
Название: "Химера".
Автор: Шекспира.
Рейтинг: R.
Жанр: ангст, романтика, приключения.
Размер: миди (9700 слов).
Пейринг: Генма/Эбису, Генма/Хаяте, Какаши/Ирука.
Состояние: откладывается.
Дисклеймер: Кишимото-сан.
Разрешение на размещение: с указанием источника.
Предупреждение: OOC. Играюсь временем

Часть первая "Тоска".
Часть вторая "Золушка АНБУ".
Часть третья "Сенбонотоксикоз".
Часть четвёртая "Призрак Конохского Леса".
Часть пятая "Чистая радость".
Часть шестая "Право ходить на руках".
Часть седьмая "Кунаепетрушкогенины".
Часть восьмая "Шиноби не умирают".
Часть девятая "Сомнения". (Кто и зачем её удалил, понятия не имею.)
Часть десятая "Песочные замки":
Холодной ночью
мне одолжит лохмотья свои
пугало в поле...
Басе, 18 в.
Жалобы и претензии не принимаются.С началом экзамена свободное время исчезло. Генины попадались в ловушки то там, то тут, предпринимая отчаянные, неэффективные попытки их преодолеть. Ослеплённые желанием пробиться, сдать экзамен, как кролик гипнотическим взглядом удава, неслись, сломя юные головы, не глядя под ноги. Размноженный вариант Конохамару. Дети с большими претензиями, тщеславием, способные только бездарно гибнуть. Второй тур грозил отсеять практически всех.
Какаши вынул из-под жилета замусоленную истрёпанную тетрадь, носившую следы пролитого супа, отпечатки бутербродов и чашек с чаем, грязных пальцев, собачьих лап. Обнаружить чунина не удалось. Паккун не нашёл его в деревне, а сам Шаринган был неотлучно занят на полигоне. Миссия? Возможно. Какая-то мелочь.
Тензо было явно скучно доставать брыкающихся детей из ям, вытряхивать из сеток, подбирать в бессознательном виде. Шиноби не прекращал попыток подкормить семпая. Смотрел украдкой и вздыхал. Тензо вообще сложно представить себе не печальным, не тихим и не вздыхающим. Не заботящимся о ком-либо. Это всё равно, что представить себе Тензо без Мокутона.
Тем большим было удивление Хатаке, когда явившаяся маска произнесла:
- Какаши-сан, Вас ждёт Хокаге. Немедленно.
Кохай оживился, забегал тревожно глазами. И ему тоже этот вызов кажется подозрительным. Всвязи с проведением экзамена деревня полна джоунинами, АНБУ, чунинами и всеми прочими. Большинство миссий отложено и завершено. Если Хокаге понадобился экзаменатор, Хатаке Какаши, должно было случиться нечто из рядя вон.
- Найди Генму и Хаяте, следите.
Тензо кивнул. Какаши метнулся по веткам, быстро, стремительно, превращая колыхающееся море в смазанные полосы света и тьмы. Пересёк барьер, перелетел над стеной, понёсся по крышам на дистанцию перемещения. Отпрыгнул, хлопнул дверью. Коридор бросился под ноги, замелькал спинами и локтями. По случаю нашествия чужаков Резиденция кишела народом. Хатаке решил, что по потолку будет удобнее, взмыл над ступеньками, постучал в дверь, наблюдая её перевёрнутой. Выглядело забавно. Пыльный след множества ног отчётливо серел посреди дорожки.
- Входи, Какаши, - прозвучал голос.
Шаринган вполз, закрыл за собой дверь, подумал и спустился на пол.
Хокаге выглядел не лучшим образом. Курил гораздо более крепкий табак, чем обычно. Запах раздражал. Экзамен не столько проверяет готовность молодого поколения, сколько выдержку руководства деревни.
- Говорят, ты способен изменять судьбу, - проговорил Сандайме, поворачиваясь лицом. В плаще и со шляпой его фигура казалась увеличенной титулом, как Лик. - Иногда я с этим согласен.
- Ма? - удивился Шаринган.
- Неделю назад ты хотел узнать, кто такой Химера, - Хокаге сделал паузу, тяжёлую, гнетущую, будто сообщал о падении защитного барьера. Какаши вслушивался в каждое слово. - Сегодня я тебе расскажу. - Хирузен отошёл от окна и сел в своё кресло. - Химера это шиноби нашей деревни, носитель редкого и мощного кеккей генкай, которое Коноха предпочитает держать в тайне. Оно позволяет проникать во вражеский лагерь, добывать информацию, исчезать.
- Бесследные ликвидации, - заметил Хатаке.
- Нет, - возразил Сандайме. - Химера слишком ценен, чтобы размениваться на одну смерть... он залог того, что глобальные политические события пойдут так, как это нужно Листу.
Тайна всемогущего Сарутоби Хирузена приобнажилась.
- Химера способен превращаться в любого шиноби, которого видит перед собой. Включая чакру, мышление, вкусы, склонности к дзюцу и техникам.
Угольный глаз расширился. Какаши выдохнул. И после этого мир гоняется за шаринганом.
- Ты прав, - кивнул Сандайме, - додзюцу он тоже способен воспроизводить. Представляешь, что было бы, если б об этом стало известно?
- Его бы уничтожили, - уверенно сказал Хатаке.
Хокаге кивнул.
- Даже если пришлось бы уничтожить Коноху. Такой угрозы, как Химера, достаточно, чтобы сплотить против нас остальные деревни.
Какаши потупился. А он, как мальчишка, думал о своих чувствах. Одиночестве, покинутости. О том, что есть гении и те, кого любят, и это всегда разные люди. Хандрил.
- Коноха находится на пороге глобальных свершений. Мир шиноби несколько стабилизировался, достаточно, чтобы предпринять попытку договориться, - продолжал делиться секретной информацией Хокаге. - Возможно, это тот момент, которого ожидал Шодайме. Именно сейчас, когда ведутся переговоры, Коноха не может себе позволить быть уличённой в скрытом преимуществе, иначе все наши поползновения к миру будут восприняты как попытка ослабить других.
Какаши согласно кивнул. Ситуация разворачивалась не лучшим для Химеры образом. Прикоснулся пальцами к потёртому левому чехлу. Ты вынужден прятаться от своих, да, Змеелев?
Сарутоби сложил руки домиком.
- На прошлой неделе отряд Анко сопровождал меня на переговоры в скрытый Песок.
Хатаке подпрыгнул на месте, напрягся, вытаращился. Ослышался? Нет? Песок? Хокаге?
- Не меня, конечно. Химеру, - старик выпустил колечко дыма. - Химера воспользовался маскировкой, чтобы отослать обратно отряд. И не вернулся в деревню. Всё, что я от него получил - вот эта записка. Почерк, конечно, мой.
Хокаге протянул свиток, на котором было чётко и аккуратно выведено "Миссия выполнена. Туман."
- Он направился в скрытый Туман? - удивился Копирующий ниндзя.
- Не знаю, - ответил Хокаге. - Возможно. Я не знаю, зачем и куда он отправился. Но если его разоблачат... пойми, память он не в состоянии скопировать! Даже лучший шпион рано или поздно горит на лжи. Он как никто это знает. Как никто.
Для шпионажа использовались люди, чью историю невозможно проверить. Сначала они годами жили в деревнях, завоёвывая доверие, и только потом начинали собирать информацию, продолжая выполнять миссии и убивать своих.
- Химеру нужно найти, - устало произнёс Хокаге. - И, если он раскрылся, уничтожить. По возможности узнать, зачем и куда он направлялся. Результаты миссии в Песке. Кадзекаге ведёт себя крайне дружелюбно. Я не знаю, как на это реагировать. Играю вслепую, и меня это ужасно нервирует.
Химеру. Своими руками. Ликвидация. Одна из сотен похожих миссий. Хатаке Какаши, которому нечего терять. Всего лишь нужно проникнуть в скрытый Туман, найти там шиноби-невидимку, ликвидировать. Химеру. Залитые солнцем окна закружились, оплыли на пол, навалились на макушку.
- Да, Хокаге-сама, - произнёс чётко язык. Сам. Какаши не мог такого сказать. Внутри заклинило какую-то пружину, она отказывалась разжиматься, дышать, видеть, понимать происходящее. Химера-цель. Лицо, которого не видел. Увидит, если не изуродует.
- Какаши, его труп останется в той форме, которую принял, точь-в-точь как труп оригинала, ты должен сначала вступить в контакт и убедиться, что это именно он.
- Да, Хокаге-сама, - убедиться. Короткие удары сердца выговаривали по слогам. Хокаге слышит. Всё видит. Хатаке никогда так не реагировал. С экзаменом справится его взвод.
- Ты считаешь себя ответственным за него после последней миссии? - предположил Сандайме. На старческом лице удивление.
- Да, Хокаге-сама.
Сарутоби смотрел внимательно. Один и тот же ответ. Какаши выполнит миссию. Если не... ведь он однажды нарушил конфиденциальность?
- Я полагаюсь на тебя, - усталость, искренность. Могильными плитами на каждую робкую надежду. - Эту миссию больше некому выполнить. Мы зашли слишком далеко, ситуация решится либо миром, либо войной.
Какаши выполнит задание. Хокаге умеет давать миссии. Комната качнулась в водовороте, отшатнулся, обогнул зелёный диван, наткнулся на дверь, выбрался. Поток шиноби толкал его, кружил, носил, пока не вышвырнул наружу. На улице было спокойней. Витрины шарахались прочь, дорога танцевала. Взял себя в руки, удерживая сознание чётким. Его противником может оказаться кто угодно, но именно Химера даст себя убить. Уверен, что доверится Какаши. Значит, готовиться следует восновном к проникновению в скрытый Туман.
