавляю вздох: раз в двадцать лет распространяется слух про рождение этой новой техники и каждый раз после этого Скрытые деревни недолго трясет паническая лихорадка. А потом все потихоньку успокаивается.
– Нет, я не думаю, что они его нашли. Я даже не думаю, что они его ищут. Учиться укрощать демонов надо на собственном опыте, а этот опыт часто бывает последним. Да и не доверяют они друг другу, всегда есть вероятность, что другой член шайки решит воспользоваться "старым способом", а тебя изберет в качестве жертвы. Ведь с жертвами тоже будут проблемы. Простой лавочник тут не подойдет, нужен кто-то вроде...
Зачем я делаю эту паузу?
– Кто-то вроде меня или тебя. Или одного из них. Стал бы ты при таком раскладе играться с демоном, повернувшись спиной к товарищу? Не стал бы.
Он задумывается. Я слушаю, как ветер поет в проводах над деревней.
– Ты мыслишь, как герой, Какаши. Не считаясь со средствами. А ты мысли, как злодей, то есть, как умный человек. Тебе нужно что? Минимумом риска расправиться с максимумом противников.
– Действенный план... Удзумаки Наруто!
Вот теперь он просек. Даже пошатнуло гения моего.
– Как все просто!..
Ну, еще бы! Ведущее достоинство любого хорошего плана.
– Сдетонировать Наруто в пределах деревни.
– Не обязательно в пределах. Освободившийся Лис обязательно нападет на Коноху, примчится с другого края света.
– По старой злобе?
– По закону природы.
– Ханси... Почему Кьюби вообще напал на Коноху?
Вот за это я никогда и не любил вас, мудрое старичье, рассевшееся в залах резиденции хокаге. Вот за это я и спорил с тобой постоянно, учитель, мир твоему праху. Ограничили, изолировали молодых, надели на них шоры своих собственных страхов. Про то нельзя говорить, про это думать. Ваш идеал это молоденький учитель с хвостиком, как его там зовут, не помню, который все время с огнем в глазах рассказывает детям о долге умереть за родину. Лучше бы, гад, рассказал, как бывает на самом деле. Хотя откуда ему знать, продукту стариковской идеологии: "Мы все молодые листики, и в нас есть Дух Огня. Больше нам ничё не надо! Банзай!" У меня рыло перекашивает на сторону, когда я на это смотрю.
– Кицунэ, Какаши, — одно из великих хтонических чудовищ этого мира. Они здесь появились не просто так. Это хранители равновесия. Человек, знаешь ли, природе не свойственен, поэтому его надо было все время держать в рамках.
– Понятно. Монстры-надзиратели.
– Можно так сказать. Конкретно Огненный лис был ограничителем чакры. Чакра, тапас, мана — в разных местах ее называют по-разному. Накапливать ее и управлять ею могут только духовные существа. Но если в одном месте мира скапливается чакры достаточно, чтобы разрушить большую его часть — равновесие нарушается и туда является Лис. После его прихода обычно нет людей и нет проблем.
– А Коноха — это место самой большой концентрации чакры?
– Да, и не только из-за людей. Хотя и из-за людей тоже. Ваша Академия выпускает по нескольку генинов в год, и большая часть становится чунинами. А другие деревни много нам присылают? Учитывая, что этот год был еще урожайный. Но и не это самое главное. Печати, Какаши. Искусство печатей процветает именно здесь, а печать — концентрированная чакра. Даже если библиотеку хокаге поставить в чистом поле, и то я думаю, она притянет Лиса.
– Поэтому они и разбились на парочки, эти твои Акацки?
– Правильно соображаешь. На случай, если кто-то из них перестарается и шарахнет раньше времени. Но им-то вместе быть совершенно незачем. После того, как здесь образуется ровная площадка, – я обвожу рукой, прекрасный вид с террасы,– они преспокойно порвут мировую карту на части и каждый возьмет себе по кусочку.
По движениям маски я вижу, как он кусает губы.
– Получается, Орочимару провел для них разведку боем?
– Да уж, попался, старый дурак. Но нам пока не он интересен, верно?
– Кабуто... Он поварился в самой гуще событий. То есть о Наруто Акацки знают приблизительно... всё.
– Лично я к вечеру первого дня знакомства знал о Наруто всё. Парень ничего скрывать просто не умеет. А о себе я знал все уже к концу первой минуты знакомства.
Смех наш ветер уносит в сторону леса. Что-то невесело мы смеемся сегодня с тобой, друг мой дзенин.
– По крайней мере, они знают, что это не Гаара. И раскупорить его не так-то просто.
– Да, Наруто не Гаара. Спасибо тебе. Или... ты ведь до времени держался в тени. Значит, с парнем работал кто-то из твоих протеже.
– Ирука-сенсей.
– С хвостиком?
Вот тебе и "банзай"! Мне показалось или в тебе что-то промелькнуло такое? Нет, наверное, все-таки показалось... Ладно, выбросим пока хвостика из головы.
– Но раскупорить его намного проще, чем Гаару. Вот тут ты ошибаешься. Берем тебя, Саске. Потом там, кажется, есть девочка? Да, Сакуру. Сенсея этого, конечно же. И начинаем вас методично склонять и спрягать. Тебя пытать можно долго, ты живучий, поэтому с тобой будут наиболее изобретательны. Саске просто постучат о стенку мордой, лучше всего руками брата, для пущего трагизма. Сакура открывает нам новые перспективы для насилия. А уж когда дойдут до Ируки-сенсея, Наруто сам снимет все печати и выпустит Лиса на все четыре стороны.
Ну, теперь мне точно не показалось. Подфартило школьному сенсею. Крепко подфартило. Интересно, он сам понимает насколько или нет?
– Поскольку меня в вашем замечательном списке еще нет, и поскольку я, как бы это сказать, наименее уязвимый элемент системы. Короче говоря, я сильнее, умнее и — чего там — даже красивше всех вас вместе взятых...
Хвостик, значит. Кто бы мог подумать!
– ...постольку Наруто будет пока со мной.
– Спасибо большое, ханси-сама.
– Разогнись, не корчи из себя недоумка. С сегодняшнего дня у нас с тобой начинается веселая жизнь. Гости у нас практически на пороге, так что глядим в оба.
– Гостей будет двое?
– Двое, но кто — не знаю. Придут они, скорее всего, в открытую, через ворота. И первое, что ты должен будешь сделать, это известить меня. Я беру Наруто в охапку, и мы уходим прогулочным шагом, талантливо показав гостям хвост.
