в тихом омуте жабы водятся
Название: Тот, кто смотрит моими глазами.
Автор: riikа
Бета: Юнис Византия
Фендом: Наруто
Пейринг: Казекаге\Яшамару
Жанр: POV, ангст
Рейтинг: nc-17
Статус: закончен
Дисклеймер: мир и герои принадлежат не мне
Предупреждения: 1. ООС, яой, AU относительно канона
2. Имя матери Гаары не такое, но звучит похоже
ОТ АВТОРА: Что можно выдумать, чтобы защититься от одиночества?
Размещение запрещено
читать дальшеСтранно было воспринимать мир, как неровные клочки ткани. Иногда Яшамару думал, что с ним что-то не так. Эта мысль скользила по поверхности разума, не вызывая никаких эмоций и пропадала в том молочном тумане, который был ничем.
Когда это началось? Еще один вопрос, дергавший что-то тревожное в глубине его существа, и так же не дождавшийся ответа.
Просто сначала Яшамару никогда не был один. Маленькие руки, упругая сила, звонкая радость, струящаяся подобно змейкам песка по неподвижным рыжим барханам, — Кагура всегда была рядом. Какие-то бесконечные проказы, многослойный вихрь плотных одежд. Она редко молчала и оставляла его одного. Ненамного младше его, Кагура совершенно точно считала себя старшей сестрой и опекала Яшамару, не давая погрузиться в себя, разведывать свои внутренние просторы, что было для него естественно.
А потом все изменилось.
Яшамару до сих пор отчетливо вспоминал тот момент, когда его зрение будто разделилось, задрожало жарким маревом, и тихий, заманчивый шепот неразборчиво зашелестел внутри. Поначалу неразборчиво.
Пока Кагура флиртовала и принимала ухаживания, «другой я» Яшамару почти всегда молчал. Когда сестра, закутанная в кокон церемониальных одежд, опустив шалые глаза, уходила в другую семью, ласкала беззащитными пальцами чужие ладони, Яшамару прикрывал ресницами дрожащие зрачки, опасаясь, что кто-нибудь увидит, что он уже не один.
Но никто не обратил внимания.
Как-то однажды Яшамару заглянул ей в душу, а там было пусто. Как брошенный дом зияет выбитыми стеклами окон, так Кагура освободила свое тело и растворилась в запеченных песках, окружающих их неласковую родину.
Яшамару заметался, припадочно хватая раскаленный воздух потрескавшимися губами. Рассказать кому-то? Ее мужу, молодому Казекаге? Неужели же он сам не видит, что каждую ночь делит постель с трупом?
Да, тело Кагуры еще не пахнет, оно двигается с неуклюжей грацией, поддерживая огромный, раковый живот защитным жестом, стараясь объять тонкими руками выпуклое, больное чрево.
Это что-то страшное, понял Яшамару. Никто не заметил. Жители Суны продолжают ей улыбаться, сдвигая приветливой мимикой складки защитной ткани на лицах. А она улыбается в ответ. Без радости. Без эмоций. Оно, тело, растягивает губы улыбкой, как будто ему показали действие, забыв объяснить, зачем это надо. Просто что-то, что было Кагурой и уже ею не является.
Яшамару сначала не поверил. Не может быть, чтобы все ошибались, а он - нет. Значит - не прав он. Именно в нем проблема. Значит - это его раздвоенное, больное зрение. Значит - это странный, живущий в глубине души, другой голос.
Но что-то мешало до конца поверить. А потом стало поздно.
Он запомнил спокойно-опустошенное лицо старой Чие, ее дрожащие, морщинистые руки. И еще, застывший, пустой взгляд Казекаге. И песчаную бурю, яростно колотившуюся в ставни. И мельчайшую пыль, забившую легкие. И тихий, скулящий крик, разбивший онемевшую тишину комнаты. И запах крови, металлом осевший на вены. И непонятную горку человеческого тела, прикрытую тканью.
Он даже взметнулся слегка, осознав, что мертвая сестра сдалась и все увидели ее неподвижную, бездыханную грудь. Теперь Кагура умерла для всех, и можно не беспокоиться за свой рассудок.
Яшамару, наконец-то, мог быть спокоен. Он деловито сновал по комнате, помогая медикам убираться, выливал тазики с багрянцевой водой, укутывал тело, равнодушный к его мягкой, отяжелевшей покорности.
Казекаге заметил тогда, что глаза его родственника удовлетворенно сияют, яркие и сумасшедше-лиловые. Такой же взгляд был у Кагуры, когда она выходила за него. Он влюбился в этот странный цвет, едва увидел, и постарался оставить его себе. Вот только жизнь с Казекаге и воплощение его проектов постепенно вытравили эту яркость из ее глаз и жизнь из ее вен. Проект завершился успехом... относительным. Что такое одна маленькая, ну очень небольшая привязанность, по сравнению с реализацией амбициозных планов? В любовь Казекаге не верил. И поэтому, лишь с легким сожалением наблюдал, как заматывают в белую ткань тело его жены, постепенно скрывая такие знакомые, мягкие очертания ее фигуры. И как-то, сам собой, взгляд его находил Яшамару, не позволяя тому пропасть, затеряться в чужой суете.