Аккуратные кусты роз пестрели яркими белыми и алыми пятнами под беспощадным солнцем. Дыхание ветра почти не ощущалось от жары. Серьёзное детское личико сморщилось. Конохамару убрал со лба прилипшую прядь. Летнее солнце жгло, шоколадный батончик расплавился, наполняя воздух соблазнительным ароматом, ученик и учитель вымотались, изжарились, но упорно продолжали тренировку. Уважаемый Внук не сводил взгляда с пня.
- Эбису, ты шоколад какой любишь?
- Чёрный, - ответил элитный педагог. Ноздри щекотал лёгкий ветерок, практически размазывая по ним батончик. Так и хотелось облизнуться.
- Он же горький, - скривился Сарутоби. - Как ты его ешь?
- Зато настоящий, - возразил учитель.
- Молочный пахнет лучше.
Возражений не нашлось, как всегда, юное дарование отыскало неоспоримый аргумент. Молочный действительно удивительно пахнет.
- Вы хотите ещё продолжать тренировку или пойдёте полдничать, уважаемый Внук?
- Я буду тренироваться! - решительно заявил Конохамару, делая глубокий вдох. - Они там сейчас чунинами становятся. Сам Хатаке Какаши экзаменатор. Я тоже хочу!
- Чтобы стать шиноби, нужно обуздать свои желания. В этом суть экзамена Какаши-куна, - напомнил учитель.
- Знаю, - отмахнулся малец. - Этим мы сейчас и занимаемся. Если я смогу справиться с шоколадкой, то и экзамен не завалил бы. Да?
- Да, уважаемый Внук, - согласился Эбису, замирая от восторга.
Сливы шелестели вокруг беседки в нескольких метрах, обещая тень и прохладу. Лёгкие пути не для шиноби, ниндзя непозволительно думать о них.
- Уважаемый Внук, напомните мне 5 способов применения кагинавы.
Конохамару отвёл взгляд от пня, что-то взвесил в уме и выдал:
- Применение первое: зацепливание и влезание, применение второе: поддевание и втягивание, применение третье: раскручивание и связывание, применение четвёртое: зажатие и вспарывание, применение пятое: скрытие и подсекание. Ты что, думаешь, мне на жаре думать сложно?
- Я хочу, чтоб Вы сейчас проанализировали силу своего желания, - пояснил Эбису.
Мальчишка задумался.
- Ну да, я отвлёкся.
- Отвлекаясь, шиноби преодолевают даже пытки, - чёрные стёкла блеснули на солнце.
- Пыыыткии, - протянул уважаемый потомок, поглядывая на шоколадный батончик. - Ладно, спрашивай меня дальше.
- Применяя кагинаву в ближнем бою, какие критические точки следует помнить? - решил закрепить недавний материал учитель.
Конохамару поправил длинный шарф, который явно кусал шею. Поскрёб под ним отросшими ноготками.
- Горло, живот, глаза, висок, - самодовольно задрался кнопочный носик.
Эбису кивнул. Сидеть на сырой земле было приятно, хоть как-то компенсировало воздействие палящих лучей.
- Чего следует избегать?
- Перехвата противником. Тогда лучше отпустить. Верёвок навалом, - мальчонка снова почесался.
- Тогда лучше совершить в воздухе разворот и устремиться на врага с кунаем, - уточнил наставник. - Он дёрнет изо всех сил, ускоряя Ваше движение, и уже не сможет увернуться.
- А я? - обрадовался сорванец, умудряясь подпрыгивать на месте даже в сидячем положении.
- А Вы, уважаемый Внук, должны слушаться меня во всём, чтобы стать великим воином, - заключил спец-джоунин.
Движение воздуха снова донесло запах шоколада, и двое шиноби, большой и маленький, уставились на объект своих тренировок, расплавленный, мягкий, невообразимо вкусный на вид.
Солнце светило с обрыва, его лучи падали вместе с рассеянной струйкой воды, прозрачной и лёгкой. Вливались в жёлтую ленивую лужицу, уползавшую из-под скалистого навеса в глубокий овраг. Деревья тут, снизу, такие же, как и над обрывом, только до половины утонули в каменном разломе. Шрамы далёкой войны.
Тензо вынырнул из кустов с очередным брыкающимся генином подмышкой. Добыча скулила, извивалась и ругалась последними словами. Мокутонщик втиснул её в сарай и захлопнул дверь. Вытер пот. На экзамене не положено носить маски, Тензо это смущало. Генма повёл сенбоном. Если задуматься... Тензо не дают вовсе обычных миссий. Форму АНБУ не снимает. Вертит головой, чакру ищет. Чего о нём беспокоиться? Какаши на рожон не лезет. А этот бегает по всему полигону, только чтоб никто не заметил, как через деревья выглядывает, ждёт.
Джоунин слился с ельником.
Светило медленно спускалось, предвещая окончание экзамена. Хаяте молча поднялся. Сенбон укоризненно направился ему вслед. Ясное дело, сейчас все начнут нервничать и рисковать. Хатаке ведь опять наврал от души, их задача не куда-то там выбраться и чего-то найти, а до самого конца не попасться в ловушку. Шиноби должен думать на три шага вперёд, и всё такое. На миссиях часто бывает, всё оборачивается не так, как дома говорили. Если шиноби не может ориентироваться по ситуации, его нельзя отправлять на задания, погибнет понапрасну. Или ещё хуже, попадётся, выдаст какие-то тайны.
Ойнин подёргал стальным усом, прижмурил жёлтые глаза, нехотя покидая прохладное местечко. Отошёл на полсотни шагов и прислушался. Птицы. Листья. Ветерок. Вода журчит. Нырнул в овраг, сунул пальцы в холодный ручей. Кусочки коры и облачка мути ласкались едва ощутимо. Генма поднялся, аккуратно ступая, пошёл вверх по течению. Ловко взобрался по камням, перепрыгнул через поваленное дерево.
Высоко над землёй брыкалось и пыхтело. Внизу ковёр слежавшейся листвы нарушен и безобразно взрыт. Генма, как белка, взобрался на дерево, качнул ветку, прижал, вывел верёвку и сильнее потянул на себя. Пойманный генин забарахтался. Ширануи усмехнулся, начал раскачивать сетку. Генин решил, что это плод его усилий, принялся беспорядочно помогать. Когда тушка перелетела над приопущенной петлёй, Генма снова натянул верёвку, затягивая узел, после чего не особо нежно спустил провалившегося экзаменуемого на землю. Спрыгнул.
- Ты кто? - испуганно заблестели глазёнки.
- Экзаменатор, - ответил Тигр, всё ещё возвышаясь над свернувшимся в клубок генином Тумана.
- Экзаменатор одноглазый, - возразил мальчишка.
Генма хохотнул.
- Экзаменатор Шаригнан Какаши, его отозвали.
Перекинул удобно обездвиженную добычу на спину и потащил. Ребёнок переварил страшное имя и уже через полминуты поинтересовался:
- Куда Вы меня несёте?
- В сарай, - безразлично отозвался Генма. В два прыжка выбрался из оврага.
- Я не сдал?
- Не сдал.
Генин больше не пытался брыкаться. Ожесточённо сопел. Не самый глупый, сдаст в следующий раз. Ширануи донёс его до места содержания пленников гениального капитана, вытряс из сетки и быстро захлопнул дверь. Дети сидели вдоль стен, на дощатом полу, понурив головы. Вырваться никто не пытался. Слишком послушные, смирились.
Смех Хаяте и возмущённые вопли "спасённого" им неудачника были слышны издалека. Мечник приземлился на крышу сооружения, держа долговязого пацана за ногу. Тот извивался и пытался цапнуть его кунаем. Открыл дверцу, спустил неудавшегося чунина внутрь и быстро захлопнул. Сел на крыше, свесив ноги.
Озорной блеск карих глаз искрами стекал по коже ойнина.
- Представляешь? Он драться пытался, - рассмеялся Гекко. Довольный. Позабавился.
Сенбон заёрзал от любопытства.
- Попался в парализующую Райтоном на склоне в полутора километрах, - пояснил мечник, растягиваясь на разогретой солнцем крыше, вытянул в воздухе ноги, поболтал. Даже в джоунинской форме выглядел озорником и оболтусом. - Смолой пахнет, - поделился наблюдениями. - Еловой.
Этот бы брыкался до последнего, и из сарая сбежал бы. Он и Какаши слушается только потому, что капитан без дела языком не треплет. Раньше Генма его учил, терпеливо, бережно. А сейчас зачем он озорному Хаяте? Почему мечник только с ним? То пропадает, один, то возвращается, к нему. Душа Гекко осталась такой же чистой, как залитый лунным светом пруд, глубокий, тёмный, таинственный. Живущий своей жизнью, которую ойнин не пытался разгадать, постигнуть, обнажить и властвовать. И вот, она расцвела.
Лес дышал в спину сотнями шелестящих деревьев. Влажно и тяжело. Поле раскинулось высокой травой, уже кое-где выжженной солнцем, стареющей, жёсткой. Ароматы полевых цветов сливались в один, богатый и пряный. Синее, по-летнему тёмное небо возвысилось бездонным куполом и стекало на землю горячими лучами. Будто таяли в вышине незримые снега, закипали, стекая невидимой лавой.
