Love & Peace!
Название: Воля к жизни
Автор: Ядзю
Бета: нет
Пара/Персонажи: Какаши/Ирука, Ибики
Рейтинг: R
Жанр: ангст
Предупреждения: ООС Ибики
Статус: закончен
Дисклеймер: мир и персонажи - не мои
читать дальшеИрука пнул обломок кирпича, обвёл задумчивым взглядом развалины и поплёлся к ближайшему магазину. Дома у него теперь не было.
Ближайшая уцелевшая лавка, хозяин которой решил не прекращать работу, даже несмотря на подлое нападение вражеских шиноби, обнаружилась за несколько кварталов. Там он купил себе бутылку минералки и хлеба. Затем вышел на улицу, крутанулся вокруг своей оси. Его взгляд уткнулся в цветочный магазинчик. Через некоторое время Умино Ирука снова вернулся на то место, которое ещё вчера было самым родным в целом мире. Он пристроил две белые хризантемы в бутылку с минералкой, а её аккуратно уткнул между двумя обломками стены.
- Эй, парень, у тебя кто-то погиб? - окликнул его какой-то незнакомый старичок.
- Да, - кивнул Ирука.
Учитель чувствовал себя странно, будто утратил способность чувствовать.
А дальше были похороны Третьего, переживания за Наруто, ночёвки где придётся и отвращение к еде. К концу недели у раньше жизнерадостного парнишки не хватало сил даже на улыбку, а ещё через день он угодил в больничную койку. Но ни скорбное выражение лица бывшего ученика, ни угрозы медсестёр и медиков, что продолжая отказываться от еды он просто угробит себя, не вернули ему аппетита. Ирука таял, как лёд на солнце.
Потом Наруто пропал. Наверное, у него была какая-то миссия. Наверное, он заливался соловьём, рассказывая о ней любимому сенсею, но этому самому сенсею было абсолютно всё равно, он не слушал, он хотел одного: чтобы его оставили в покое. Затем наступило блаженное время затяжных обмороков, и Ирука страстно надеялся, что больше не очнётся.
Цунаде кричала. Какаши позволял себе поморщится, когда крик Пятой особенно яростно терзал его острый слух. Мальчишка, на которого кричала грозная женщина, не подавал признаков жизни. Дзёнин не поверил своим ушам, когда вычленил из потока слов имя:"Умино Ирука". Какаши помнил шиноби с таким именем, он был учителем в Академии ниндзя, он не побоялся матёрого дзёнина (коим небезосновательно считал себя Хатаке), заявив, что ученикам ещё рано принимать участие в экзаменах на звание чунинов, в конце концов именно Ирука принимал у него отчёты. Но этот мальчик, потерявшийся на фоне внушительного кресла, никак не напоминал плечистого, достаточно симпатичного и вечно улыбающегося парня. Какаши моргнул.
- Не смей падать в обморок, когда я с тобой разговариваю, - почти взвизгнула Цунаде, стремительно бледнея.
Какаши ощутил мощную вспышку чакры, но прошло несколько долгих секунд, прежде чем Ирука открыл глаза. Дзёнин невольно отшатнулся. Такие глаза бывают у мёртвых. Где-то в сознании проснулось ещё не оформившееся желание узнать, что привело этот образчик добродушия и оптимизма в столь горестное состояние. Глаза бывшего сенсея на миг вспыхнули воодушевлением, и он снова обмяк в огромном кресле. Хокаге бессильно взвыла. Вокруг сгустилась недобрая тишина.
Какаши задумчиво смотрел на бывшего сенсея своих подопечных. Он всё ещё не мог понять, почему вдруг решил забрать его к себе. Наверное, понял, что медики не сладят с отчаянным нежеланием жить, которое так хорошо читалось в глазах у этого парня. Дзёнин решил, что должен презирать этого чунина, ведь тот решил свести себя в могилу именно тогда, когда каждый шиноби был на счету. Но он обещал Наруто, что позаботится о его учителе. Какаши не хотел привязываться к своей команде, поэтому почти никогда не говорил с ними о личном, но не так давно застал сорванца выходящим из госпиталя. Его удивило выражение глубокой задумчивости. На памяти дзёнина не было случая, который бы заставил Наруто настолько погрузиться в себя. Он даже отказался от рамена, что привело гения в замешательство. Вместо этого подросток серьёзно спросил:
- Какаши-сенсей, у вас есть человек, которого хочется защитить от всех бед? - дзёнин отшатнулся, любовная тема никогда ему не была близка. Наруто не заметил этого и продолжил, - Мне так хочется, чтобы с Ирукой-сенсеем было всё хорошо, но я скоро покину Коноху, а он останется один. Позаботьтесь о нём, пока меня не будет, Какаши-сенсей, хорошо?