Внезапный, яростный выброс песка застал всех врасплох. Тонкие, сжатые нечеловеческой злобой иглы сплавившихся песчинок рванулись одновременно во все стороны, протыкая уязвимую плоть, заставляя вибрировать прочные, оконные стекла от бескрылых, беспомощных криков.
Казекаге едва успел защитить себя песчанным клоном, осторожно выглянул из-за осыпающегося плеча. Его эксперимент, маленький рассерженный комочек плоти, сердито размахивал крошечными ручками, тараща еще невидящие, блеклые глазенки. Старуха Чие выпуталась из оберегающе скрещенных рук одной из своих боевых марионеток и, насупившись, огляделась. Кроме них троих, невредимым остался только Яшамару, в момент атаки находившийся неподалеку от старухи и потому удачно попавший в поле защиты куклы.
На белых робах трех медиков и по простыне, укутавшей останки Кагуры цвели яркие, выдирающие мозг, разводы, запах крови сгустился, тяжелое, хриплое дыхание жгло легкие...
- Самовлюбленный демон, - совершенно спокойно, невообразимо невыразительно произнес Яшамару. В противовес тону, его пальцы с побелевшими костяшками судорожно прижимали к себе ком скомканных, окровавленных бинтов. Руки неконтролируемо чуть подергивались.
- Решил покинуть ее тело, - продолжал Яшамару, его остановившийся взгляд не отрывался от рыжего, живого кокона песка, в который втянулись смертоносные иглы. Сквозь шуршащие, движущиеся песчинки проглядывала розовая, нежная кожа.
Демон молчал.
Глухо, частой дробью, стучали капли крови о деревянные доски пола, как ужасный дождь. Казекаге чувствовал себя завязшим в чужом мороке, в жарком, иссушающем гендзюцу. Чие молчала, чуть наклонив голову, мелкой, хищной птичкой наблюдала за рябью песка.
- Сестричка, твое чудовище выживет и без тебя...
«...выживу ли я?»
- Гаара.
Что это значит — звук слез в голосе? Подступающая, перекрывающая гортань истерика?
А «он», разделяющий с Яшамару сознание, осушил так и не пролитые слезы, процарапал, сжал горло безжалостно... Влага в пустыне — драгоценность. «Другой», смертельно спокойный Яшамару безмолвно приветствовал родича.
Яркие, застывшие, как оплавленная горная порода, глаза стеклянно блестели.
* * *
- Что такое любовь?
И грохот в ушах, такой, что кажется, голова сейчас треснет и произойдет что-то непоправимое, непростительное. «Кто-то» выглядывает из глазниц, ехидно скалится, встречая в бирюзовых детских глазах родственную душу.
Гаара сморщил чистый, высокий лобик, нахмурился жалобно:
- А у меня она есть?
«Конечно!» - разносится сквозь гулкие раскаты хохота внутри существа Яшамару, -«Ты само воплощение любви! Самалюбовьсамалюбовьсама...самовлюбленный...»
Лиловые глаза наблюдают из простой, деревянной рамочки. Они принадлежат только себе. Яшамару тоже был когда-то один. Был ли?
* * *
Это был просто еще один способ вернуть контроль, жалкая попытка вернуть себя, возмутиться, захлебнуться неправильностью происходящего. Повседневные обязанности шиноби, миссии, штаб, быт — затягивало, как зыбучий песок, воспоминания подергивались тонкой вуалью забвения. Изредка, на периферии сознания, за пределами прямого взгляда, мелькала вызывающе красная шевелюра и сливалась с песчаными скалами. Тихое, томное шуршание всегда будто сопровождало Гаару, маленький демон купался в осторожных взглядах, голосах исподтишка и откровенном, густом страхе.
Яшамару держал дистанцию. Он знал, если приблизится, взглянет в родные глаза, тот, кто внутри, встрепенется и вырвется, и не ограничится только наблюдением.
К сожалению, так же избежать лидера не удавалось. Они сталкивались в штабе, на улицах, в чайных.
Яшамару ощущал его взгляд, как нечто физическое, как настойчивое прикосновение, пальцы на коже. Он не понял, как и когда, но «внутренний» Яшамару заинтересовался. Он царапнул щекоткой, поворочался в солнечном сплетении и выглянул, встречая настойчивость Казекаге.
Яшамару никогда не задумывался о воздействии своего необычного, лилового взгляда на людей. Обычно Кагура, веселая, общительная Кагура, оттягивала все внимание на себя. Ее смех привлекал, в ее глаза влюблялись.
Яшамару не был даже бледной тенью, он переставал осознавать себя рядом с ней, растворялся в их похожести.
И поэтому сейчас, оставшись беззащитным перед откровенными, вызывающими взглядами, он потерялся. И спрятался. И отпустил «себя».
* * *
- Я не знаю, что такое боль.
Кончик острого ножа с упрямой настойчивостью раз за разом исчезает в небольших, песчаных воронках. Гаара расстроенно сопит и сильнее сжимает рукоять.
Врешь ты все, маленький демон. Яшамару почти с умилением разглядывает темную, усталую кожу вокруг его глаз и с легкостью подавляет уже привычное желание взять его за горло. Провести чуткими подушечками пальцев по нежной, детской шее. И сжать. Сильно.
Вместо этого он режет свою руку, наблюдая, как сияют бирюзовые глаза. У всех ли демонов такие завораживающие глаза?
От Гаары пахнет жарким песком и, почему-то, молоком.