Экзамен это всегда стресс, Тензо едва успел завершить миссию и вернуться. А дома ему сказали, что семпай экзаменатор, и взводу предстоит караулить полигон, приглядывать за детьми. А теперь семпая вызвали. Зачем? То гонят, то зовут. А он идёт.
Если не доверяют, зачем опять вызвали? Старушкам сумки носить. Возвращаться с чайной ложкой чакры.
А он ведь переживает. Они не думают, пеняют, распекают. Какаши и без них себя ест. Тензо вздохнул. Бесконечные древесные руки оплели полигон, генины, как муравьи, ползали по их пальцам, беспечно жгли костры у ног. Только поле оставалось без присмотра, и носитель древесного элемента сидел на его краю.
Семпай переживает, носит в себе, будто ему в радость. Будто только когда страдает - успокаивается. Носит в себе вину, и не хочет простить. Очень старый шрам, ноющий на каждой миссии. Как с ума не сошёл? А ведь не сошёл, прослыл гением. Знали бы они, сколько горького раскаяния за каждой блестящей победой. Видели бы хоть раз, как он бросается навыручку. Всегда чуть позади, не рядом. Тратит лишние полсекунды, надеясь закрыть собой.
Белое воздушное соцветие опустило пушистую голову, листики свернулись. Тензо привёл чакру в порядок, исправил причинённый вред. Если бы и Какаши-семпаю можно было так легко его тоску вылечить. Он не позволит.
Оживлённые улицы гудели. Имена финалистов были официально объявлены, во все концы направились приглашения. Скрытая деревня напоминала курортный приморский посёлок. Только шмыгающие тут и там шиноби с улыбками во всё лицо вместо масок выдавали повышенные меры безопасности.
Эбису двигался через море русых и тёмных голов к очередному ночному заведению. Где-то же экзаменаторы празднуют окончание своих трудов! В двух предыдущих местах Генмы не оказалось. Довольно и трёх дней, которые товарищи по команде провели вместе. Со всей командой, да, не в первый и не в последний раз, что тоже верно.
Вечер опускался прохладой. Элитный педагог был готов признаться в ненависти, жгучей, словно кислота, изводящей его изнутри. Всё, что касалось Гекко Хаяте, вызывало злейшую аллергию. Благородные намерения оставить Генму в покое были нарушены одним только видом русоволосого мужчины с сенбоном во рту. Эбису понял, что не готов отпустить его.
Жёлтые глаза опалили сиянием. Узнали. Ойнин кивнул, и всё рассыпалось прахом. Завороженный спец-наставник провёл с ним ещё один вечер. И ночь. А потом начался этот экзамен. А теперь Эбису мучили попранная гордость, беспомощная ревность и беспочвенная ненависть. В который раз джоунин убеждался, что невозможно одновременно совместить в себе все идеалы, быть с Генмой и быть собой. Обмануть себя, обмануть светлоглазого Тигра. И проталкивался через посетителей ночного клуба в надежде на этот обман.
Громкий голос Митараши возвысился над гулом, утонув в дружном хохоте. Толпа джоунинов облепила барную стойку.
- Анко садистка, - смеялся Аоба, складываясь пополам.
- У меня фетиш... до чунинов, - задорно ответила Анко. - Люблю их помучить.
- Не буду дарить тебе на день рождения щенка! - Эбису узнал голос Райдо.
- Ой, а ты мне щеночка собирался подарить? - защебетала Митараши.
- Дракона тебе надо дарить, Анко, чтоб защититься мог, - заявил Ибики.
Капитан обиженно фыркнула и отвернулась.
- Вам дракона не жалко, Ибики-сан? - поддержал тему Эбису. - Анко так редко видит нормальные продукты, что даже не даст животине откормиться. Слопает. С чешуёй и хвостом.
Джоунины снова заржали.
- Умммм, печёный ящеричий хвостик, - мечтательно блеснула Митараши тёмными глазами.
- Не, дракона ей не дарим, - замахал руками Токума.
Генма смотрел на него. Изучающим золотистым взглядом. В животе образовалась предательская пустота. Элитный педагог не был уверен, дышит ли.
- А что, Анко-сама, эти голодающие ребята Какаши не всех генинов поели?
- Неее, - засмеялась Митараши, - Какаши куда-то услали, а без капитана мальчики не посмели печёными рёбрышками баловаться.
Следовало обернуться, встретить пристальный взгляд, хотябы кивнуть. Но шея не поворачивалась. Онемела, вросла в плечи. Эбису отчаянно ругал себя изнутри, запертый в коробку собственных убеждений. Очень медленно повернулся всем туловищем. Ширануи разговаривал с Шикаку. Хаяте стоял рядом с ним. На приличном расстоянии. Может, Эбису параноик? Нет, он точно параноик, но есть ли основания для ревности? Если забыть об отсутствии прав.
Нара что-то пробормотал с хитрой ухмылкой, Хаяте разбрызгал искристый смех. Генма смотрел на него, не на Шикаку. Смотрел на эти весёлые искры, ловил их, улыбался. Ядовитость внутри Эбису снова заплескалась. Элитный педагог тщился сдержать её, остановить. Он же всегда всё делал правильно. Рассуждал. А теперь Гекко Хаяте своим существованием отравляет ему жизнь.
- Хорошие шиноби на грушах не растут, - заявил он убеждённо и громко. - Их воспитывать надо. Учить искать в каждом препятствии повод научиться новому.
Анко недоверчиво покосилась на своего джоунина. Остальные глядели с недоумением. С чего бы Эбису критиковать экзамен Какаши в отсутствие последнего. Спец-педагог обозвал себя истеричкой. Золотистые глаза изучали его. Конечно, теперь он видит своего Хаяте искрящимся и Эбису смурным. Отличное сравнение. Элитный шиноби злился на свою несдержанность.
Где-то глубоко внутри билось мятежное болезненное удовольствие. Ну и пусть, пускай. Пускай видит, какой Хаяте хороший, пускай сделает свои выводы. Пускай всё поставит на места. Не надо восхищаться непорочной честностью Эбису, если не любит. Стаканчик в руке нагревался от чакры. Надо взять себя в руки. Так недалеко и до беды.
Ладонь на плече точно принадлежала Генме. Стекло скользнуло в разжавшихся пальцах, Эбису едва сообразил его удержать. Обернулся, враждебный. Тёмный шнурок брови приподнялся, Ширануи кивнул головой в сторону выхода. Поговорить так поговорить. Элитный педагог расплатился и пошёл следом.
Ярость улеглась. Генма не заслуживал такой игры, жестокой, злой. Пусть будет счастлив, если ему так нравится. Тишина сгущающегося сумрака заполнила душу. Сам того не замечая, шёл обратно к общежитию. Толпа успела распределиться по вместилищам, наполненным светом цветных фонариков. Спутник молчал. Эбису опасался заговорить, спровоцировать заслуженное и решительное. Потерять надежду и возможность украдкой встречать эти взгляды, согревающие, возвращающие к жизни онемевшую от царящей смерти душу. Ширануи не доверял словам, делал выводы из движений, выражений, интонаций. Шёл рядом и наблюдал. Согласовывал со своим собственным настроением.
Крыши остывали, тяжело выпуская впитанный жар. Эбису искал следы какого-то решения, но вот уже холл протянулся пыльными дорожками, а Генма молча шёл.
- До завтра, - сказал на своём этаже. - Генины из меня все силы вымотали.
Кивнул в спину, поднялся выше. Остановился. Спустился обратно. Дети достали, потом Эбису со своей истерикой. Но ведь Генма забрал его оттуда, вместе же ушли. При всех. Прокрался по коридору. За дверями Ширануи чётко ощущались две чакры. Гекко Хаяте. И вряд ли он пришёл обсуждать результаты экзамена.
Совсем немного здравого рассудка, один вдох холодного морозного воздуха в это душное влажное лето мог бы спасти элитного наставника от янтарной власти тигриных глаз. Рассудок, где ты потерялся? Был выключен острием сенбона на берегу лесного ручья? Или гораздо раньше. Эбису не видел под ногами ступенек, вплыл в свою комнату и повалился на кровать. Усталость одолела такая, словно не спал несколько суток. Конечности теряли чувствительность, наползало защитное безразличие. Хаяте, ну и пусть. Может хотябы Гекко спасёт его, вытолкнув из этой одержимости.
Генма сбросил тяжёлый жаркий жилет. Будто сотню килограмм с плеч. Потянулся.
Лёгкая гибкая тень скользнула в окно. Спустилась на кровать вместе с облаком ночного воздуха. Подкралась сзади. Гекко ткнулся лбом в плечо, выглянул, хитро посмеиваясь.
- Ушёл?
Сенбон не двигался. Он не понимал происходящего и ничем не мог помочь хозяину. Хаяте распустил хитай, зарылся носом в волосы, пробежался пальцами по шее. Генма прикрыл глаза. Это компенсация свободолюбия Хаяте, Эбису? Или неприветливость спец-наставника компенсируется вниманием Гекко? Или сам Генма не желает решать, чего хочет, и просто не хочет ничего? Они сами приходят.
Но приходят так, что проигнорировать выше всяких сил. Лёг на кровать, схватил мечника за пояс, потянул, взялся расстёгивать жилет. Гекко соблазнительно выгнулся, раздвинул колени, упираясь ими по обе стороны, потянул за бинты, стащил с ойнина перевязи с чехлами.
Оба мальчика нравятся ему своей необычной яркостью, двумя полюсами. Оба знают это и прощают его. Если бы не риск лишиться обоих, ситуация вполне устроила бы Генму.