Ладони сжимаются и разжимаются внутри карманов — беспокоится.
– А не лучше сразу и по-быстрому?
– Нет, не лучше. Не учите меня понтоваться, юноша. Я этим всю жизнь занимаюсь и собаку съел. Ты думай о другом. Вас возьмут в оборот сразу же и начнут, скорее всего, с тебя, как с самого сильного. Чтобы тебя нейтрализовать они могут и пренебречь эффектом твоих мучений. Так что команду ты свою распускаешь, чтобы не крутились под ногами. Я тебе уже ничем не помогу в этот момент.
– Не беспокойся, главное, чтобы все, что случится, случилось не на глазах у Наруто.
– Глазам Наруто я приготовил другое, более занимательное зрелище.
– "Не говори мне ничего...
– ... что я не мог бы рассказать под пыткой и гендзюцу". Нет. Это ты вполне можешь рассказать, с моими приветами палачу заодно. Я собираюсь посадить на ваш золоченый трон бывшую жену.
– О-о! – говорит Какаши и почему-то трогает скулу, – Цунаде-химе. Она по-прежнему сначала бьет, а потом спрашивает?
Пытаюсь припомнить, при каких обстоятельствах под удар попала черная маска и не могу. Зато легко вспоминаю события давности десятилетней или более.
* * *
И вот я стою, привалившись спиной к косяку дверного проема и сложив на груди руки. Занавеска из бус неприятно задевает лицо, когда мимо меня один за другим вбегает подкрепление.
Из глубины помещения доносятся однообразные звуки. Но мое ухо привычно расчленяет их на удары, падения тел и треск ломающейся мебели. Шарах — а вот это балка рухнула, не иначе. Изнутри в проем выкатывается человек с узлом волос на затылке и в сером юката с черной каймой. На мостовой он поднимается на четвереньки и обалдело трясет головой. Потом замечает меня.
– Никаких претензий к вашей жене господин! – кричит он, вытягивая в мою сторону ладони и отползая на коленках, – Никаких совершенно!
– Всё в порядке, – произношу я, киваю и вдруг осознаю, до чего страшно ему смотреть на мою улыбку.
Протягиваю руку, чтобы помочь подняться, но видимо это движение становится последней каплей и он уже несется, стуча босыми ногами вдоль узкой улочки. Я смотрю вслед. Меланхолично качаются фонарики под навесом соседнего дома.
Что-то слишком тихо стало внутри — это симптом финала. Цуне уже изрядно утомилась, и как бы ей не прилетело всерьез. Надо пойти, приглядеть, решаю я и отрываю спину от косяка.
Посреди разгромленного зальчика провинциального клуба — два бойца в стойке. Миниатюрная женщина и — ого — похоже, профессиональный вышибала. Здоровый мужик с голым торсом и поясом-маваси поверх штанов.
На вид ему уже не позавидуешь, но держится он хорошо. Прочие стоят, прижавшись к стенам.
Цуне и правда устала, дышит пока еще через нос, но уже тяжело. Такое милое сопение у нее выходит. Над изящной линией сведенных к переносице бровей бисеринки пота. "Бисерный пот покрыл ее высокое чело" приходит мне на ум — красивое выражение — обязательно запомнить и куда-нибудь вставить. Тем временем Цуне начинает сокрушительную атаку и... промазывает. Сказывается выпитое. Из последних, вероятно, сил мужику удается уклониться. Я сразу становлюсь его болельщиком и фанатом. Раз — и Цуне схватывает нокаутирующий в челюсть. Даже голова у нее слегка запрокидывается. Если парень сейчас не упустит шанса...
– Справа, – я толкаю его под локоть, пользуясь тем, что одно мгновение еще она ничего не видит и не слышит.
Справа получается своевременно, но не очень сильно.
– Отлично, – комментирую я завершение матча. – Ну и теперь еще разок.
И подставляю плечо, чтобы через секунду на него рухнуло тело, отправленное в мою сторону могучим финальным ударом. Устраиваю поудобнее, придерживая ладонью правой руки за поясницу.
Левой достаю кошелек и бросаю на пол, показываю хозяину пальцем на выломанную балку. Бедолага, у него мучнисто-белое лицо и он делает какие-то жесты — то ли протестующие, то ли соглашающиеся — не разберешь. Да, неважно — кошелек почти пустой.
Выхожу на улицу. На пороге меня настигает торжествующий рев. Это зрители чествуют победителя. Вполне заслуженно, по-моему, хотя, не подоспей я вовремя, лавров бы ему не досталось.
А ночь такая, что просто иди и наслаждайся. Рано здесь спать ложатся — кроме стука моих гэта, ни одного звука. Ночные бабочки садятся на белую юбку Цуне.
– Дзиро, – внезапно говорит она, отрывая голову от моей спины, – Дзиро, я проиграла...
И голос такой обиженный.
– Нет, любовь моя, ты выиграла. Ты всех победила, и мы идем домой.
– Домой, – говорит она радостно, и голова снова опускается, – Домой, в Коноху...
И засыпает, вися вниз головой.
* * *
Девчонок надо возвращать домой. Цуне, а также ее компаньонку-любовницу, к которой я испытываю совершенно отеческие чувства. Чем, кстати, не может похвастаться ни одна женщина с талией меньше семидесяти сантиметров.
Во-первых, Цунаде-химе скоро провалится — слишком уж заметным становится контраст между внешним и внутренним возрастом. Быть до такой степени странным, значит привлекать к себе лишнее внимание, а этого разведчик просто не может себе позволить.
А потом с Цуне в Конохе станет повеселее, может, откроются какие-нибудь заведения. Если в ближайшее время мне придется здесь появляться, то не помешала бы некоторая оттепель, а может даже и сексуальная революция в суровых местных нравах. Ну и, наконец, других вариантов у нас просто нет. Ибики свой отдел не бросит, Какаши пока еще мне нужен деятельным. Особенно если внешняя разведка лишится Цуне, то на отдельные операции все чаще придется привлекать его. Так что маску пока придется ему носить. А Цуне будет носить шляпку, что ей очень к лицу, и оттачивать свой нерастраченный материнский инстинкт на терпеливых конохцах.
Можно полной грудью вдохнуть ветер над деревней Листа и расправить плечи... И прощаться. Единственное темное пятно на моем будущем это то, что, скорее всего, я оставлю тебя в руках врага.
– Не дай себя угробить из-за ерунды, ладно? – мы начинаем спуск по длинной лестнице, Какаши идет впереди.