Ну да. Он же ребенок.
Рядом с отцом Гаары тоже жарко, вот только пахнет он абсолютно по-другому. Яшамару осознал это как-то вдруг, когда прямо посередине доклада о завершенной миссии, его схватили, вырывая свитки из рук, и притиснули к высокому, монументальному столу. Он проводил взглядом отлетевшие бумаги, поморщился при ударе о стену.
- Смотри на меня.
Казекаге впился взглядом, вцепился в жилет.
Яшамару «поплыл». Глаза расфокусировались, зрачки - он знал - запульсировали, вбирая свет.
Казекаге смотрел жадно, как будто втягивал в себя, впитывал взлохмаченные светлые волосы, приоткрытый рот, усталые, мелкие морщинки, чуть съехавшую, запыленную бандану.
Яшамару осторожно облизал потрескавшиеся губы. Казекаге уставился на подрагивающий кончик языка, вздохнул тяжело.
- Я не мылся неделю, - равнодушно поделился Яшамару, пытаясь повернуться удобней в сжимающих его руках.
Пустыня пропитала его тело, смешавшись с потом, глаза болели от бесконечного солнечного сияния.
Казекаге рыкнул вместо ответа, склоняясь ближе. Замер, уткнувшись носом в чужое горло, тяжело переводя дыхание. Горячий воздух тревожил маленькие ранки на коже шеи, соленый неуютный пот давно освоенными тропами стекал по пояснице.
Казекаге мокро, длинно лизнул, ранки защипало от попавшей едкой соли.
Совсем не малыш. И ни какого молока.
Он содрал с Яшамару жилет, торопливо залез ладонями под негнущуюся уже водолазку, властно обхватил твердый бок. Яшамару прерывисто выдохнул, ощущая, как торопливо забухало сердце, потянулся, сбрасывая хитай-ате на стол, откидывая освободившиеся волосы. Он прикрывал глаза ресницами, смотрел вверх, на потолок, не выпускал своего «другого». Но он напрасно беспокоился, в темном кабинете их было только двое.
- На меня смотри, - недовольно повторил Казекаге, обхватывая пятерней его затылок. Вгляделся пристально, топя в нечитаемом выражении глаз, и наклонился — порывисто, жестко смял губы.
Яшамару почувствовал, как треснула пересохшая кожа. Жадный, чужой язык перехватил тягучие капли и с этим вкусом сладости и железа проник внутрь. Накатила слабость — горячие, потяжелевшие руки и ноги отказывались двигаться. Казекаге ласкал его рот, уверенно, настойчиво, давил языком, покусывал, размазывал кровь по горящим губам.
Он внезапно убрал ладонь с затылка Яшамару, скользнул ниже по позвоночнику, сминая водолазку в складки, задирая ткань, коснулся пальцами кожи, плавно очертил ребра.
Яшамару выгнулся, словно преодолевая невидимые силки, прижался, раздражая чувствительную кожу короткими соприкосновениями с жесткой тканью одеяния своего лидера. Руки обрели собственную волю, обхватили Казекаге за плечи, с силой притянули ближе.
Яшамару чувствовал себя зрителем в первых рядах.
Неужели это он, так откровенно раздвинув ноги, прижимается к мужу своей мертвой сестры?
Пульс торопливо зачастил, голова пустая и легкая. Зачем ему это?
И зачем вопросы?
Казекаге вполне одобрял отсутствие мыслей и разумного сопротивления. Он на мгновение отодвинулся, помогая Яшамару сдернуть пропыленные брюки, властно провел ладонью по внутренней стороне обнажившегося бедра. Жесткие, мозолистые подушечки чувствительно царапнули к кожу, Яшамару невольно выгнулся, прижимаясь плотней.
Он ощутил, как Казекаге подхватил его под ягодицы, подсаживая на стол, одновременно опять разводя ему ноги, открывая для себя. Животный порыв бросил бедра Казекаге вперед. Настойчивый толчок вжал Яшамару в край столешницы, заставил почувствовать твердую горячую плоть, жадно трущуюся о его пах.
Казекаге опустил руку между их телами и, задевая костяшками пальцев чужой возбужденный член, попытался расстегнуть свои штаны. Почему-то именно это небрежное движение завело Яшамару до предела.
Поскуливая от нетерпения, он раскинул колени, с силой прижимаясь к руке Казекаге, мешая ему двигаться. Тот рыкнул, наконец, освобождая свой член и обхватывая широкой ладонью сразу оба.
Крупная дрожь била Яшамару, он, не удержавшись, опрокинулся на спину, все его ощущения сосредоточились в паху. Казекаге мучил его и себя — медленно двигал рукой, тревожил кожицу, ласкал большим, намокшим пальцем чувствительную головку.
Голова Яшамару свесилась с противоположного конца стола. Открыв глаза, он видел перевернутое небо в круглых окнах-иллюминаторах, странную опрокинутую дозорную башню и нелепую фигурку шиноби-часового.
Казекаге отпустил их члены, но, продолжая настойчиво потираться влажной головкой о доверчиво открытое бедро, ласкающе провел пальцами по подтянувшейся коже яичек, обхватил их, покачивая, взвешивая. Скользнул за мошонку, мимолетно коснулся промежности, заставив Яшамару тревожно вскрикнуть, как гибнущая птица. Казекаге замер, раздумывая, но, сразу все для себя решив, потянул податливое бедро, фиксируя откровенную позу.