Сенсей принимал его в АНБУ. Выжег татуировку, нарисовав завиток своей кровью, шиноби и глава деревни скрепили договор. Защищать Коноху всеми силами. Это было желанием Минато-сенсея, Какаши же просто хотел быть рядом с последним близким ему человеком. И слово-то было страшное, "последний". Далее скрывалась бездна непроглядно-чёрного мира, в котором у серебрянноволосого подростка нет никого. Какаши старался быть самым сильным, выполнять задания, беречь сенсея. Не уберёг. Минато-сенсей ничего ему не сказал тогда, не доверился. И погиб.
А ведь Какаши мог выполнить за него эту печать.
Сенсей оставил Коноху на попечение других героев, показав всем пример самопожертвования, странный и страшный. Крестил своего ученика горечью и одиночеством. Маской была улыбка, изредка скрывающая беспросветную печаль. За годы это стало нормой, холодной инеево-искрящейся реальностью. Радость других не была весёлой для Какаши. Не сладок сахар в чужой чашке. Копирующий ниндзя впервые осознал, что деревня была для него чужой. Жила своей жизнью, требуя от него лишь службы. Не знала в лицо. Безразличная к терзаниям.
Хатаке затруднялся сказать, что держало его в Конохе. Нежелание предать Минато-сенсея. Привычка. Неверие в людей, которым достаёт эгоизма и подлости во всех уголках страны и за её пределами.
Химера был другим. Какаши не мог чётко указать основания для своей уверенности, может, ему просто хотелось в это верить. Что где-то есть хоть один такой человек, как в книгах Джирайи, ради которого стоит жить на свете, просыпаться утром и брести к вечеру. Дышать одним воздухом. Достойный во всём, что бы ни делал. Таким был сенсей, сам Джирайя-сама, Хокаге-сама, Первый и Второй основатели деревни. Какаши сам был таким, понимал это без лишней гордости, по тому, как приятно было находиться рядом с хорошими шиноби, и как противно - с плохими. Но миссии были миссиями, и Шаринган Какаши выполнял их, невзирая на эмоции. Он был хорошим шиноби.
Его ставили в пример тем, кого любили, кому желали добра, но любили по-прежнему их, не таких хороших. А его одобряли и ставили в пример. А быть ближе, проще и доступней не позволяли гордость и страх задохнуться в себе самом. Утерять образ сенсея.
Километры зелёной трассы исчезали под ногами, разматывалась над головой небесная лента, сверкающая теперь звёздами. До границы совсем недалеко. За ней будет Химера, которого рано или поздно убьют свои, опасаясь вторжений и лишних жертв. Если бы был на свете уголок, где Змеелев мог быть безопасен, где никто и никогда не польстился бы на его способности, Хатаке увёл бы Химеру туда. Коноха была таким местом короткие годы, что сенсей занимал пост Хокаге. И перестала им быть.
Десятка лет между смертью Йондайме и нынешним днём не существовало. Велика сила психологических техник шиноби, помнить и не помнить. Приказывать себе жить.
Тихий стук в окно разбудил. Повторился. Из-за штор едва пробивался свет. Генма недовольно заворчал. Царапанье ноготком по стеклу послышалось совершенно отчётливо. Девчонки из больницы не беспокоили понапрасну. Ойнин высунул за штору заспанную лохматую голову.
- Генма-сан, я подумала, Вы захотите знать, - сообщил голосок одной из стажировавшихся у него молодых куноичи. - Эбису-сан в больнице, состояние тяжёлое. Поступил час назад без сознания. Токума-сан и Анко-сама принесли.
Ширануи вскочил, бросив за штору невнятное восклицание. Шарахнулся к стулу, кое-как натащил штаны и водолазку. Поспешно повязал хитай, схватил чехлы, жилет в охапку.
- М-ммиссия? - промычал Хатяе, выглядывая из-под простыни.
Генма не ответил, пулей выскочив за окно. Девчонки уже и след простыл. Понёсся по крышам, перелетая, словно на крыльях. Вместо смазанных очертаний карнизов - чакра Эбису за дверью. Вчерашнее мстительное удовольствие и сегодняшнее жгучее раскаяние. Деревня полна чужаков.
Ворвался в здание, дал дежурной сестре полминуты на опознание себя, пока читал журнал поступивших больных. Сам отыскал в картотеке нужную историю, пробежал наискось глазами, двинул на второй этаж. Сестра что-то кричала вслед.
Эбису был бледным и без очков. Тёмные ресницы лежали на синих глубоких кругах. Почти чёрных. На руках чётко проступали жилы. Вот он чего их прячет. Татуировки нет. А это уже странно. Но пока не существенно.
Генма проверил пульс, температуру, смахнул простынь, исследуя забинтованную область. За спиной свежий голос заступившего на смену дежурного врача. Ширануи не слушает, сам видит, раздробленные кости бедра. Без сознания он чего? Вот что важно.
- Травмы головы нет, Токума-сан подтвердил, - извиняясь, произнёс доктор.
Бьякуган, конечно, сила. Генма исследовал черноволосую голову сантиметр за сантиметром, поднял веки.
- На гендзюцу проверяли, чисто, - прокомментировал врач.
Ширануи ткнул сенбоном две, три точки. Не реагирует. Точно чисто.
Стальная игла стала дыбом, безмолвно вопя в больничный потолок. Казалось, что Эбису спал тяжёлым глубоким сном. Ойнин знал, каковы шансы. Если элитный наставник не очнётся в течении сорока восьми часов, может не очнуться вовсе. Половина второго этажа - такие, годами на капельницах и без сознания, иссохшие, спящие.
Пальцы нажимали и нажимали на затылке и лице сложные комбинации, активирующие деятельность мозга принудительно. Под любой техникой. Но Эбису спал.
За тихими шагами последовала чакра Токумы. Хьюга остановился у ног.
- Ну как? - спросил сероглазый джоунин.
Сенбон словно окоченел.
- Нас Хокаге вызвал, мы его так и нашли, прямо на улице. Наверное, он тоже спешил. Хокаге-сама велел не поднимать шум.
Верно, накануне третьего экзамена паника деревне никчему. Да и расследовать причины травмы Эбису не поможет. Ни синяка, ни шишки. Чакра течёт нормально, нервная система функционирует. Такое впечатление, что элитный шиноби просто спит, и не желает просыпаться. Не хочет видеть Генму.
Сюрикены просвистели над головой, сбривая листья. Какаши упал, зацепился за нижнюю ветку, оттолкнулся, перекатился, отползая за ствол дерева. Следующий залп принёс взрывные печати. Копирующий ниндзя выкатился, пользуясь дымом, создал клона. Как-то они робко. Неуверенно.
Обдал Катоном район, из которого в него целились оба раза. Группа не решалась подойти к Шарингану Какаши, ожидала подкрепления. Хатаке тем временем шарахнул стихией грозы, заставляя противника отступить. Клон устремился в образовавшуюся брешь, исчез, задохнувшись в ядовитом облаке. Оригинал преодолел часть пути заменой, устремляясь в обратную сторону. Пограничному отряду Тумана пришлось наступать. Осторожно, опасаясь попасть в засаду или подстроенные ловушки.
Какаши самодовольно ухмыльнулся, складывая знак торы. Сенбоны прилетели в спину. Родина ойнинов поступила классически, именно так, как поступил бы сам Хатаке. Не рванула в гущу сражения, засела, поджидая. Позволила врагу самому загнать себя в угол. Четверо шиноби в масках собрались над распростёртым телом капитана АНБУ скрытого Листа. Лидер отряда недоверчиво потормошил ногой. Ткнул кунаем. И только увидев кровь, уверился в своём счастье. Миру предстояло запомнить их как группу, одолевшую непобедимую легенду Конохи.
Трофей взвалили на плечи, не заботясь вытащить парализующую иглу. Разделились. Перед раскрытым глазом замелькала страна Воды, болотистая, непроходимая, неприветливая. Хатаке несли к его цели. Трудно найти иголку в стоге сена, если не знаешь, как она выглядит. Но Химера точно знает, как выглядит Какаши, обязательно придёт его спасать.
Несколько миссий вместе. Сотни порознь. Десятки слухов друг о друге, и всё ради Конохи, ради тех романтиков, которые в неё верили и своей верой зажигали других. Реки пролитой крови, восновном чужой. Ползком, шатаясь, до родного светлого щебечущего леса, где кто-то да подберёт. Как все, как многие другие, оставили своё право на бессмертие, обменяв его на право убивать. Право отдать свою жизнь другим, завещать близким. Тем, у кого близкие ещё есть, а в глазах - такой же наивный пыл.
Несущий его шиноби споткнулся и выругался. Какаши едва не рухнул в болото с высоты среднего яруса веток.
Теперь в чужой деревне, окружённые врагами. Обманывать себя надеждой можно только до ворот Киригакуре, за ними откроется неумолимая правда, ни один шпион не продержится в чужой скрытой деревне, где сотни глаз тренированы распознавать фальшь.
Обнаружились ещё четыре чакры, буквально соткавшись из плотного влажного воздуха. Пленника молча передали. Бесцеремонно, грубо, как мешок.
Казалось, убивать чужих тяжело. Насколько тяжелее убивать дорогих людей, когда они идут тебе на помощь, зная, для чего ты послан.
Ойнины тащили Шарингана Какаши, как довольные ведьмы жертву для оргий на лысой горе. Вряд ли ему предложат чаю.