– Ты так и не подписал мне ни одной книжки, – вместо ответа говорит он.
– Не может быть, парень! Гляди, если в следующий раз выпадет встретиться на подольше, я наставлю тебе столько автографов, что на тебе не будет чистого места, только уцелей.
– Дай мне слово, что ты это сделаешь, развратный отшельник.
– Что я слышу! Ты учишься глупостям у своего ученика? Я отшельник? Это вы тут все отшельники. А я человек большого света. Знаешь, что пишут в моих биографиях по всему миру: "Родился в горной деревушке, в княжестве Окаяма, Страны Огня..."
Он вдруг останавливается и смотрит с непонятным выражением.
– У тебя есть биография?
Я изо всех сил стараюсь не показать, как меня веселит этот вопрос, заданный самым серьезным тоном.
– У тебя она тоже есть.
– Нет, я имею в виду — написанная биография. А она большая? А кто ее писал?
Ками-сама, я вижу перед собой просто большого ребенка! Ну и темный же народ живет у меня на родине.
– В ней одна страница, Какаши. И я понятия не имею, кто ее писал, – обхожу его и уже с нескольких ступенек ниже бросаю через плечо хулиганистым тоном, – Хочешь, я тебе такую напишу. Будешь на нее смотреть и радоваться.
Мгновение он стоит и смотрит "в никуда", а потом, махнув рукой и прищурившись в своей всегдашней улыбке, говорит:
– Мааа... кто я такой, чтобы ты писал мою биографию?
И продолжает спускаться.
Автор: Юнис Византия
Бета: Wvabra
Пейринги: Дзирайя/Какаши, Дзирайя/Минато, Какаши/Ирука, Цунаде/Шизуне... кажись, все, ах нет, еще Минато/Какаши - да ладно, это шутка была )))
Статус: закончен.
Жанр: POV, экшен, романс
Рейтинг: R
Таймлайн: после гибели Третьего хокаге
Предупреждение: АУ, ООС, возможно, нарушение канона значительно более допустимого
Посвящается: ему и больше никому )))
слова:
ханси (ханши) – учитель учителей.
гэта – деревянная обувь с двумя параллельными каблуками.
акунин – злодей, но такой сильный злодей, заслуживающий признания в качестве противника.
кицунэ - лис.
химэ – хонорификс (приставка) к имени женщины родом из благородного семейства, что-то вроде "княжны", здесь оно звучит немного иронично, но Цунаде иногда действительно так называют, ведь она внучка Первого.
маваси – пояс спортсмена в виде набедренной повязки, похож на маленький фартук, на котором обычно стоит метка школы или герб семьи.
читать дальшеЗдесь наверху, на открытой террасе нет облаков цементной пыли и не так слышен стук. Вся Коноха стучит, как лес сумасшедших дятлов. Стучит и воняет краской. Коноха отстраивается.
Не впервой.
– Вон там, видишь, был сквер. Там славно пьянствовалось в дни моей юности...
...с одной любительницей глубоких декольте.
– А теперь понатыкали каких-то ларьков, палаток – черте что!
Он посмеивается, щурит свой видимый глаз.
– Маа... Раньше и деревья были выше и девки краше.
– Девки были краше, безусловно, – на полном серьезе отвечаю я, – зато теперь они намного податливее.
И смотрю искоса на твою реакцию. Определенно ты стал сильнее и умнее, мой мальчик. Ты больше не стискиваешь зубы, и под маской не наливаются тяжелые скулы. Может ты вовсе перестал ревновать? Но следующая фраза меня в этом разубеждает.
– Просто вы давненько не бывали в нашей деревне...
Это упрек. Церемонно вежливый, как и ты сам. Скажи еще "Дзирайя-сама"...
– ... Дзирайя-сама.
Ну, теперь это уже даже не упрек, а полный пинок. Мино на твоем месте пнул бы по-настоящему, коленом под зад. "Ты забыл меня, старый козел. Просто так уже и прийти не можешь, вылазишь из постели и все забываешь сразу" – и ощерил бы свою белозубую пасть с выступающими клыками. А ты выносишь мне аккуратное порицание за то, что никогда я не ищу тебя сам. Ты не Минато, ты другой. Глаза чуть навыкате редко смотрят прямо, чаще в сторону, вверх или вниз, в крайнем случае — по касательной. Ветерок шевелит волосы, торчащие на манер чуткого собачьего уха. Маска кажется абсолютно бесстрастной — эластичная ткань плотно прижала расслабленные губы, и рта словно нет на твоем лице — невозможно угадать, о чем ты думаешь. Если не знать наверняка.
Ты хорошо осведомлен, сколько времени я провожу в Конохе и сколько за ее пределами. Еще бы! Разведделу кто тебя учил? Я. Так что это просто игра.
И по законам этой нашей игры я сейчас должен скорчить плутовскую рожу и как-нибудь обиняком показать, что я не только белый, но и пушистый. Для тебя — всегда. А ты рассмеяться благодарно своим глуховатым смехом. Что это за смех такой у взрослого мужика: "хе-хе-хе"? Хочется тебя хорошенько пощекотать, чтобы ты заржал в полный голос. Потому что такое ведь тоже бывает, а моя память куда более скрипучая, чем ты думаешь — я плохо забываю.
* * *
Четыре месяца назад я вернулся на родину. Сразу в деревню я и не думал соваться — хвала Ками, моя старенькая хижина на склоне все еще стоит. Обиталище отшельника. Когда-то я ведь и вправду собирался стать отшельником. По семейным обстоятельствам... Я никогда не умел правильно относиться к сексу, а теперь уже и поздно учиться.
Одного взгляда хватает, чтобы понять — хижина не просто стоит. Кто-то здесь бывает регулярно. Подгнившее нижнее бревно с северной стороны заменено на свежее. За домом у горячего источника лежат плоские камни, которых раньше не было.
Я снимаю гэта и сажусь на них, опустив в воду ноги — удобно. Здесь мне всегда хорошо. Здесь сходятся вместе три мои стихии — вода и земля и огонь. Цуне как-то сказала, что если все смешать, получиться булькающая грязь, которая ей больше всего меня напоминает. А я ответил, что ее язычок всегда напоминает мне маленького розового слизняка, который все еще пытается меня укусить, забыв, что у него нет зубов.
А кто здесь бывает, я тоже знаю. Чистые кисти, свежая тушь и киноварь выдают в госте мастера печатей.