Больше всего обладателю шарингана хотелось фыркнуть и напомнить мальчишке, что взрослые в состоянии о себе позаботиться сами, но он зачем-то кивнул. Вот и результат: Ирука занимает его единственную кровать. Хорошо хоть Наруто сказали, что его любимый сенсей на миссии, а то пришлось бы терпеть ещё и болтовню. Медики предупредили, что чунин большую часть суток находится без сознания, только иногда приходя в себя на некоторое время от нескольких минут до нескольких часов, потом главный медик тихо признался Какаши, что пациент безнадёжен. Но дзёнин не собирался отступать. Во-первых, он дал слово ученику, а во-вторых, ему было скучно: он был в официальном отпуске после встречи с Итачи. Хокаге считала, что после пережитого герою просто необходимо время для восстановления сил.
День прошёл достаточно сносно, Ирука признаков жизни не подавал. Но вечером неожиданно всплыл вопрос о том, кто где будет спать. Уложить больного на полу показалось дзёнину плохой идеей. Устроится там самому тоже не хотелось (это было неудобно). И тогда Какаши улёгся рядом со своим гостем, тщательно избегая его касаться. Благо, места на кровати было достаточно для этого. Но уже через двадцать минут крепко прижимал прохладное тело чунина к себе. На миссиях ему не раз приходилось греть своим теплом раненого товарища, Какаши не видел в этом ничего зазорного. Вдохи Ируки были неглубокими и очень редкими, но кожа начала согреваться, и мужчина позволил себе уснуть.
Сознание медленно возвращалось. Это было похоже на момент, когда всплываешь на поверхность. Ирука разочаровано зарычал, точнее, он думал, что рычит, на самом деле из его гола вырвалось сдавленное сипение. Кто-то, лежащий рядом, плотнее прижал его к себе. В нос учителю ударил едкий запах средства для полировки оружия, желудок взбунтовался, поэтому пришлось закрыть глаза и вжаться носом в костлявое плечо. Лежащий рядом рывком поднялся. По негромким шлепкам босых ног Ирука понял, что тот ушёл из комнаты. Чунин не рисковал открывать глаза, но запахи ясно говорили о том, что он в жилой квартире, а не в больничной палате. Голова звенела, будто колокол, дыхание давалось с трудом, каждый звук отдавался гулом, каждый запах будил волну тошноты. Ирука молил всех богов о забвении, но на сегодня лимит добрых дел для учителя будущих шиноби был исчерпан: он слишком легко отделался, когда смутно знакомая женщина кричала на него.
Руки неожиданного соседа по постели достаточно аккуратно приподняли его. Это точно был мужчина. Ирука вяло дёрнулся, когда носа достиг запах молочной каши, а о зубы звякнула ложка, но кем бы ни был этот неизвестный, он быстро нашёл способ сладить со строптивым чунином: зажимая рот и нос, просто заставлял глотать жиденькую кашицу. Впрочем, пять ложек - это не так уж много. А когда "мучитель" снова ушёл, Ирука погрузился не то в сон, не то в забвение.
Через неделю обмороки прекратились вовсе. Чунин выглядел уже не истощенным, а просто слишком худым. Какаши был доволен собой. Как ни странно, присутствие в доме постороннего никоим образом ему не мешало: Ирука почти всё время молчал, глядя в потолок или в окно, ограничиваясь кивками. Только ночью, бывало, вскрикивал и бормотал нечто неразборчивое, тогда Копирующий прижимал его к себе, и парнишка затихал. И это было так естественно, что иногда дзёнин удивлялся себе. Ему было комфортно в обществе молчаливого Ируки.
На следующее утро Какаши проснулся в пустой постели. Точнее, его разбудил замёрзший нос. Дзёнин по привычке потянулся вправо, чтобы прижаться к соседу по кровати и зарыться замёрзшим носом в его волосы, но рука нащупала лишь пустоту. Глаза распахнулись мгновенно: чунина действительно не было рядом. Чакры его тоже не ощущалось. Копирующий почувствовал себя разочарованным и даже обиженным. Это усугубилось, когда он понял, что уснуть снова уже не получится.