Бледный Эбису, опутанный капельницами. Бледные стерильные стены и слабый звук дыхания. И жжение в груди, сжатые до боли пальцы. Генма боялся отвести взгляд, чтобы не пропустить пробуждение. Порой дрожь чёрных ресниц мерещилась, он подскакивал и садился обратно. Голод, жажда и усталость исчезли, утонули в огромной всепоглощающей вине. Эбису не хочет просыпаться. Генма наказан непоправимостью совершённых поступков. Двойственностью собственной натуры. Тем, как легко и непринуждённо взвалил всё на плечи своих любовников. С Хаяте было удобно, он не ревнив. А Эбису? Спец-наставник совсем не такой, непростой, себе не прощает, отчего же Генме должен простить? Мучился всё это время. Скрывал. А теперь устал. Ищет покоя в забытьи.
Есть ли смысл сидеть у его постели? Может, нужно отпустить. И снова предоставить ему решать всё водиночку. Тигр до боли закусил сенбон, вычерчивая во рту кровавую линию. Душа разлеталась на острые осколки. Ранила сама себя, собирая их дрожащими пальцами. Знал ли Генма, насколько этот черноглазый джоунин ему дорог? Или нужно было потерять, чтобы убедиться. Искалечить хорошего мальчика.
Кажется, был обед. Ширануи отмахнулся от предложенной медсестрой еды. Не сводил с фарфорового лица золотистых глаз, по-детски опасаясь пропустить первое движение. Или утратить надежду на него.
Хаяте спрыгнул с подоконника в своей хулиганистой манере. Подошёл, посмотрел на больного. На ойнина. Казался задумчивым, грустным.
- Я на миссию.
Генма кивнул.
Хаяте смотрел на него, выжидая. А он не отводил глаз от Эбису. Гекко оказался на подоконнике двумя ловкими лёгкими движениями.
- Я просто не умер, да? Извини.
Чакра исчезла. Перемещение, или просто спрыгнул, не желая общаться дальше. Остатки тигриной души пошли глубокими трещинами. Дыхание стало болезненным, затруднённым. Тяжесть звенела в висках, тупо ныл затылок. Хотелось самому завалиться на соседнюю койку без сознания и предоставить миру вариться в своём котле. Вот только Генма не привык позволять себе разбалтываться. Гудящая горящая голова продолжала соображать. Едва Эбису начнёт приходить в себя, нужно быстро отреагировать, чтобы не потерял от боли сознание. Гекко остынет. Не натворит глупостей.
Генма любит обоих, если есть смысл рассуждать о любви, когда его собственная жизнь хлещет, вытекая из чужих вен.
Увитая шлейфами туманов Киригакуре больше напоминала город. Изящные круглые высотные здания утопали в садах и скверах, сады венчали плоские крыши. Высокие каменные стены вились, пересекая горный хребет, отделяя разбросанные районы скрытой деревни от лесостепи. Лес страны Воды был совсем другим, кустистым, низким, непролазным. Уже в центральных районах мелкие деревца не представляли надёжных воздушных путей, приходилось пробираться через чащу, где пленника и заставили двигаться самостоятельно. Небольшие рощи сменялись болотистыми проплешинами, повсюду звенели ручьи, шныряли ящерицы, взлетали крупные тяжёлые птицы.
Конвой не делал остановок. Какаши вели прямо к воротам, из чего можно было сделать вывод о существовании системы безопасности наподобии Конохского защитного барьера. Никто и не предполагал, что удирать из скрытой деревни простая задача. Ликвидацию... придётся совершить за внешним рубежом, когда линия, зрительно проведенная от высоких пиков до наружных стен, останется позади.
Высокая арка явно была охраняема. Ни двери, ни ворот, никакого запирающего механизма. Сопровождающий капитан перехватил взгляд Какаши, брошенный вверх, туда, где могла бы таиться щель для опускаемой преграды, и самодовольно усмехнулся. Запечатана каким-то дзюцу. Если невидимый барьер и существовал, то невидимые стражи дали добро на его прохождение. Хатаке ничего не почувствовал.
Мелкие домики, каменные, круглые, низкие, как ульи, таились среди скверов и скал. Деревня явно строилась из расчёта на ведение боевых действий, а не мирное проживание. Звенели невидимые мечи, раздавались выкрики подростков. Шиноби Тумана предпочитают катаны скрытному мелкому оружию. Меч не разрешается передавать в чужие руки.
Какаши скользнул взглядом по изогнутым ножнам на поясе одного из сопровождающих. Кирийцы падки до экзотики.
Вопрос, который волновал Копирующего ниндзя всю дорогу, становился всё актуальней с каждым шагом. Почему ему не выкололи шаринган? Он сам поступил бы именно так в первый же миг. Оставлять у себя за спиной, пускай и парализованного, но сильного врага не представлялось разумным. Разве что Туман имел некие надежды на пересадку. Но то, каким путём Шаринган Какаши овладел додзюцу клана Учиха, оставалось великой тайной даже в родной Конохе.
И всё же Кири питала надежды на трофей. Знала бы эта деревня, сколько чакры ест трофей, трижды подумала бы. Наивность врага не раз выручала Хатаке.
В один из этих каменных ульев его и втолкнули. Снаружи осталась охрана. Какаши огляделся. Каменный пол ровный, цельный. Стены из мелких точно подогнанных блоков. Даже крыша каменная, натуральный склеп. При местной сырости половина населения должна была страдать туберкулёзом и пневмонией. Дети тут как выживают? По спине прошла дрожь. Хотя, если обмазать глиной, постелить доски, встроить камин, эта громада должна наоборот предохранять "внутренний" дом от сырости и разрушения. Тоже выход.
В его конуре внутренние удобства отсутствовали. Здоровенные решётчастые окна под потолком вселяли скорее тоску. Тишина повисла, посвистывая невидимыми птицами. Верёвки натёрли руки. На холодном камне сидеть не хотелось. Какаши медленно бродил по кругу, стараясь ступать бесшумно. На сороковом кругу вспомнился Гай. Часы тянулись медленно, клонясь к вечеру. Допрашивать его никто не явился, это было странно.
Эбису ощущал необыкновенную лёгкость и свободу. Стремился прочь от тяжёлого, липкого, затхлого. Становился прозрачным, как свет звёзд безлунной ночью. Чистым, как утренний воздух. Паутина больше не липла к рукам и ногам, не приходилось в ней трепыхаться, запутываясь. Спец-джоунин плыл, подобно невесомой дымке.
Пристальный взгляд, устремлённый на себя, он всё же чувствовал. Но вокруг не было никого. Знакомый взгляд. Он держал, не позволяя предаться лёгкости, острый, болезненный, ноющий, как застрявший сенбон. Элитный наставник изнывал под ним, онемевший, уставший от ожесточения и противоречий. Тяжёлая реальность навалилась ведром горячей жижи, стекла через глаза, выжигая зрение, опаляя все нервы невыносимой судорогой. Перед глазами плясали белые вспышки, лёгкие замерли в судороге, сжались. Казалось, нервы пытались высотаться из живого тела ожившей лапшой.
В несколько мгновений боль начала спадать, отступая от головы, покидая растерзанное тело. Проклятый золотистый взгляд тревожно вглядывался в лицо. Искал признаки осмысленности. Эбису не спешил их подавать, надеясь на возвращение в мир забытья. Там нет ни Генмы, ни Хаяте. А спец-наставник не противен сам себе.
Контуры проступали всё чётче, становясь больничной палатой. Дорога в мир иной закрылась. Досадно. Онемение сменилось тяжестью, тёплой и мягкой, веки слиплись, и элитный педагог погрузился в сон. Это было легче реальности, но всё же липко и тяжело.
Тишина отражалась от круглых стен, давила, накатываясь валом. Охрана за стеной никого не подпускала ближе. Может и не было её там, очередное таинственное дзюцу, смущающее ощущения. Спустилась ночь. В окно под потолком заглядывали звёзды, утопающие в молочном тумане. Красиво. Будто рассеяны на кружевной занавеси яркие блёстки. Складки плыли, изменяя форму. Ночная прохлада начинала пронизывать. В стране туманов солнце не успевало как следует разогреть камень.
Послышались шаги. Дверь открыл пожилой одноглазый шиноби. Что-то в его поведении настораживало, слишком пристально вглядывался в Копирующего ниндзя. Какаши был уверен, что не видел его ранее.
- Ну здравствуй, - произнёс шиноби. Печати, висящие в его ушах, колыхнулись вслед движению.
Хатаке молчал. Странные у Кирийцев предварительные игры.
- Что ж ты молчишь? - настаивал посетитель, сложив руки на груди. - Харусаме за тебя поручился. Теперь он находится под стражей. Твоя участь повлияет и на него. Совет джоунинов только что закончил заседание.
Вот откуда задержка. Но с какой стати по поводу поимки вражеского шиноби в количестве одного собирают совет? Шаринган делили?
- Прошу отдать мой шаринган Хирусаме-сану, - Какаши решил сделать вид, что пытается разобраться в абракадабре.
Старик хохотнул.
- У тебя всегда хорошее настроение, Хатаке Какаши.
Ну вот, опять говорит, как старый знакомый. Детские у них разводы. Или на это и ставка? Что сейчас Хатаке сам себе напридумает злокозней, и сам же в них запутается?
- Я не считаю нас близкими друзьями, - улыбнулся вежливо.
- Я не настолько доверчив, - ухмыльнулся допрашивающий. Если это было допросом. - А ты подтвердил мою правоту.
Какаши захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не гендзюцу, и с его бессознательным телом ничего не вытворяют в данный момент.