Русло лесной речушки заросло камышами и осокой. Сюда, на мелкую воду, к корням приходят кормиться здоровые карпы.
Рыбачить здесь бесполезно, а вот охотиться самое оно. Охота на рыбу. Не говорите мне, что такого не бывает.
Для остроги подойдет любая прямая ветка, только заточить или обжечь с одного конца. Высокие дощечки гэта позволяют удобно устроиться на мокрой кочке. Просто сижу и смотрю в воду. Вот он подплывет, шевеля плавниками, рыбий рот открывается, оскабливает сочный стебель — грех не посмотреть на такое хоть минуту.
Острога бьет коротко и точно, как лягушачий язык. И вот у нас уже есть одна рыбка. Только короткий всплеск и снова сонная тишина повисает над камышами. На забрызганном листе качается радужная стрекозка, словно прилипшая, даже не взлетела.
Уже поднимаясь по тропинке к дому, я чувствую чужое присутствие. На помосте перед домом сидит мой постоялец спиной ко мне, он не собирается прятаться.
– Явился, квартирант?
Острога со снизкой рыбы глубоко вбивается в столб, поддерживающий крышу. Я сажусь рядом и разуваюсь не глядя на него. Жду, когда заговорит первый.
– Теперь, наверное, уже поздно спрашивать разрешения. Я сюда прихожу. Иногда.
– Отлеживаешься, когда подсадишь чакру?
– Бывает.
– Сколько раз было за полгода?
Когда я смотрю пристально, людям обычно хочется спрятаться, даже самые распальцованные якудза западных стран делают такое движение, словно надеются втянуть голову под панцирь. Только не этот.
Я сдираю с кисти зашитую в ткань пластинку протектора и протягиваю руку. Пальцы повисают над верхним краем маски. Это мой немой вопрос: "можно или нет?". И он слегка наклоняет голову — можно.
Когда-то Мино заставил пацана носить маску в качестве наказания. Когда застукал его с осколком зеркала. Гордые черты Сакумо уже начали тогда объединяться с красотой матери-северянки во что-то свое, особенное. Застукал и пристыдил. Что до меня, так я бы еще и навешал и был бы не прав.
Потому что наказание мальчишка воспринял очень серьезно и носил, почти не снимая. Потом носил, как наследство от Минато. А уже потом наступили времена, когда эта маска сослужила нам службу и не одну. Теперь у нее, наверное, появилось еще одно назначение — скрывать сорокалетнее лицо тридцатилетнего мужчины.
Но все не так уж и плохо, если вглядеться. Морщин пока нет, правда, под глазами уже наметились возрастные стрелки, кожа на скулах натянулась, обострились нос и подбородок, но носогубные складки еще не проявились и впадина под скулой едва заметна. Хорошее лицо, красивое. Я могу сказать это вслух и с удовольствием, потому что это означает, что Какаши помнил все мои советы. И хотя шаринган укорачивает его жизнь и молодость, все еще не так фатально.
По крайней мере, сейчас.
– Лет на пяток я тебя подновлю, а там, как сам знаешь. Старайся не дряхлеть раньше времени — не подводи меня.
– Я постараюсь, ханси... я постараюсь...
Через три часа я достаю его из горячей воды и начинаю разминать каждую мышцу. До того, как иглы пойдут в ход, тело должно стать эластичным и живым каждой клеточкой. Непривычная к покраснению кожа, сначала покрывается мраморным узором, потом наконец снова разогревается. Но этого мало, она должна светиться розово-алым, суставы поворачиваться на все положенные градусы, которых у шиноби больше, чем у обычного человека, каждый мускул растягиваться вдвое.
– Что с твоим голосом? – спрашиваю, отводя ему за спину локти. – Что за старушечье кряхтение. А ну-ка кричи.
Наклоняюсь к лицу — губы стиснуты.
– Ты не понял меня, парень. Твои легкие заполнены сжатым воздухом — это не лечение. Я хочу, чтобы ветки гнулись от твоего голоса. Вот так! Еще громче!
* * *
Чего бы мне конкретно сейчас не хотелось, я стараюсь быть предельно серьезным. Потому что начало разговора ты обязательно воспримешь в штыки. Это уж я тебя знаю.
Душа у тебя хорошая, а натура мерзкая. Широты в тебе не хватает. И как только я скажу первые слова, вся эта натура обнаружит себя в одном приступе собственничества.
– Какаши, я, пожалуй, заберу Наруто под свою опеку.
– О чем это вы?
Ну что я говорил? И это после того, как ты бросил мальчишку.
– Да бросил. Ты серьезно прокололся, как учитель. У тебя было два ученика, вышедших в финал. И обоим достались сложные противники. Ты выбрал одного из них и начал его тренировать. А второго ты просто слил. Повесил его на этого элитного клоуна. "Мы так в вас верим, Дзирайя-сама"! Наверное, ты все просчитал и взвесил, как тебе казалось: Гаара действительно нешуточно опасен, а победить Хьюга Неджи у Наруто просто нет шансов.
И ты отправил его "постигать основы". Прекрасно зная, что как раз основами Неджи не взять. У Неджи другие основы. Против него годились только стратегия и вера в победу. Ты лишил Наруто и того и другого. Ты проиграл за него его бой, Какаши. Ты хочешь еще открыть свой рот и что-нибудь мне возразить?
Тишина. По бетонной площадке скользят тени облаков. Под темной тканью дергается кадык. Один раз. Надеюсь, в горле у него стоит хороший комок. Потому что у меня еще не все.
– Кроме того, ты прокололся и как ученик. Как мой ученик. Как мастер печатей. Ты проглядел Печать Пяти Элементов. Хотя тебе было известно, с кем парень дрался в лесу. И ты мог догадаться. Просто приподнять хитай и взглянуть на пацана левым глазом. Мог? Это преступная небрежность, потому что на кону стоят жизни. В результате Наруто запросто мог выйти на арену со сковывающей чакру печатью, и с твоими дурацкими основами под мышкой против парня, который, чуть не положил в отборочных собственную сестру. Тебе есть что сказать? Хорошо, тогда я продолжаю. Ты проиграл за него. А он выиграл за тебя, за себя и за того парня. Так что, если ты думаешь, что сильно отличаешься от Гая — выброси это из головы. Ты сейчас по чистой случайности не на его месте.
Мне удалось договорить это все, ни разу не громыхнув голосом, и теперь я рассматриваю побелевшие костяшки его пальцев, вцепившихся в перила. Оправдываться не в его характере, но чтобы просто стоять колом и молчать... надо думать, гению достаточно хреново сейчас.