Яшамару вдруг разглядел отражение своего лидера на прозрачном окне, опрокинутым в ночь, зыбкое марево его фигуры поднесло пальцы ко рту и внезапно поймало неверящий взгляд. Тяжелый член Яшамару дернулся, почти шлепнув его по животу, кожа налилась жарким, в паху билось и пульсировало. Происходило что-то необычное — кто-то другой, совсем другой, новый дышал тяжело и жаждал, прямо-таки алкал прикосновений, тяжести тела, ограничения собственной подвижности.
И Казекаге не замедлил удовлетворить эту безмолвную просьбу. Слегка навалившись на умело распятого Яшамару он, не глядя, обвел мокрыми пальцами вход в его тело, размял неуступчивые складки и толкнулся внутрь. Сразу два пальца — это произвольно попытавшееся отпрянуть бедра, дрожащее чувство натянутости и незавершенность, совершенно отчетливая, диссонансная, звенящая всеми нервами. Яшамару рвано задышал, ощущая эту неправильность, обуздал себя и слегка качнулся, елозя обнаженными ягодицами по, наверняка, чрезвычайно важным бумагам. Его лидер понял, толкнулся глубже, касаясь гладких внутренних стенок, лаская внутри. Яшамару двигался, выгибая спину аркой, насаживаясь до упора. Все его чувства сосредоточились между ног, коленями Яшамару требовательно сжал твердые бока партнера, скользя по его одежде.
- Смотри, - последний раз приказал Казекаге, убирая пальцы.
Его член настойчиво ткнулся в раскрытые, подготовленные складки и, немилосердно растягивая, с отчетливым усилием, проник внутрь.
От этого давления тело Яшамару заскользило вперед, шелестящие птицы документов полетели в разные стороны.
- Я вижу, - одними губами проартикулировал Яшамару, поднимая руки и вцепляясь в край стола. Он, действительно, видел.
Видел синеватые вены, вздувшиеся на висках от усилия удержаться, дать время привыкнуть, видел крупные ладони, фиксирующие раздвинутые бедра, видел глубоко, размеренно дышащую, грудную клетку. Все это тонкой вязью дрожало на стекле, пробивалось в затуманенный разум.
Ощущение наполненности, наконец-то, полной принадлежности, затопило Яшамару, как приливная волна скрытый грот. Он наслаждался горчащим вкусом у корня языка, пересохшим ртом, по которому с трудом прокатывался будто раскаленный воздух, жесткой одеждой Казекаге, царапающей его кожу.
Тот опять слегка повел телом, Яшамару всхлипнул от пронзительности чувств, дернувшейся тонкой боли в растянутом анусе. Казекаге начал неспешное движение. Как маятник — завораживающий, постоянный ритм и увеличивающаяся амплитуда.
Кажется, Яшамару даже кричал, двигаясь взад-вперед, скользя намокшей спиной, напрягая мышцы предплечий, чтобы удержаться. Казекаге нанизывал его на себя без передышки и жалости, зад горел огнем, но одновременное чувство глубокого удовлетворения ширилось и росло, перекрывая боль, сплетаясь с цепкими, упорными вспышками удовольствия.
Яшамару не видел себя, да и не хотел видеть.
Ему достаточно было того, что он опять отражается в чьих-то глазах, не своих, совершенно других, и, именно он, наполненный чужой плотью, а не только своими нематериальными чудовищами. На мгновение, всего пару ударов сердца, он позволил себе поверить в хороший конец, неодиночество.
Мгновение прошло, не оставив даже послевкусия, Казекаге навалился тяжело, мощно двигаясь, вбиваясь, вынуждая подаваться навстречу, немыслимо изогнувшись, широко лизнул обнаженный, дрожащий живот. Яшамару почувствовал, как поджались яйца, тягуче заныло в паху, куда, будто притянутая, скользнула рука Казекаге, и забился в оргазме, сжимаясь и утягивая его за собой.
Стекло окна-иллюминатора плавилось и стекало. Мокрые ресницы норовили сомкнуться.
Мокрые? Отчего?
* * *
Укутанная в плотный, многослойный балахон небольшая старческая фигура склонилась над подземным озером, задумчиво комкая в руках моток лески. Рядом лежала телескопическая удочка, ожидающая своей очереди.
Чие, покачивая головой, перебирала острые узелки, сноровисто распутывая старые, прозрачные нити. При этом на свою работу она не смотрела. Темный, спокойный взгляд, почти не мигая, сосредоточился на недвижимых водах. Книжка воспоминаний, неохотно перелистывая свои страницы, пестрела тонкими, детскими силуэтами, дымкой красных волос и таких же красных глаз.
Едва заметная дрожь, рябь по поверхности, из пустоты, ниоткуда, и глаза маленького мальчика, далекого, горького прошлого поменяли окрас, расцвели ярким, бирюзовым и Чие, невольно дрогнув, опустила руки.
Леска, прощально дернувшись, разорванная, упала на ее колени.
капсы
Автор: riikа
Бета: Юнис Византия
Фендом: Наруто
Пейринг: Казекаге\Яшамару
Жанр: POV, ангст
Рейтинг: nc-17
Статус: закончен
Дисклеймер: мир и герои принадлежат не мне
Предупреждения: 1. ООС, яой, AU относительно канона
2. Имя матери Гаары не такое, но звучит похоже
ОТ АВТОРА: Что можно выдумать, чтобы защититься от одиночества?