- В какие тайны ты успел проникнуть? - угрожающе надвинулся старик. - Я не поверю, что ты решил бежать совершенно внезапно. Ты получил то, зачем приходил.
Бежать. Приходил. Химера? Но с какой стати Химера станет превращаться в Хатаке? Если бы это было оговорено, Сандайме сообщил бы. Если неподготовленное грубое вторжение Хатаке не было устроено специально, чтобы удостовериться, что способности шпиона Листа рассекречены. На лбу выступил холодный пот. Сарутоби не мог так поступить. Или мог?
Кириец истрактовал его растерянность по-своему.
- Ты не успел никому передать информацию, мы в этом уверены. Но попался довольно бездарно. Я бы сказал, умышленно. Ты решил вернуться?
Какаши кивнул, опустив голову. Ва-банк. Главное самому в это не верить.
- Зачем ты вернулся? - сурово спросил одноглазый.
- За мной следили.
- Коноха? - сдвинулись седые брови.
Снова кивок.
- Они убили бы меня по пересечении границы, - вспомнилась печальная участь Химеры. - Они не оставят шаринган в Кири. Не было смысла ждать, пока за ним пришлют кого-то. Лучше инсценировать гибель.
- Пришлют, ага... - задумчиво протянул старик. И добавил громко: - Это он, настоящий Шаринган. Ликвидатор.
В комнату вошли двое, усатые пожилые ветераны.
- Прости, Хатаке Какаши, но твой друг был уверен, что по его душу пришлют именно тебя. Киригакуре гарантировала ему безопасность вобмен на твой глаз, - старческое лицо расплылось в презрительной ухмылке. - Шиноби Конохи не стоят того металла, который идёт на протекторы.
Мир стал с ног на голову. Каким немыслимым дзюцу, сенсорным или физическим, из Химеры выпытали эту тайну? Ладно бы ещё его собственную, но то, что за ним придёт именно Какаши, могло быть только заключением самого Химеры. Настоящего Химеры. Который сам, добровольно его сделал.
Каменные стены провалились во тьму. Предатель. В маске Змеельва. Тот, кто под ней скрывался. Предал. Минато-сенсея, Сарутоби-сама. Всю деревню. Предал лично Какаши. От боли мутило, тонкой, противной, жалкой. Хотелось скулить, зажмуриться, не дышать и задохнуться. Хотелось вылить свою боль в эти стены, наполнить дрожащей вибрирующей силой молнии. Какаши медленно оседал, не замечая, как опасливо пятятся к выходу трое шиноби Киригакуре, как мерцают бледно камни вокруг него, а пятно расползается шире. Ослепительной волной боль накрыла его, вспыхнула, вырывая протяжный стон, низкий. Хатаке ударил кулаком по каменному полу, словно это он был виноват, словно это была красно-белая маска с двумя языками алого пламени. И пол под руками взорвался.
Тело онемело, ныло, щекотало, хотелось повернуться, но что-то мешало. Эбису завозился. Мягкая тёплая ладонь успокаивающе легла на грудь. Надавила, удерживая на месте.
- Ммм-на-ммээ, - промычал спец-джоунин непослушным ртом.
Острое покалывание прогнало неприятные ощущения. Разлилось тепло.
Хотелось ещё послать подальше Генму, надеясь, что и это желание сенбон угадает. Открыл глаза. Темно. Ночь, наверное. С какой стати Ширануи всё ещё тут дежурит, миссию выдали? Достаточно повторно шлёпнуться со смазанных постным маслом перил, чтобы единственного ойнина деревни приставили нянькой?
Должно быть, враждебный взгляд прожигал темноту. Генма заговорил. Голос печальный, надтреснутый, жалкий. Немедленно захотелось его всячески утешить, сделать снова золотистым и самодовольным.
- Прости, я повёл себя ужасно.
Эбису моргнул. Ну да, простить. А смысл? Ведь ничего не изменится, и дело не в детских обидах. И не в детских перемириях. Генма не хочет и не должен меняться. И если Эбису не может его таким принять, это проблемы самого Эбису. И если элитный педагог не хочет больше видеть золотистые глаза, это тоже его право. Обратно, в надзвёздную тишину.
Его лицо, несмотря на ощутимую заторможенность, выразило достаточно, чтобы Генма тихо поднялся и вышел. Чакра исчезла практически сразу, или это так показалось ослабшему спец-наставнику. Слава Ками за непроглядно тёмную ночь, в которой только желтоглазые тигры что-то видят. Судя по голосу, выглядел Ширануи совсем побитым. Жалость не повод для обмана, элитный шиноби всегда предпочитал жестокую прямую правду.
Когда-то Генма гордился тем, что не испытывает жалости. Недрогнувшей рукой рвёт привязанности и иллюзии. Честно рядом и честно свободен. Сейчас честно истерзан. Обоим, Хаяте и Эбису, решительности не занимать. Ойнин найдёт себе мягкое доброе сердце, которое утешит его. Согреет тихим восхищением. А уважать, любить до последнего вздоха, до жесточайшей депрессии, будет этих жестоких двоих.
Хаяте свалил к Кьюби на рога, извинившись, что не умер. Эбису очнулся и тем страшно разочарован. Оба любимых им мужчины мечтают умереть, а он, золотистая мечта всея деревни, в этом виноват. Недоглядел, понадеялся на авось.
Задницу мозолил подаренный на прошлый день рождения остряком-Тензо балкончик, единственный во всём общежитии.
Знакомый воробей теребил штанину. Повернул круглую умную голову. Опять в морг. Ширануи задрал лицо и попросил себе в качестве глобального подарка миссию куда подальше.
Где найти предателя в огромной чужой деревне, которая уже встала на уши и ищет вторгшегося шиноби Листа? По идее он должен был выбрать самое безопасное место. По логике это Резиденция, по той же логике его туда не пустят. Да и вообще, зная нравы кирийцев, Химера сейчас за решёткой. Скрываясь, перебегая от дерева к дереву, Какаши двинулся вглубь ночного городка. Навстречу ползли каменные ульи, обитаемые и пустые, высокие и крохотные. Времени на угадывание их предназначений не было.
В Песке и Облаке пленных содержали в специальных сооружениях на краю деревни. Коноха располагала громадной системой подземелий, чем и пользовалась во всю. Чем располагала Киригакуре? Скалами! Тут тоже должны быть катакомбы. Какаши во второй раз в жизни признал преимущества бьякугана. Там, где есть подземелья и пленные, обязательно есть отдельная канализация. Бессточная, чтобы исключить возможность бегства. Вместе с тем ей нужны отдушины, иначе пленные задохнутся в аммиачных испарениях. Осталось найти место, где жутко воняет. Какаши принюхался. Не слышалось сладких запахов садов и клумб, что удивительно для влажного плодородного края. Сырость подстрекала чихнуть, щекотала ноздри крошечными капельками.
Над головой пронеслись шиноби в масках. Хатаке выждал и осторожно перебежал до следующего кустарника.
Стерильная комната патологоанатомического вскрытия была неизменна, как лики Хокаге. Неизменными казались медсёстры в белых халатах и слепящие лампы под потолком.
Менялись лишь те, кто лежал на железном столе, окоченев. Сегодняшний экспонат состоял из двух частей, неловко соединённых в области плеча. Да и фрагмент руки лежал отдельно, грязный, окровавленный. В мешке принесли? Труп посинел, пованивал. Хотя оттенок говорил о том, что и при жизни кожа была неестественного цвета, половина лица испещрена печатями. Глаза потухшие, мутные, как пуговицы. Рот закоченел в страшноватой ухмылке. Образцы тканей аккуратно заполнили пробирки.
Скальпель блеснул профессионально и холодно, вскрывая брюшину. Запах усилился. Кишки поблёскивали сизой массой. Генма запустил в них руки в перчатках, зачерпнул, отыскивая нужные органы. Увеличенные, деформированные. Тело шиноби, подвергающегося трансформации, не выдерживает долго. Какой бы ни была жизненная сила, аварийный режим сказывается, оставляя мелкие длительные эффекты, проявляющиеся уже после сорока. Этот ещё молод. Скорее всего, убит в трансформированном виде, из-за чего техника себя выдаёт. Узлы смещены, шейный и тазовый увеличены, как у животных. Это временно повышает запас здоровья и сил, отравляя агрессией душу. Не удивительно, что их не возможно контролировать, с таким-то балансом гормонов. Анализ крови и жидкостей обещал дать интересные результаты.
Стандартный разряд электричества дал представление о функционировании нервной системы. Ойнин приподнял бровь. Рефлексы и скорость у этого парня были устрашающими. Как с ним справились? Судя по рассеченному надвое телу, катаной. Страшны мечники Листа. Генму успокаивало то, что исходя из давности, труп не был связан с миссией Хаяте. Зато Гекко, ученика легендарного мечника-саннина, могли послать ликвидировать таких же. По спине прошла дрожь. "Я просто не умер?" Хаяте рассудительный.
Чакра пошла криво, Ширануи воткнул сенбон, повторил вливание. Разрывы были связаны не только с ранением. Генма завизжал пилой, вскрывая череп в остриженной, подготовленной области. Как и ожидалось, извилины оплавлены. Не выдерживают. Пласты коры беспорядочны, формирование памяти нарушено, центры смещены, следы проникающих травм. Парень не чудной, он результат экспериментов, причём нескольких. Генма знал одного гения, одержимого подобными идеями, и с каждым тестом всё больше об этом задумывался.