– И тем не менее, ты оказался очень хорошим учителем...
– Нет.
– ... потому что в противном случае, он бы просто не выжил. И я забираю его у тебя не из-за твоих ошибок, а совсем по другой причине.
* * *
Когда длинные иглы входят на свои места, на лице появляется выражение блаженства. Как и любой из нас в боли он не видит ничего неприятного — столько ее пришлось перенести в жизни, что без боли уже и не чувствуешь, что что-то происходит. А когда ты знаешь ее пределы и уверен в ее безопасности — она может превратиться в настоящее удовольствие — это мне знакомо.
Теперь остается только одно — четко отмеренная доза чакры в каждую из игл.
– Можешь смело закрывать глаза и спать.
Но он и не думает слушаться. Влажные глаза блестят сумасшедшинками. Я извлекаю иглы и подвожу итоги. Квалификация наших врачей по-прежнему заслуживает одобрения — два из четырех ранений я мог бы и не заметить. И только легочные точки выдают, что долгое пребывание под водой не прошло совсем бесследно.
– Готово, – последняя игла покидает тело, – Все.
– Нет, еще не все.
И пальцы, которые берутся за мои плечи, совершенно стальные такие пальцы, которые так же, как и иглы, не боятся причинять боль.
– Эй, не разводи меня! Ну никакого уважения к великому человеку...
Иногда мне кажется, что я не тобой самим дорожу, а только тем, что тебя оставил мне Минато. Веселый, ласковый Мино, который умудрился одним махом осиротить всех, включая нас обоих.
Но когда ты отдаешься так, как сейчас, и как умеешь только ты... Такие мысли больше мне в голову не приходят. Конечно, ты. Конечно, тебя. Конечно, тобой и для тебя.
Смотришь прямо, как на врага, только брови выгнуты дугой. И все это действительно начинает чертовски напоминать поединок. В минуты исступления и полного бесстыдства, ты так мало напоминаешь себя обыкновенного, что это просто невозможно забыть...
– Ты действительно великий человек, ханси...
– Абсолютно, – подтверждаю я.
А что я могу еще сказать, если это правда?
Потом мы снова сидим на помосте у дома, пьем терпкий самогон из диких слив. И разговариваем о делах.
* * *
– Странные детали сопровождали эту войну, тебе не кажется? – прищуриваюсь на солнце, – Во-первых, враг предупреждает нас о нападении, чуть ли не опередив собственную разведку.
Вскинулся. Голова заработала. И правильно, чем жалеть себя...
– Я не тронул Якуши Кабуто, потому что считал его объектом твоей вербовки.
– Я его не вербовал.
Думай, думай, думай.
– Значит, либо у нас есть тайный союзник...
– Что в реальной политике представляет собой область фантастики, – кидаю реплику.
– ...либо у Орочимару тайный противник.
– Вот над этим уже можно поразмышлять.
Какое яркое все-таки солнце сегодня, а облачка совсем кисейные — путной тени не дождешься.
– У тебя есть хорошая догадка на этот счет, – тон утвердительный, но неприкрытый глаз смотрит вопросительно.
– Хорошо. Рассматривай это, как догадку. Некоторое время назад Орочимару сближается с группой нукенинов, потом так же резко с ними расплевывается. Вообще-то такие вещи происходят регулярно. Но эти ребятки сразу заставили меня думать о себе в серьезных выражениях.
– Почему?
– Потому, что вели себя они до крайности несерьезно. Предположим, собрались девять мужиков, о чем-то между собой договорились и приступили к выполнению. О чем они договаривались, мы с тобой никогда не узнаем, пока не увидим результат их договоренности. Вместо этого они придумывают себе прозвище: грозное, но поэтичное, пошивают всем одинаковые плащики яркой расцветки и начинают повсюду тусоваться парочками.
– Хм... Яркие плащики это тема для тайного общества. А название?
– Акацки.
– Игра слов? Чтобы лучше запоминалось.
– Именно.
Ухмыляется, пальцы рук непроизвольно пошевеливаются в карманах, будто что-то ищут — соображает.
– Ну что я скажу? Либо они в течение недели захватят этот мир, либо они что-то делают неправильно.
– Это не мальчики из Академии, Какаши. Это бывалые акунины со стажем. Они знают, что делают.
– А мы знаем? – быстрый взгляд в мою сторону, я приглашающе улыбаюсь, – Так. Настоящей акцией прикрытия этот фарс быть не может, во всяком случае, нас таким образом они вряд ли собрались дурить. Это первое. Второе — разрыв с Орочимару мог бы быть настоящей акцией прикрытия, но...
– Но тут появляется Кабуто-сан.
– Да. А ниточка тянется к ним? Ты уверен?
– Уверен.
Зрачок заметался в глазу, пальцы перестали шевелиться.
– Все это плохо, ханси... Они делят шкуру неубитой Конохи. Это значит, у них есть такой план, за который они готовы рвать друг другу глотки. Действующий план...
– И я тоже так думаю.
Некоторое время мы оба молчим, и звуки строящейся деревни долетают до нас. Когда стоишь на зыбкой почве догадок, бывает необходим такой разговор. Выдаешь собеседнику информацию порциями и сравниваешь его ход мыслей со своим. Если твой собеседник не глупее тебя самого, то вероятность ошибки падает.
– Ты прав, их надо рассматривать серьезно. Никаких явных целей они не обнаруживают, так?
– Да нет, как раз обнаруживают. Представь себе. Они шибаются в этих своих ярких плащиках по градам и весям и только что не кричат на всех перекрестках, что ищут хвостатых демонов.
– Какой-то идиотский блеф...
– Если это блеф. Как ты знаешь, один из многих способов соврать — сказать правду так, чтобы тебе не поверили.
– Ты хочешь сказать, что они нашли способ использовать зверей, как источник чакры?
– Ты про мифический "новый способ"... чтобы вынимать зверя, как кунай из кармана и класть обратно, когда не нужен.
Я подавляю вздох: раз в двадцать лет распространяется слух про рождение этой новой техники и каждый раз после этого Скрытые деревни недолго трясет паническая лихорадка. А потом все потихоньку успокаивается.
– Нет, я не думаю, что они его нашли. Я даже не думаю, что они его ищут. Учиться укрощать демонов надо на собственном опыте, а этот опыт часто бывает последним. Да и не доверяют они друг другу, всегда есть вероятность, что другой член шайки решит воспользоваться "старым способом", а тебя изберет в качестве жертвы. Ведь с жертвами тоже будут проблемы. Простой лавочник тут не подойдет, нужен кто-то вроде...