Размещение запрещено
читать дальшеСтранно было воспринимать мир, как неровные клочки ткани. Иногда Яшамару думал, что с ним что-то не так. Эта мысль скользила по поверхности разума, не вызывая никаких эмоций и пропадала в том молочном тумане, который был ничем.
Когда это началось? Еще один вопрос, дергавший что-то тревожное в глубине его существа, и так же не дождавшийся ответа.
Просто сначала Яшамару никогда не был один. Маленькие руки, упругая сила, звонкая радость, струящаяся подобно змейкам песка по неподвижным рыжим барханам, — Кагура всегда была рядом. Какие-то бесконечные проказы, многослойный вихрь плотных одежд. Она редко молчала и оставляла его одного. Ненамного младше его, Кагура совершенно точно считала себя старшей сестрой и опекала Яшамару, не давая погрузиться в себя, разведывать свои внутренние просторы, что было для него естественно.
А потом все изменилось.
Яшамару до сих пор отчетливо вспоминал тот момент, когда его зрение будто разделилось, задрожало жарким маревом, и тихий, заманчивый шепот неразборчиво зашелестел внутри. Поначалу неразборчиво.
Пока Кагура флиртовала и принимала ухаживания, «другой я» Яшамару почти всегда молчал. Когда сестра, закутанная в кокон церемониальных одежд, опустив шалые глаза, уходила в другую семью, ласкала беззащитными пальцами чужие ладони, Яшамару прикрывал ресницами дрожащие зрачки, опасаясь, что кто-нибудь увидит, что он уже не один.
Но никто не обратил внимания.
Как-то однажды Яшамару заглянул ей в душу, а там было пусто. Как брошенный дом зияет выбитыми стеклами окон, так Кагура освободила свое тело и растворилась в запеченных песках, окружающих их неласковую родину.
Яшамару заметался, припадочно хватая раскаленный воздух потрескавшимися губами. Рассказать кому-то? Ее мужу, молодому Казекаге? Неужели же он сам не видит, что каждую ночь делит постель с трупом?
Да, тело Кагуры еще не пахнет, оно двигается с неуклюжей грацией, поддерживая огромный, раковый живот защитным жестом, стараясь объять тонкими руками выпуклое, больное чрево.
Это что-то страшное, понял Яшамару. Никто не заметил. Жители Суны продолжают ей улыбаться, сдвигая приветливой мимикой складки защитной ткани на лицах. А она улыбается в ответ. Без радости. Без эмоций. Оно, тело, растягивает губы улыбкой, как будто ему показали действие, забыв объяснить, зачем это надо. Просто что-то, что было Кагурой и уже ею не является.
Яшамару сначала не поверил. Не может быть, чтобы все ошибались, а он - нет. Значит - не прав он. Именно в нем проблема. Значит - это его раздвоенное, больное зрение. Значит - это странный, живущий в глубине души, другой голос.
Но что-то мешало до конца поверить. А потом стало поздно.
Он запомнил спокойно-опустошенное лицо старой Чие, ее дрожащие, морщинистые руки. И еще, застывший, пустой взгляд Казекаге. И песчаную бурю, яростно колотившуюся в ставни. И мельчайшую пыль, забившую легкие. И тихий, скулящий крик, разбивший онемевшую тишину комнаты. И запах крови, металлом осевший на вены. И непонятную горку человеческого тела, прикрытую тканью.
Он даже взметнулся слегка, осознав, что мертвая сестра сдалась и все увидели ее неподвижную, бездыханную грудь. Теперь Кагура умерла для всех, и можно не беспокоиться за свой рассудок.
Яшамару, наконец-то, мог быть спокоен. Он деловито сновал по комнате, помогая медикам убираться, выливал тазики с багрянцевой водой, укутывал тело, равнодушный к его мягкой, отяжелевшей покорности.
Казекаге заметил тогда, что глаза его родственника удовлетворенно сияют, яркие и сумасшедше-лиловые. Такой же взгляд был у Кагуры, когда она выходила за него. Он влюбился в этот странный цвет, едва увидел, и постарался оставить его себе. Вот только жизнь с Казекаге и воплощение его проектов постепенно вытравили эту яркость из ее глаз и жизнь из ее вен. Проект завершился успехом... относительным. Что такое одна маленькая, ну очень небольшая привязанность, по сравнению с реализацией амбициозных планов? В любовь Казекаге не верил. И поэтому, лишь с легким сожалением наблюдал, как заматывают в белую ткань тело его жены, постепенно скрывая такие знакомые, мягкие очертания ее фигуры. И как-то, сам собой, взгляд его находил Яшамару, не позволяя тому пропасть, затеряться в чужой суете.
Внезапный, яростный выброс песка застал всех врасплох. Тонкие, сжатые нечеловеческой злобой иглы сплавившихся песчинок рванулись одновременно во все стороны, протыкая уязвимую плоть, заставляя вибрировать прочные, оконные стекла от бескрылых, беспомощных криков.