К вечеру легендарная выдержка Какаши дала трещину. Странное, иррациональное беспокойство терзало сознание одного из лучших шиноби. Ирука не возвращался. На кухонном столе в лужице остывшего кофе лежала любимая книга. Пожелтевшие страницы были испещрены расчётами, схемами, странными обозначениями, понятными только Какаши. Хозяин книги сидел рядом и меланхолично ковырял кончиком куная поверхность стола. Когда стемнело, он сложил печати и исчез. Он просто понял, что ему нужен Ирука и совершенно всё равно, что по этому поводу думает сам Ирука.
Обмороки прекратились. Ирука испытывал острое отвращение к себе. Частично оно перекидывалось на Какаши, который не позволил ему соскользнуть в вечность, на Наруто, ради которого часть сознания отчаянно цеплялась за жизнь, но больше всего он ненавидел себя. И это чувство было всепоглощающим. Учитель чувствовал себя ни на что не годным, даже не способным умереть, ругал себе за то, что позволил вмешаться другим людям, которые смогли остановить его стремительное падение в бездну. Но был ещё шанс исправить положение дел, сделать так, как нужно. Только под присмотром Копирующего это невозможно: у того неожиданно проявились родительские инстинкты, поэтому Ирука питался строго по расписанию (если не считать плановой задержки на полтора часа). Чунин решил дождаться момента, когда сможет достаточно уверенно держаться на ногах, и сбежать от своего «опекуна» подальше. Ночь была светлой и свежей. Выбравшись из тёплого захвата тяжёлой руки, чунин переоделся в одежду Какаши и осторожно вышел через легкомысленно оставленное открытым окно.
Обломки дома разобрали, остался лишь уродливый шрам фундамента. В лунном свете серебрились хризантемы. Ирука недоверчиво прикоснулся к цветам: они были недавно срезанными. Значит, кто-то решил, что здесь погиб человек. Он действительно погиб, точнее, погибло нечто, что наполняло смыслом существование тела. Учитель ощутил, что снова теряет сознание. Наверное, организм был ещё не готов к таким длительным прогулкам. Мысленно попрощавшись с надеждой на скорейшее избавление от бренности бытия, он мягко опустился на землю.
Ещё до того, как Ирука открыл глаза, он точно знал, кого увидит. Он будто сквозь веки видел склонённое к нему строгое лицо, перечёркнутое рваными шрамами. Морино Ибики - друг, товарищ и брат.
- Открывай глаза, - потребовал знакомый голос.
Мыслей о том, чтобы не подчиниться, привычно не возникает. Глаза слезятся от яркого солнечного света, но Ирука даже не моргает. По белому потолку скользит невнятная тень: мастер пыток бесшумно мечется по свободному пространству комнаты. Спина всё настойчивей требует смены позиции, но учитель не шевельнётся сейчас ни за что на свете.
- Ирука, - громом отдался в ушах шёпот главы отдела дознания, - ты ведь смерти хочешь, - он не спрашивал. - Я помогу тебе, я своими руками сверну тебе шею, скормлю яд, перережу сонную артерию. Даже кишки вырву, если хочешь, - желудок протяжно заурчал, должно быть, возмущенный перспективой увидеть белый свет. - Но только, если ты действительно этого хочешь. Я дам тебе время подумать.
Лицо Ибики оказалось в поле зрения. Мастер пыток был бледен, от этого шрамы казались темнее, а глаза пронзительнее. Чунин поймал себя на мысли, что ему хочется поцеловать его, этого самого Ибики, грозного и скрытного. И тут же оборвал её, потому что после этого поцелуя его желудок точно увидит мир, при чём вне зависимости от желания Ируки.
- Вечером ты сам решишь свою судьбу. Я помогу тебе в любом случае. Только думай хорошо, Ирука, - и он исчез, будто растворился, даже хлопка не было.
Учитель с удовольствием перекатился на бок и подтянул колени к груди. Странно, но постель совершенно не сохранила запаха владельца. Он вспомнил сладковатый запах Генмы, на чьей койке ему однажды пришлось спать, ввиду совершенной невозможности подняться на ноги. Какаши был обладателем горьковатого запаха, которого теперь так не хватало на этих, мало что не стерильных, простынях. Они были обезличены, и Ирука ощутил себя брошенным, ненужным.