Зачем я делаю эту паузу?
– Кто-то вроде меня или тебя. Или одного из них. Стал бы ты при таком раскладе играться с демоном, повернувшись спиной к товарищу? Не стал бы.
Он задумывается. Я слушаю, как ветер поет в проводах над деревней.
– Ты мыслишь, как герой, Какаши. Не считаясь со средствами. А ты мысли, как злодей, то есть, как умный человек. Тебе нужно что? Минимумом риска расправиться с максимумом противников.
– Действенный план... Удзумаки Наруто!
Вот теперь он просек. Даже пошатнуло гения моего.
– Как все просто!..
Ну, еще бы! Ведущее достоинство любого хорошего плана.
– Сдетонировать Наруто в пределах деревни.
– Не обязательно в пределах. Освободившийся Лис обязательно нападет на Коноху, примчится с другого края света.
– По старой злобе?
– По закону природы.
– Ханси... Почему Кьюби вообще напал на Коноху?
Вот за это я никогда и не любил вас, мудрое старичье, рассевшееся в залах резиденции хокаге. Вот за это я и спорил с тобой постоянно, учитель, мир твоему праху. Ограничили, изолировали молодых, надели на них шоры своих собственных страхов. Про то нельзя говорить, про это думать. Ваш идеал это молоденький учитель с хвостиком, как его там зовут, не помню, который все время с огнем в глазах рассказывает детям о долге умереть за родину. Лучше бы, гад, рассказал, как бывает на самом деле. Хотя откуда ему знать, продукту стариковской идеологии: "Мы все молодые листики, и в нас есть Дух Огня. Больше нам ничё не надо! Банзай!" У меня рыло перекашивает на сторону, когда я на это смотрю.
– Кицунэ, Какаши, — одно из великих хтонических чудовищ этого мира. Они здесь появились не просто так. Это хранители равновесия. Человек, знаешь ли, природе не свойственен, поэтому его надо было все время держать в рамках.
– Понятно. Монстры-надзиратели.
– Можно так сказать. Конкретно Огненный лис был ограничителем чакры. Чакра, тапас, мана — в разных местах ее называют по-разному. Накапливать ее и управлять ею могут только духовные существа. Но если в одном месте мира скапливается чакры достаточно, чтобы разрушить большую его часть — равновесие нарушается и туда является Лис. После его прихода обычно нет людей и нет проблем.
– А Коноха — это место самой большой концентрации чакры?
– Да, и не только из-за людей. Хотя и из-за людей тоже. Ваша Академия выпускает по нескольку генинов в год, и большая часть становится чунинами. А другие деревни много нам присылают? Учитывая, что этот год был еще урожайный. Но и не это самое главное. Печати, Какаши. Искусство печатей процветает именно здесь, а печать — концентрированная чакра. Даже если библиотеку хокаге поставить в чистом поле, и то я думаю, она притянет Лиса.
– Поэтому они и разбились на парочки, эти твои Акацки?
– Правильно соображаешь. На случай, если кто-то из них перестарается и шарахнет раньше времени. Но им-то вместе быть совершенно незачем. После того, как здесь образуется ровная площадка, – я обвожу рукой, прекрасный вид с террасы,– они преспокойно порвут мировую карту на части и каждый возьмет себе по кусочку.
По движениям маски я вижу, как он кусает губы.
– Получается, Орочимару провел для них разведку боем?
– Да уж, попался, старый дурак. Но нам пока не он интересен, верно?
– Кабуто... Он поварился в самой гуще событий. То есть о Наруто Акацки знают приблизительно... всё.
– Лично я к вечеру первого дня знакомства знал о Наруто всё. Парень ничего скрывать просто не умеет. А о себе я знал все уже к концу первой минуты знакомства.
Смех наш ветер уносит в сторону леса. Что-то невесело мы смеемся сегодня с тобой, друг мой дзенин.
– По крайней мере, они знают, что это не Гаара. И раскупорить его не так-то просто.
– Да, Наруто не Гаара. Спасибо тебе. Или... ты ведь до времени держался в тени. Значит, с парнем работал кто-то из твоих протеже.
– Ирука-сенсей.
– С хвостиком?
Вот тебе и "банзай"! Мне показалось или в тебе что-то промелькнуло такое? Нет, наверное, все-таки показалось... Ладно, выбросим пока хвостика из головы.
– Но раскупорить его намного проще, чем Гаару. Вот тут ты ошибаешься. Берем тебя, Саске. Потом там, кажется, есть девочка? Да, Сакуру. Сенсея этого, конечно же. И начинаем вас методично склонять и спрягать. Тебя пытать можно долго, ты живучий, поэтому с тобой будут наиболее изобретательны. Саске просто постучат о стенку мордой, лучше всего руками брата, для пущего трагизма. Сакура открывает нам новые перспективы для насилия. А уж когда дойдут до Ируки-сенсея, Наруто сам снимет все печати и выпустит Лиса на все четыре стороны.
Ну, теперь мне точно не показалось. Подфартило школьному сенсею. Крепко подфартило. Интересно, он сам понимает насколько или нет?
– Поскольку меня в вашем замечательном списке еще нет, и поскольку я, как бы это сказать, наименее уязвимый элемент системы. Короче говоря, я сильнее, умнее и — чего там — даже красивше всех вас вместе взятых...
Хвостик, значит. Кто бы мог подумать!
– ...постольку Наруто будет пока со мной.
– Спасибо большое, ханси-сама.
– Разогнись, не корчи из себя недоумка. С сегодняшнего дня у нас с тобой начинается веселая жизнь. Гости у нас практически на пороге, так что глядим в оба.
– Гостей будет двое?
– Двое, но кто — не знаю. Придут они, скорее всего, в открытую, через ворота. И первое, что ты должен будешь сделать, это известить меня. Я беру Наруто в охапку, и мы уходим прогулочным шагом, талантливо показав гостям хвост.
Ладони сжимаются и разжимаются внутри карманов — беспокоится.
– А не лучше сразу и по-быстрому?
– Нет, не лучше. Не учите меня понтоваться, юноша. Я этим всю жизнь занимаюсь и собаку съел. Ты думай о другом. Вас возьмут в оборот сразу же и начнут, скорее всего, с тебя, как с самого сильного. Чтобы тебя нейтрализовать они могут и пренебречь эффектом твоих мучений. Так что команду ты свою распускаешь, чтобы не крутились под ногами. Я тебе уже ничем не помогу в этот момент.