Далёкие огоньки мерцали жёлтым. Казались уютными, притягивали к жилью. Какаши сидел неподвижно в зарослях ивы, скрытый длинными ниспадающими ветками. Кому-то взбрело в голову посадить тут проросшую веточку. Или просто воткнуть, а влажный климат сделал своё дело.
Луна просвечивала тонкую дымку, молочная бледность кружила над деревней, заволакивая высокие горы. Вилась, поднимаясь выше, будто звёзды растворили в воде, а потом перевернули, и бассейн с ними теперь над головой. Лунная дорожка легла в нём, протянулась до высокого тополя, утонула в черноте кряжа.
Пушистый комок прогалопировал по дороге, метнулся в куст, ткнулся об ногу.
- Я нашёл, - прошептал Биски взволнованно. - Там, на северной окраине, покажу.
Хатаке медленно отпустил чакру, прислушиваясь, принюхиваясь к чужой деревне. Беспокойные шиноби шныряли там и тут, избегая света. В небе загудело. Туман потемнел, наполз на ночное светило. Барьер Конохи уязвим, Хатаке как капитан АНБУ отлично знал, с каким интервалом его отключают в грозу, чтобы не уничтожило стихией. Сразу после раската включают на пять секунд и снова отбой. Каждая гроза - аврал для команды хранителей, поддерживающих технику. Если этот действительно подобен, сильное сенсорное поле тоже зашкаливает, и нуждается в мерах безопасности.
Низкие тучи погребли под собой далёкие пики, нависли, будто втиснулись в пространство между ними. Громыхнуло. Хатаке снова скрыл своё присутствие, этого усилия достаточно, атмосфера сделает своё дело, оставив Копирующему ниндзя пятнадцать минут.
Биски прижал уши, покосился на небо и затрусил по дорожке. Хатаке, скрываясь, бесшумно следовал из тени в тень.
Дворовые шавки заливались лаем, будоража окрестности. Нин-пёс горделиво перебирал лапами, всем своим видом показывая, что не состоит даже в отдалённом родстве с бессловесными тварями на привязи. Разбуженные жители окраины бормотали бессвязные проклятия. Запах действительно разносился далеко. Ступая по колени в высокой траве, Какаши едва видел, как она шевелится над его провожатым. Биски лёг на живот и звонко тявкнул. Замотал хвостом, будто от мошки отбивался, пополз, припадая на передние лапы. Судя по чакре, за поворотом скалы двое шиноби, охрана. Собачонка весело кувыркнулась, села на зад, подняв кверху лапки, подёргала правой, просительно вытянув мордочку.
Охранник захихикал. Пёс-шиноби принялся скакать во все стороны, будто вчера родился, путался в собственных лапах, дружелюбно прижимал уши. Смотрел доверчивыми умными глазами, выпрашивая. Отойди, тварь эдакая, всего на несколько метров.
АНБУ Киригакуре решил, что собаке хочется лакомства, порылся в сумке, вынул, протянул на руке. У Биски тоже аллергия на шоколад, но конфета бережно принята. Звонкий тявк и кувырок в воздухе. Порой артистичность младшего из Нинкен и не в тягость вовсе. Шумный, да, нервный, но вот так отвлечь часового с важного поста лишь ему под силу. Лучше гендзюцу действует. Бесплотная тень скользнула за самой спиной шиноби. Окунулась в прохладу каменного тоннеля, нашаривая дорогу.
Оружие, хитай, жилет, даже маска, всё осталось у неприятеля. Какаши освободил чакру, применил технику превращения. Тратить следовало крайне экономно. С внешностью одноглазого шиноби Тумана входить в круг освещённого факелом пространства было спокойней. За решётчастыми перегородками находилось всего трое. Один - отдельно. Именно он впился внимательным взглядом. Какаши разглядывал точную свою копию. Цепкий пристальный взгляд угольно-чёрного глаза, прикрытое веко, шрам на лице. Бледный, серебристый, тонкий. Сволочь. Неужели он выглядит таким безобидным со стороны?
Странно было чувствовать рядом свою чакру, тревожило, напрягало до ужаса. Холодная ярость закипала внутри. Какаши подошёл вплотную. Его копия резко сконцентрировала чакру, выполняя почти правильное Райкири. Для активации тела места не достаточно, но щебечущее лезвие ударило в замок. Хатаке выполнил технику почти одновременно с ним. Сказался опыт, всё же гений трансформации не имел за плечами десятка лет и сотен боёв с использованием Тысячи птиц. Предатель с лицом Хатаке Какаши булькнул кровью. Оригинал вытащил окровавленную ладонь из растерзанной груди, схватил за загривок, ударил об искорёженную решётку лицом, разбивая даже намёк на додзюцу, швырнул практически труп в охранника. Перехватил его же катану, отклонил, подставив. Шиноби аккуратно наделся на лезвие. Какаши на ходу вытащил кунай из его чехла, напоминая себе не порезаться, мало до чего ещё эти туманники додумаются.
Выскользнул неслышно, снял технику. Собственное тело и душа казались осквернёнными предателем. Тучи кипели над головой, тяжёлые и тёмные. Вспышки молнии освещали пространство белым, ослепляя, повергая в следующий миг в кромешную темноту. Глаза уставали, болели, мельтешили чёрно-белой мошкарой. Но шаринган использовать не следовало, съест остатки необходимых сил. Тихий шелест высокой травы тонул в надсадном гуле разгневанного неба.
Клокотавшая злость исчезла вместе со Змеельвом. Чернота, в которой Хатаке утонул, была неизмеримо глубже и гуще прежнего. Кровь высыхала на его руке, а вытереть её было невозможно. Своя. И запахом. Пустота в груди казалась естественной, ведь он остановил своё сердце минуту назад.
Ярость стихии обрушилась на землю, ломая деревья, хватаясь за крыши, завывая в ущелье. Воздух надсадно ревел, скручиваемый мятежными вихрями. Массы его сталкивались, высекали электричество. Какаши передвигался стремительными длинными прыжками вместе с ослепительными вспышками, одна из десятка молний, рождённых грозовым небом.
@темы: Ирука, Генма, Какаши, размер: миди (от 20 до 70 машинописных страниц), жанр: романтика, Тензо, Эбису, Хаятэ, жанр: ангст, жанр: экшн
Спец-джоунин энергично растирал кашицу зубами, выскребал ложкой по дну. Врач оказалась приветливой, понятливой и очень сильной. Но глубоко в душе поселилась ночная желтоглазая тоска, хотелось видеть её, смиряться с неизбежными уколами сенбона, болезненными, эффективными. Тяжело быть честным, но какой смысл обманывать себя, тащить в рот то, что невозможно разжевать? Рано или поздно придётся подавиться. Так лучше сейчас всё признать.
Элитный наставник проглотил последнюю ложку, поставил тарелку на прикроватную тумбочку. В тонкой занавеси запутался чей-то взгляд. Шиноби легко скользнул на подоконник, на секунду задержался, закрывая за собой окно. Гекко Хаяте, словно гибкий кот, ступил прямо на пол. Выпутался из жёлтой ткани, выглянул, смешливый, довольный жизнью. Катана за плечом, тяжести стального доспеха будто не чувствует. У Эбису не хватило сил нахмуриться.
Мечник сел на край постели, задрал ногу, опёрся рукой на колено. Смотрел. Спец-педагог разглядывал его вответ. Кажется, Хаяте не интересовали подробности состояния здоровья, не хотелось посопереживать. Наоборот, рядом с Гекко было сложно сосредоточиться на мрачных мыслях, вялости, охватывало оптимистичное брызжущее настроение. Эбису улыбнулся, смущённо поправляя очки.
Хаяте потянулся, заглядывая в пустую тарелку, сморщил нос. Не от Генмы ли перенял эту привычку разговаривать молча? Только вместо тонкой иглы - гибкое стройное тело.
- Чаю хочешь? - спросило оно вслух.
Элитный шиноби представил себе горячий бодрящий напиток и сглотнул слюну, кивнул. Гекко рассмеялся, скользнул к двери одним движением, прикрыл за собой. Исчез. Тихо, незаметно. Команда Какаши казалась помешенной на тишине. Понаблюдать бы за всеми четверыми. Дверь снова открылась. Горячий крепкий напиток приятно пах из двух больших чашек.
- Дзюцу мгновенного приготовления чая? - спросил Эбису.
Хаяте снова обдал его весёлыми искрами. А ведь не красив собой. Но вот это, переполняющее его, действительно не умещается внутри, слепит глаза, и уже видишь только улыбку, смех, читая вместо непримечательных черт. Эбису казалось, что его обняли пушистыми лапами, усадили в самое сердце Гекко Хаяте на почётном стуле. И у ослабленного терзанием педагога не было сил противиться. А Хаяте замечал только свой чай, погружая в него задумчивый взор, покачивая в зелёные листики чашку. Если бы мечник позвал - Эбису, возможно, даже сбежал бы сейчас из больницы, на свежий воздух. В чайную или раменную. Если бы сил хватило спуститься по стене. Но гость удобнее уселся на краю кровати, болтал ногой, прижмурив глаза. И в его присутствии всё неизменно шло к лучшему. Ситуация с Генмой медленно, но решалась, болезненно, но становилась на места. Здоровье возвращалось, печаль отступала, приближая день, когда Конохамару снова станет основной заботой элитного наставника.
- О чём думаешь? - не вынес Эбису неведения. Тёмные ресницы ревниво скрывали свои тайны.
Хаяте почти минуту медлил, собирая в слова невыразимое.
- Я не думаю, - сказал наконец. - Я тут сижу.