Казекаге едва успел защитить себя песчанным клоном, осторожно выглянул из-за осыпающегося плеча. Его эксперимент, маленький рассерженный комочек плоти, сердито размахивал крошечными ручками, тараща еще невидящие, блеклые глазенки. Старуха Чие выпуталась из оберегающе скрещенных рук одной из своих боевых марионеток и, насупившись, огляделась. Кроме них троих, невредимым остался только Яшамару, в момент атаки находившийся неподалеку от старухи и потому удачно попавший в поле защиты куклы.
На белых робах трех медиков и по простыне, укутавшей останки Кагуры цвели яркие, выдирающие мозг, разводы, запах крови сгустился, тяжелое, хриплое дыхание жгло легкие...
- Самовлюбленный демон, - совершенно спокойно, невообразимо невыразительно произнес Яшамару. В противовес тону, его пальцы с побелевшими костяшками судорожно прижимали к себе ком скомканных, окровавленных бинтов. Руки неконтролируемо чуть подергивались.
- Решил покинуть ее тело, - продолжал Яшамару, его остановившийся взгляд не отрывался от рыжего, живого кокона песка, в который втянулись смертоносные иглы. Сквозь шуршащие, движущиеся песчинки проглядывала розовая, нежная кожа.
Демон молчал.
Глухо, частой дробью, стучали капли крови о деревянные доски пола, как ужасный дождь. Казекаге чувствовал себя завязшим в чужом мороке, в жарком, иссушающем гендзюцу. Чие молчала, чуть наклонив голову, мелкой, хищной птичкой наблюдала за рябью песка.
- Сестричка, твое чудовище выживет и без тебя...
«...выживу ли я?»
- Гаара.
Что это значит — звук слез в голосе? Подступающая, перекрывающая гортань истерика?
А «он», разделяющий с Яшамару сознание, осушил так и не пролитые слезы, процарапал, сжал горло безжалостно... Влага в пустыне — драгоценность. «Другой», смертельно спокойный Яшамару безмолвно приветствовал родича.
Яркие, застывшие, как оплавленная горная порода, глаза стеклянно блестели.
* * *
- Что такое любовь?
И грохот в ушах, такой, что кажется, голова сейчас треснет и произойдет что-то непоправимое, непростительное. «Кто-то» выглядывает из глазниц, ехидно скалится, встречая в бирюзовых детских глазах родственную душу.
Гаара сморщил чистый, высокий лобик, нахмурился жалобно:
- А у меня она есть?
«Конечно!» - разносится сквозь гулкие раскаты хохота внутри существа Яшамару, -«Ты само воплощение любви! Самалюбовьсамалюбовьсама...самовлюбленный...»
Лиловые глаза наблюдают из простой, деревянной рамочки. Они принадлежат только себе. Яшамару тоже был когда-то один. Был ли?
* * *
Это был просто еще один способ вернуть контроль, жалкая попытка вернуть себя, возмутиться, захлебнуться неправильностью происходящего. Повседневные обязанности шиноби, миссии, штаб, быт — затягивало, как зыбучий песок, воспоминания подергивались тонкой вуалью забвения. Изредка, на периферии сознания, за пределами прямого взгляда, мелькала вызывающе красная шевелюра и сливалась с песчаными скалами. Тихое, томное шуршание всегда будто сопровождало Гаару, маленький демон купался в осторожных взглядах, голосах исподтишка и откровенном, густом страхе.
Яшамару держал дистанцию. Он знал, если приблизится, взглянет в родные глаза, тот, кто внутри, встрепенется и вырвется, и не ограничится только наблюдением.
К сожалению, так же избежать лидера не удавалось. Они сталкивались в штабе, на улицах, в чайных.
Яшамару ощущал его взгляд, как нечто физическое, как настойчивое прикосновение, пальцы на коже. Он не понял, как и когда, но «внутренний» Яшамару заинтересовался. Он царапнул щекоткой, поворочался в солнечном сплетении и выглянул, встречая настойчивость Казекаге.
Яшамару никогда не задумывался о воздействии своего необычного, лилового взгляда на людей. Обычно Кагура, веселая, общительная Кагура, оттягивала все внимание на себя. Ее смех привлекал, в ее глаза влюблялись.
Яшамару не был даже бледной тенью, он переставал осознавать себя рядом с ней, растворялся в их похожести.
И поэтому сейчас, оставшись беззащитным перед откровенными, вызывающими взглядами, он потерялся. И спрятался. И отпустил «себя».
* * *
- Я не знаю, что такое боль.
Кончик острого ножа с упрямой настойчивостью раз за разом исчезает в небольших, песчаных воронках. Гаара расстроенно сопит и сильнее сжимает рукоять.
Врешь ты все, маленький демон. Яшамару почти с умилением разглядывает темную, усталую кожу вокруг его глаз и с легкостью подавляет уже привычное желание взять его за горло. Провести чуткими подушечками пальцев по нежной, детской шее. И сжать. Сильно.
Вместо этого он режет свою руку, наблюдая, как сияют бирюзовые глаза. У всех ли демонов такие завораживающие глаза?
От Гаары пахнет жарким песком и, почему-то, молоком.
Ну да. Он же ребенок.
Рядом с отцом Гаары тоже жарко, вот только пахнет он абсолютно по-другому. Яшамару осознал это как-то вдруг, когда прямо посередине доклада о завершенной миссии, его схватили, вырывая свитки из рук, и притиснули к высокому, монументальному столу. Он проводил взглядом отлетевшие бумаги, поморщился при ударе о стену.