– Не беспокойся, главное, чтобы все, что случится, случилось не на глазах у Наруто.
– Глазам Наруто я приготовил другое, более занимательное зрелище.
– "Не говори мне ничего...
– ... что я не мог бы рассказать под пыткой и гендзюцу". Нет. Это ты вполне можешь рассказать, с моими приветами палачу заодно. Я собираюсь посадить на ваш золоченый трон бывшую жену.
– О-о! – говорит Какаши и почему-то трогает скулу, – Цунаде-химе. Она по-прежнему сначала бьет, а потом спрашивает?
Пытаюсь припомнить, при каких обстоятельствах под удар попала черная маска и не могу. Зато легко вспоминаю события давности десятилетней или более.
* * *
И вот я стою, привалившись спиной к косяку дверного проема и сложив на груди руки. Занавеска из бус неприятно задевает лицо, когда мимо меня один за другим вбегает подкрепление.
Из глубины помещения доносятся однообразные звуки. Но мое ухо привычно расчленяет их на удары, падения тел и треск ломающейся мебели. Шарах — а вот это балка рухнула, не иначе. Изнутри в проем выкатывается человек с узлом волос на затылке и в сером юката с черной каймой. На мостовой он поднимается на четвереньки и обалдело трясет головой. Потом замечает меня.
– Никаких претензий к вашей жене господин! – кричит он, вытягивая в мою сторону ладони и отползая на коленках, – Никаких совершенно!
– Всё в порядке, – произношу я, киваю и вдруг осознаю, до чего страшно ему смотреть на мою улыбку.
Протягиваю руку, чтобы помочь подняться, но видимо это движение становится последней каплей и он уже несется, стуча босыми ногами вдоль узкой улочки. Я смотрю вслед. Меланхолично качаются фонарики под навесом соседнего дома.
Что-то слишком тихо стало внутри — это симптом финала. Цуне уже изрядно утомилась, и как бы ей не прилетело всерьез. Надо пойти, приглядеть, решаю я и отрываю спину от косяка.
Посреди разгромленного зальчика провинциального клуба — два бойца в стойке. Миниатюрная женщина и — ого — похоже, профессиональный вышибала. Здоровый мужик с голым торсом и поясом-маваси поверх штанов.
На вид ему уже не позавидуешь, но держится он хорошо. Прочие стоят, прижавшись к стенам.
Цуне и правда устала, дышит пока еще через нос, но уже тяжело. Такое милое сопение у нее выходит. Над изящной линией сведенных к переносице бровей бисеринки пота. "Бисерный пот покрыл ее высокое чело" приходит мне на ум — красивое выражение — обязательно запомнить и куда-нибудь вставить. Тем временем Цуне начинает сокрушительную атаку и... промазывает. Сказывается выпитое. Из последних, вероятно, сил мужику удается уклониться. Я сразу становлюсь его болельщиком и фанатом. Раз — и Цуне схватывает нокаутирующий в челюсть. Даже голова у нее слегка запрокидывается. Если парень сейчас не упустит шанса...
– Справа, – я толкаю его под локоть, пользуясь тем, что одно мгновение еще она ничего не видит и не слышит.
Справа получается своевременно, но не очень сильно.
– Отлично, – комментирую я завершение матча. – Ну и теперь еще разок.
И подставляю плечо, чтобы через секунду на него рухнуло тело, отправленное в мою сторону могучим финальным ударом. Устраиваю поудобнее, придерживая ладонью правой руки за поясницу.
Левой достаю кошелек и бросаю на пол, показываю хозяину пальцем на выломанную балку. Бедолага, у него мучнисто-белое лицо и он делает какие-то жесты — то ли протестующие, то ли соглашающиеся — не разберешь. Да, неважно — кошелек почти пустой.
Выхожу на улицу. На пороге меня настигает торжествующий рев. Это зрители чествуют победителя. Вполне заслуженно, по-моему, хотя, не подоспей я вовремя, лавров бы ему не досталось.
А ночь такая, что просто иди и наслаждайся. Рано здесь спать ложатся — кроме стука моих гэта, ни одного звука. Ночные бабочки садятся на белую юбку Цуне.
– Дзиро, – внезапно говорит она, отрывая голову от моей спины, – Дзиро, я проиграла...
И голос такой обиженный.
– Нет, любовь моя, ты выиграла. Ты всех победила, и мы идем домой.
– Домой, – говорит она радостно, и голова снова опускается, – Домой, в Коноху...
И засыпает, вися вниз головой.
* * *
Девчонок надо возвращать домой. Цуне, а также ее компаньонку-любовницу, к которой я испытываю совершенно отеческие чувства. Чем, кстати, не может похвастаться ни одна женщина с талией меньше семидесяти сантиметров.
Во-первых, Цунаде-химе скоро провалится — слишком уж заметным становится контраст между внешним и внутренним возрастом. Быть до такой степени странным, значит привлекать к себе лишнее внимание, а этого разведчик просто не может себе позволить.
А потом с Цуне в Конохе станет повеселее, может, откроются какие-нибудь заведения. Если в ближайшее время мне придется здесь появляться, то не помешала бы некоторая оттепель, а может даже и сексуальная революция в суровых местных нравах. Ну и, наконец, других вариантов у нас просто нет. Ибики свой отдел не бросит, Какаши пока еще мне нужен деятельным. Особенно если внешняя разведка лишится Цуне, то на отдельные операции все чаще придется привлекать его. Так что маску пока придется ему носить. А Цуне будет носить шляпку, что ей очень к лицу, и оттачивать свой нерастраченный материнский инстинкт на терпеливых конохцах.
Можно полной грудью вдохнуть ветер над деревней Листа и расправить плечи... И прощаться. Единственное темное пятно на моем будущем это то, что, скорее всего, я оставлю тебя в руках врага.
– Не дай себя угробить из-за ерунды, ладно? – мы начинаем спуск по длинной лестнице, Какаши идет впереди.
– Ты так и не подписал мне ни одной книжки, – вместо ответа говорит он.
– Не может быть, парень! Гляди, если в следующий раз выпадет встретиться на подольше, я наставлю тебе столько автографов, что на тебе не будет чистого места, только уцелей.
– Дай мне слово, что ты это сделаешь, развратный отшельник.
– Что я слышу! Ты учишься глупостям у своего ученика? Я отшельник? Это вы тут все отшельники. А я человек большого света. Знаешь, что пишут в моих биографиях по всему миру: "Родился в горной деревушке, в княжестве Окаяма, Страны Огня..."