- Я заметил, - спец-педагог засмеялся, выпятил подбородок, забывая про очки. - Пришёл, и больница превратилась в пансионат.
- Неет, знаешь что? - оживился Хаяте. - Сейчас!
Одним прыжком скрылся. Эбису задумчиво смотрел ему вслед, боясь положить ногу на то место, где мечник сидел. Заложил руки за голову, принялся изучать нерадиво выбеленный потолок. Что теперь с ним будет? Вихрь уверенности продолжит нести на себе? Или лучше встать на ноги, продвигаться самостоятельно, шаг за шагом, обдумывая, куда и зачем идёшь. Мысли нарушило возвращение Гекко. Бесцеремонно подошёл, помогая подняться, словно был уверен, что Эбису не против. Поддержал, усаживая на подоконник распахнутого настежь окна. Огромный кулёк черешен поместился между двумя спец-джоунинами, довершая совершенство удавшегося дня. Ради таких дней стоит просыпаться, возвращаться из надзвёздной глубины, прозрачной и лёгкой, но такой холодной и призрачной. Там нет спелых черешен, цветущих под окном ирисов, резвящейся детворы, жизнерадостного мечника.
Огибавшая периметр фигура оказалась до боли знакомой. Поигрывая сенбоном, Генма вырулил из здания морга, с удовольствием окунаясь в солнце. Мягкий свет усталых глаз был также притягателен, но уже не мучительно. Они перестали казаться роковыми и властными, словно Хаяте символизировал некий перевес. Ширануи ощутил наблюдение, поднял свои тигриные, махнув пушистыми ресницами. Красиво, только сердце не подпрыгнуло. Остановился. Растерялся, глядя на двоих шиноби, сидящих на одном окне. Для него места не было. Вниз летели черенки и косточки. Эбису запустил руку в пакет. Очки мешали разглядеть, не червиво ли. Сдвинул их на макушку.
Генма удалялся, повернувшись спиной. Так ли ему одиноко, как было до этого Эбису? Хуже, чем звучал ночью голос? Элитный наставник чувствовал, что нельзя звать его обратно из сострадания. Нельзя обманывать из жалости. Надо забыть.
Солнце пронизывало лес косыми лучами, пронзало ленивый сумрак, забившийся робко под деревья, льнущий к ветвям. Неумолимая реальность высветила, обнажила сиротство. Какаши никогда не приходилось сталкиваться с чужим бесчестием, и впервые хотелось, чтобы это оказалось кошмарным сном, глупой ошибкой.
Он бежал из страны Воды, будто на границе что-то изменится, и кровь на его руке окажется искусно сделанной краской, память - обманом. Хатаке не был всилах справиться с гнетущей пустотой. Предательство хуже смерти, так умирает вера. Всё то доверие и искренность, которое было тайно отдано таинственному Химере, оказалось отравлено. Для Змеельва не существовало своих и чужих, святого и неприкосновенного. Того, за что стоило рисковать, умирать, бороться.
Хатаке Какаши остался в пустоте. Она звенела в ушах, шумела ветром, неслась на головокружительной скорости. Пустота там, где был Копирующий ниндзя Конохи. Пускай только сосуд, заставлявший себя двигаться дальше, теперь и это было попрано, изранено, жгло невыносимой тоской.
Все светлые мечты, словно детские грёзы, оказались безжалостно растоптаны. Много ли он хотел? Просто чтобы был человек, ради которого стоит жить на свете. Может, это такая огромная и великая роскошь? Может, мало их, этих людей, и всем не хватает даже по маленькому кусочку? Правды не узнает никто. Ведь всякий чем-то оправдывает свои поступки. Разве что Сандайме знал, что делал, давая миссию.
А Какаши, не колеблясь, закрыл бы Химеру собой. Не только потому, что капитан и обязан, не только потому, что дипломатов положено беречь. Было страшно жить в мире, где Химеры больше нет. Теперь придётся жить в мире, где Химеры не может существовать. И Какаши существовать не хочется. Сжаться, свалиться с одной из тысяч мелькающих веток. Удариться о нечаянно выглянувший из толстого лиственного ковра камень. Забыть, уснуть. Но Хатаке должен донести на плечах эту тяжесть до самой деревни, отчитаться, рассказать.
- С днём рождения, - проговорил Хаяте, подкрадываясь сзади. Когда Генма сидит к окну спиной, он сердит и замкнут.
- Он в следующем месяце.
Юмор остался где-то далеко. Изодранный ойнин прорвался через колючий кустарник, каждый сантиметр саднил, ныл, только это было изнутри. Хаяте вздохнул, падая на кровать.
- Больше не принимаешь подарки авансом?
Жёлтые глаза недоверчиво покосились на мечника. Гекко сбросил перевязь с катаной, устроился удобнее. Лёжа головой от окна было удобно заглядывать в лицо Ширануи. Сенбон повис, слегка подёргивая кончиком. Хаяте потянулся, растопырил руки, призывая помочь освободиться от тяжёлого нагрудника. Генма молча расстегнул пряжки и продолжил созерцать чёрно-белые панели. Хаяте нехотя приподнялся, стянул стальные облатки. Вёл себя, как дома, как обычно, и уютная уверенность, что хоть что-то будет по-прежнему, возвращалась к ойнину.
Ладонь мечника коснулась затылка, зарылась в волосы.
- Скоро он будет с нами, - промурлыкал Хаяте, поблёскивая тёмными глазами. Весёлыми, хитрыми.
Генма повернулся. Самодовольная улыбка гуляла по лицу растянувшегося шиноби.
- И что ты в нём нашёл? - удивился Гекко.
- Он правильный, - ответил Ширануи.
- Испортишь и успокоишься?
- Не... его не испортишь, он упрямый.
Хаяте фыркнул, отказываясь находить прелесть в бараньей упёртости и самоедстве. Вместо этого ткнулся носом в сложенные на коленях руки Генмы, потёрся об них щекой. Лизнул пальцы.
Тигр убрал с его лба норовящую закрыть глаза прядь. Поймёт ли он когда-нибудь эту таинственную, как Конохский лес, душу?
- Можно носить хитаи косынками всем втроём, - предложил мечник. - Объявим таинственную секту. И в голову не печёт.
Ширануи усмехнулся.
- Будем приносить жертвы, распивать зелье, проводить ритуалы и просить у Акемичи скидку на выпечку за порцию свежих сплетен, - завершил свою мысль Хаяте.
Генма провёл пальцем по татуировке на его плече. Некоторым служба в АНБУ даётся легко. Не меняются вовсе. Насколько нужно быть сильным, чтобы оставаться таким весёлым, нося фарфоровую маску? Прошёл рукой по груди, проник теплом чакры через тонкую плотную ткань чёрного жилета. Мышцы сжались и снова расслабились, прошли волной. Хаяте медленно моргнул. Они свились сложным узлом, стало сложно разобраться, кто кого поддерживает. Сложно экстрактировать друг из друга по мысли, по нерву.
Гекко ждал, как чередуется вдох с выдохом. Знал, что Генме пора выбираться из оцепенения. Выдыхал, позволяя вдохнуть Ширануи. Коснулся губами татуировки на плече, провёл носом до самого локтя. Хаяте дышал глубоко и ровно. Под тонкой кожей бился горячий пульс, согревал. Генма провёл по изгибу кончиком языка, и рука Хаяте невольно дрогнула.
Деревня впилась в грудь тёплыми щупальцами, резанула по глазам знакомыми пейзажами, отпечатавшимися глубоко, незаметно ставшими основой для многих принципов. Родная. С ней многое связано. Память, запахи.
Какаши перелетал с крыши на крышу. Тёплое дыхание спящей Конохи врачевало кровоточащую рану. Здесь обязательно найдутся новые люди, такие, в которых можно верить. Ради которых можно жить. Если нужно, Какаши сам, подобно Минато-сенсею, будет терпеливо подавать пример. Сенсей не верил в душеспасительные нравоучения, зато каждым своим шагом утверждал то, во что верил. Какаши тоже сможет. У него нет силы, наполняющей изнутри, но если в деревне есть кого ставить в пример, ещё кому-то будет ради чего жить.
Постучался в окно. Хокаге сидел за своим столом при свете лампы, читал, курил. Поднял глаза, секунду вглядывался в царящий за окном мрак, кивнул, отложил свиток. Какаши отодвинул раму, спрыгнул на пол.
- Хокаге-сама, - склонился низко.
- Как дела, Какаши? - осведомился Сарутоби, уже успевший морально подготовить себя ко всему.
- Миссия выполнена, Химера... мёртв.
Какаши сам себе не верил. Пропасть качнулась под ним, разевая пасть. Пол исчез, Хатаке падал, и это падение не прекращалось. Всё глубже в бездонную пропасть. Сотни убитых шиноби, и только в этот раз действительно почувствовал причинённую смерть. Бесповоротно.
Сандайме тяжело кивнул.
- Он что-то сказал перед смертью?
- Он предал Коноху, - выдавил Копирующий ниндзя, пряча глаза. Было стыдно, тяжело говорить это Хокаге. Человек, носивший его лицо. Его сердце. Надежды.
Старик выронил трубку.
- Я... смысла разговаривать не было, он продал им шаринган вобмен на свободу. Его имитация оказалась негодной.
Сарутоби смотрел прямо перед собой поверх столешницы. Было здорово видеть, что даже он не ожидал подобного. Он тоже верил. У пропасти появилось дно, жёсткое, глубокое, смертельное, но всё же предел падению во тьму.