- Смотри на меня.
Казекаге впился взглядом, вцепился в жилет.
Яшамару «поплыл». Глаза расфокусировались, зрачки - он знал - запульсировали, вбирая свет.
Казекаге смотрел жадно, как будто втягивал в себя, впитывал взлохмаченные светлые волосы, приоткрытый рот, усталые, мелкие морщинки, чуть съехавшую, запыленную бандану.
Яшамару осторожно облизал потрескавшиеся губы. Казекаге уставился на подрагивающий кончик языка, вздохнул тяжело.
- Я не мылся неделю, - равнодушно поделился Яшамару, пытаясь повернуться удобней в сжимающих его руках.
Пустыня пропитала его тело, смешавшись с потом, глаза болели от бесконечного солнечного сияния.
Казекаге рыкнул вместо ответа, склоняясь ближе. Замер, уткнувшись носом в чужое горло, тяжело переводя дыхание. Горячий воздух тревожил маленькие ранки на коже шеи, соленый неуютный пот давно освоенными тропами стекал по пояснице.
Казекаге мокро, длинно лизнул, ранки защипало от попавшей едкой соли.
Совсем не малыш. И ни какого молока.
Он содрал с Яшамару жилет, торопливо залез ладонями под негнущуюся уже водолазку, властно обхватил твердый бок. Яшамару прерывисто выдохнул, ощущая, как торопливо забухало сердце, потянулся, сбрасывая хитай-ате на стол, откидывая освободившиеся волосы. Он прикрывал глаза ресницами, смотрел вверх, на потолок, не выпускал своего «другого». Но он напрасно беспокоился, в темном кабинете их было только двое.
- На меня смотри, - недовольно повторил Казекаге, обхватывая пятерней его затылок. Вгляделся пристально, топя в нечитаемом выражении глаз, и наклонился — порывисто, жестко смял губы.
Яшамару почувствовал, как треснула пересохшая кожа. Жадный, чужой язык перехватил тягучие капли и с этим вкусом сладости и железа проник внутрь. Накатила слабость — горячие, потяжелевшие руки и ноги отказывались двигаться. Казекаге ласкал его рот, уверенно, настойчиво, давил языком, покусывал, размазывал кровь по горящим губам.
Он внезапно убрал ладонь с затылка Яшамару, скользнул ниже по позвоночнику, сминая водолазку в складки, задирая ткань, коснулся пальцами кожи, плавно очертил ребра.
Яшамару выгнулся, словно преодолевая невидимые силки, прижался, раздражая чувствительную кожу короткими соприкосновениями с жесткой тканью одеяния своего лидера. Руки обрели собственную волю, обхватили Казекаге за плечи, с силой притянули ближе.
Яшамару чувствовал себя зрителем в первых рядах.
Неужели это он, так откровенно раздвинув ноги, прижимается к мужу своей мертвой сестры?
Пульс торопливо зачастил, голова пустая и легкая. Зачем ему это?
И зачем вопросы?
Казекаге вполне одобрял отсутствие мыслей и разумного сопротивления. Он на мгновение отодвинулся, помогая Яшамару сдернуть пропыленные брюки, властно провел ладонью по внутренней стороне обнажившегося бедра. Жесткие, мозолистые подушечки чувствительно царапнули к кожу, Яшамару невольно выгнулся, прижимаясь плотней.
Он ощутил, как Казекаге подхватил его под ягодицы, подсаживая на стол, одновременно опять разводя ему ноги, открывая для себя. Животный порыв бросил бедра Казекаге вперед. Настойчивый толчок вжал Яшамару в край столешницы, заставил почувствовать твердую горячую плоть, жадно трущуюся о его пах.
Казекаге опустил руку между их телами и, задевая костяшками пальцев чужой возбужденный член, попытался расстегнуть свои штаны. Почему-то именно это небрежное движение завело Яшамару до предела.
Поскуливая от нетерпения, он раскинул колени, с силой прижимаясь к руке Казекаге, мешая ему двигаться. Тот рыкнул, наконец, освобождая свой член и обхватывая широкой ладонью сразу оба.
Крупная дрожь била Яшамару, он, не удержавшись, опрокинулся на спину, все его ощущения сосредоточились в паху. Казекаге мучил его и себя — медленно двигал рукой, тревожил кожицу, ласкал большим, намокшим пальцем чувствительную головку.
Голова Яшамару свесилась с противоположного конца стола. Открыв глаза, он видел перевернутое небо в круглых окнах-иллюминаторах, странную опрокинутую дозорную башню и нелепую фигурку шиноби-часового.
Казекаге отпустил их члены, но, продолжая настойчиво потираться влажной головкой о доверчиво открытое бедро, ласкающе провел пальцами по подтянувшейся коже яичек, обхватил их, покачивая, взвешивая. Скользнул за мошонку, мимолетно коснулся промежности, заставив Яшамару тревожно вскрикнуть, как гибнущая птица. Казекаге замер, раздумывая, но, сразу все для себя решив, потянул податливое бедро, фиксируя откровенную позу.
Яшамару вдруг разглядел отражение своего лидера на прозрачном окне, опрокинутым в ночь, зыбкое марево его фигуры поднесло пальцы ко рту и внезапно поймало неверящий взгляд. Тяжелый член Яшамару дернулся, почти шлепнув его по животу, кожа налилась жарким, в паху билось и пульсировало. Происходило что-то необычное — кто-то другой, совсем другой, новый дышал тяжело и жаждал, прямо-таки алкал прикосновений, тяжести тела, ограничения собственной подвижности.