Он вдруг останавливается и смотрит с непонятным выражением.
– У тебя есть биография?
Я изо всех сил стараюсь не показать, как меня веселит этот вопрос, заданный самым серьезным тоном.
– У тебя она тоже есть.
– Нет, я имею в виду — написанная биография. А она большая? А кто ее писал?
Ками-сама, я вижу перед собой просто большого ребенка! Ну и темный же народ живет у меня на родине.
– В ней одна страница, Какаши. И я понятия не имею, кто ее писал, – обхожу его и уже с нескольких ступенек ниже бросаю через плечо хулиганистым тоном, – Хочешь, я тебе такую напишу. Будешь на нее смотреть и радоваться.
Мгновение он стоит и смотрит "в никуда", а потом, махнув рукой и прищурившись в своей всегдашней улыбке, говорит:
– Мааа... кто я такой, чтобы ты писал мою биографию?
И продолжает спускаться.
@темы: Ирука, Какаши, Минато, размер: мини (до 20 машинописных страниц), флудистика, Джирая, Цунаде, жанр: экшн
-
-
30.03.2010 в 22:12читать дальше
Не знаю как остальным, но мне понравилось, особенно конец.
Спасибо
-
-
30.03.2010 в 22:34Вот я гляжу на шапку и думаю, чего-то ведь в ней нет. Бету забыла. Четвертовать меня! Ладно хоть времени прошло совсем мало, пока ты заметила, а то я б себе не простила точно. Конечно, это наша Wvabra, кто же еще! Спасибо ей огромное, она так классно вычистила этот фик.
Закончало понравилось, да? Ух ты, это здорово. Хорошее закончало - большое дело. А я не знала, чем заканчивать когда писала. Обычно всегда знаю, а тут... Ну хорошо - значит, получилось у меня.
Спасибо, люблю ромашки.
-
-
30.03.2010 в 22:48Ах, Джирайя-сама~!!!
Не, у меня один из самых любимых моментов, когда Джи Какаши отчитывает по поводу Наруто. Очень верно все говорит!
Вот действительно, чтобы было с Наруткой, не появись Джи-сама. Проиграл бы Неджи это еще не беда, но вот Гааре бы слил 100% (призыву-то его Джирайя научил) и вот это был бы швах.
А еще, когда он про Лиса рассказывает, очень интересно!
Ромашки значит любишь? )
Вот:
ромашки в подарок
Я Джирайя-фан )
-
-
30.03.2010 в 22:56-
-
30.03.2010 в 23:03Ой, я лю Нарутку )
Да и вообще, там все персы интересные и я их всех лю.... ну, почти всех
-
-
30.03.2010 в 23:11один из самых любимых моментов, когда Джи Какаши отчитывает Как приятно быть шиппером, можно напинать героя чьей-нибудь сильной рукой (ногой) за его косяки )))! И я Нарутку люблю тоже оченно.
Ромашки просто прелесть! Спасибо! И юзербарчики какие!!! М...
Senki Выделение цветом это наш эксперимент. Мы решали как отделить интермедии от события )) Ши-кун еще не сказала как ей внешний вид текста теперь )))
-
-
30.03.2010 в 23:21-
-
30.03.2010 в 23:27А че сразу я? Мне нравится ) Нагрузка на глаза вроде небольшая. Можно было бы и потемнее сделать, но и так все хорошо, имха
-
-
31.03.2010 в 11:53-
-
31.03.2010 в 11:58-
-
31.03.2010 в 12:04-
-
02.04.2010 в 17:34уже начали тогда может лучше поменять на "уже тога начали".
Но это исключительно мои придирки, а так я в восторге. Легко, интересно, с юмором. И необычно)))
Но Поливанова надо искоренять. Хотя... "Кто я такая?"
-
-
02.04.2010 в 17:38Вот я тоже против Поливанова, но девочки постановили (это уже давно было), что так лучше и правильнее ))
-
-
02.04.2010 в 17:39-
-
02.04.2010 в 17:44-
-
02.04.2010 в 17:48Аааа, это что ли? ) Но мы же вроде не на Поливанове останавливались
-
-
02.04.2010 в 17:54Да ладно, все фигня кроме пчел ) Так ведь правильнее.
-
-
02.04.2010 в 17:58Да-да! Главное пчёлы ^^
-
-
02.04.2010 в 18:01-
-
02.04.2010 в 18:02-
-
02.04.2010 в 20:32Решено. "Чужое" я заменю на "чьё-то". А вот "Уже тогда начали" я чего-то не нашла.
я в восторге. Легко, интересно, с юмором. И необычно)))
Вот за это тебе огромное спасибо. Я знаю, что он понравится мало кому. Мне просто ужасно интересно, кто эти двое-трое, кому он все-таки понравится ))). Ну вот это ты - замечательно )))!
-
-
02.04.2010 в 20:37-
-
03.04.2010 в 15:58-
-
03.04.2010 в 16:00-
-
06.04.2010 в 22:01читать дальше
-
-
06.04.2010 в 22:32Пейринги тяжелые и вдобавок это мой первый, а может и единственный опыт работы вне родного какаирного пейзажа )) И текст от первого лица обычно очень трудно воспринимается, но в данном случае это был чистый прием. Я главного героя с собой не ассоциировала. Любовалась им со стороны и делала с гордостью вид, что знаю, что там у него в голове.
атмосферность сцен, легкость текста.
Вот и это уже очень замечательно. Спасибо, я очень довольна оценкой. Я думала будет хуже )))
-
-
06.04.2010 в 22:39-
-
06.04.2010 в 23:08Мужество моё я исчерпала )) Возвращаюсь в родную стихию из загула)) Нонче же!
-
-
06.04.2010 в 23:18-
-
06.04.2010 в 23:50Я все таки думаю, критиковать нужно. Сама я чаще восторженный комментатор, есть такой грех, но если вижу что-то достойное критики, стараюсь упомянуть, хотя бы в самой мягкой форме. Единственное, что, действительно признаю, вне всякой критики - пейринг. По мне хоть Цунанде/Конохомару. Мне не любо, так я и читать не стану. Поэтому я особенно благодарна, за то что нелюбимый пейринг кто-то берется читать ради меня, как автора.
А по секрету сказать, так хочется этого иногда в шапке не указывать. А вот не скажу кто с кем! Ну нарушает же интригу, когда знаешь заранее. Но понимаю, что нельзя, нельзя...