И Казекаге не замедлил удовлетворить эту безмолвную просьбу. Слегка навалившись на умело распятого Яшамару он, не глядя, обвел мокрыми пальцами вход в его тело, размял неуступчивые складки и толкнулся внутрь. Сразу два пальца — это произвольно попытавшееся отпрянуть бедра, дрожащее чувство натянутости и незавершенность, совершенно отчетливая, диссонансная, звенящая всеми нервами. Яшамару рвано задышал, ощущая эту неправильность, обуздал себя и слегка качнулся, елозя обнаженными ягодицами по, наверняка, чрезвычайно важным бумагам. Его лидер понял, толкнулся глубже, касаясь гладких внутренних стенок, лаская внутри. Яшамару двигался, выгибая спину аркой, насаживаясь до упора. Все его чувства сосредоточились между ног, коленями Яшамару требовательно сжал твердые бока партнера, скользя по его одежде.
- Смотри, - последний раз приказал Казекаге, убирая пальцы.
Его член настойчиво ткнулся в раскрытые, подготовленные складки и, немилосердно растягивая, с отчетливым усилием, проник внутрь.
От этого давления тело Яшамару заскользило вперед, шелестящие птицы документов полетели в разные стороны.
- Я вижу, - одними губами проартикулировал Яшамару, поднимая руки и вцепляясь в край стола. Он, действительно, видел.
Видел синеватые вены, вздувшиеся на висках от усилия удержаться, дать время привыкнуть, видел крупные ладони, фиксирующие раздвинутые бедра, видел глубоко, размеренно дышащую, грудную клетку. Все это тонкой вязью дрожало на стекле, пробивалось в затуманенный разум.
Ощущение наполненности, наконец-то, полной принадлежности, затопило Яшамару, как приливная волна скрытый грот. Он наслаждался горчащим вкусом у корня языка, пересохшим ртом, по которому с трудом прокатывался будто раскаленный воздух, жесткой одеждой Казекаге, царапающей его кожу.
Тот опять слегка повел телом, Яшамару всхлипнул от пронзительности чувств, дернувшейся тонкой боли в растянутом анусе. Казекаге начал неспешное движение. Как маятник — завораживающий, постоянный ритм и увеличивающаяся амплитуда.
Кажется, Яшамару даже кричал, двигаясь взад-вперед, скользя намокшей спиной, напрягая мышцы предплечий, чтобы удержаться. Казекаге нанизывал его на себя без передышки и жалости, зад горел огнем, но одновременное чувство глубокого удовлетворения ширилось и росло, перекрывая боль, сплетаясь с цепкими, упорными вспышками удовольствия.
Яшамару не видел себя, да и не хотел видеть.
Ему достаточно было того, что он опять отражается в чьих-то глазах, не своих, совершенно других, и, именно он, наполненный чужой плотью, а не только своими нематериальными чудовищами. На мгновение, всего пару ударов сердца, он позволил себе поверить в хороший конец, неодиночество.
Мгновение прошло, не оставив даже послевкусия, Казекаге навалился тяжело, мощно двигаясь, вбиваясь, вынуждая подаваться навстречу, немыслимо изогнувшись, широко лизнул обнаженный, дрожащий живот. Яшамару почувствовал, как поджались яйца, тягуче заныло в паху, куда, будто притянутая, скользнула рука Казекаге, и забился в оргазме, сжимаясь и утягивая его за собой.
Стекло окна-иллюминатора плавилось и стекало. Мокрые ресницы норовили сомкнуться.
Мокрые? Отчего?
* * *
Укутанная в плотный, многослойный балахон небольшая старческая фигура склонилась над подземным озером, задумчиво комкая в руках моток лески. Рядом лежала телескопическая удочка, ожидающая своей очереди.
Чие, покачивая головой, перебирала острые узелки, сноровисто распутывая старые, прозрачные нити. При этом на свою работу она не смотрела. Темный, спокойный взгляд, почти не мигая, сосредоточился на недвижимых водах. Книжка воспоминаний, неохотно перелистывая свои страницы, пестрела тонкими, детскими силуэтами, дымкой красных волос и таких же красных глаз.
Едва заметная дрожь, рябь по поверхности, из пустоты, ниоткуда, и глаза маленького мальчика, далекого, горького прошлого поменяли окрас, расцвели ярким, бирюзовым и Чие, невольно дрогнув, опустила руки.
Леска, прощально дернувшись, разорванная, упала на ее колени.
капсы
@темы: размер: мини (до 20 машинописных страниц), жанр: ангст
-
-
03.04.2010 в 00:25-
-
16.04.2010 в 02:21просто не популярный.
-
-
16.04.2010 в 09:05-
-
16.04.2010 в 09:18Очень логичный, согласна. О старшних Суны вообще пишут немного, но как раз про Яшамару, Каруру и 4 Казекаге писали, было дело.
Боюсь, здесь я не совсем поняла вашу мысль... что жаль...
-
-
10.05.2010 в 19:50D~arthie мне тоже жаль)
мне уже пеняли, что не очень хорошо выражаю свою идею.
значит, есть куда расти