Мысли метались в голове. Подобно им метался взгляд по сероватым обоям в мелкий цветочек. У Ибики были странные вкусы. Ибики. Мысли обрели точку отсчёта. Память услужливо нарисовала образ начальника отдела допросов. Грозный, неприступный, внушающий безотчётный страх и желание повиниться во всех грехах. Один его взгляд выворачивал душу наизнанку. Таким он кажется издалека. И стоило бы однажды пересилить свой страх, чтобы увидеть его с другой стороны. Страшный дзёнин может быть мягким, заботливым и даже ранимым.
Взгляд остановился на еле заметном пятнышке крови - выцветшем и выгоревшем за несколько лет. Это была его кровь. Ирука тогда случайно стал свидетелем товарищеского самосуда, который устроили старшие парни, и не успел вовремя сбежать. Подростки избили его до полусмерти, здраво рассудив, что скорее всего он скончается, но даже если не умрёт, то никому ничего не расскажет. Ибики случайно наткнулся на него, принёс к себе и выходил. В то время у него тоже были обмороки, и чтобы мальчик не соскальзывал в беспамятство, мастер пыток оставил свой кровавый отпечаток на новых обоях и приказал "держаться" за него. И мальчик держался. Живы были воспоминания о том, как хотелось жить. А теперь вот не хочется. Совсем.
Анко, пятясь, вышла из кабинета Ибики, медленно закрыла дверь и, прислонившись спиной к стене, позволила себе осесть на пол. Генма, ждавший своей очереди, тяжело сглотнул. Это что же там должно было произойти, чтобы напугать Анко? Несколько минут спустя, тяжелая дверь распахнулась, выпуская хозяина. Он пронёсся чёрной тенью по коридору, не обратив ни на кого внимания. По спине Генмы пробежал холодок. Он возблагодарил всех богов за то, что так и не решился войти в кабинет к мастеру пыток. Судя по мощности чакры, Ибики был готов стереть в порошок любого, кто подвернётся ему под руку.
Сизый дым, тонкой змейкой тянулся от тлеющей сигареты, забытой кем-то на подоконнике. Солнечные лучи проникали сквозь запыленные стёкла и расчерчивали пол неровными прямоугольниками. Окружающий мир был наполнен убойной смесью хлорки, сигаретного дыма и цветов липы. Жесткий воротник сдавливал горло не хуже удавки. Ибики потянулся к тлеющему окурку. Курить его научил Асума. Сначала он делал это из интереса, чуть позже, когда определился со специализацией, курение было способом хоть как-то расслабиться. Одногодки его сторонились - палачи никогда не были в почёте. И в один отвратительно жаркий и настолько же одинокий день привычный мир дал трещину.
В своём стремлении убраться подальше с глаз людских, Ибики дошёл до самого глухого места в парке, но остаться в одиночестве в тот день ему было не суждено. Его привлекли странные звуки. Посреди заляпанной кровью травы лежали два тела. Одно принадлежало одногодке Ибики. Парень был на редкость непримечательный, и было совершенно неясно, за что его "казнили". Второе тело принадлежало мальчику.
Медики и АНБУ прибывшие к месту убийства в один голос признали мальчика, как нежизнеспособного, а Ибики всё никак не мог поверить в их слова. Он слышал мольбу в хриплом натужном дыхании, видел желание выжить в широко распахнутых немигающих глазах. Мальчишка отчаянно хотел жить, несмотря ни на какие приговоры медиков. На будущего мастера пыток посмотрели сочувственно, но ничего не сказали. У Ируки была несгибаемая воля к жизни. А теперь этот засранец вдруг решил, что жить не хочет. И, как ни крути, он имеет на это полное право. Отчего же всё так паршиво?
В два часа дня Ирука захотел кушать. В три он уже хотел есть, а к четырём - жрать. Поминая Какаши и его родительские инстинкты незлым тихим словом, учитель поплёлся в кухню, искать что-нибудь съестное. Его подбадривало невразумительное ворчание желудка, возмущенного столь безответственным к себе отношением. Давясь слюной, Ирука счищал слой плесени с небольшого кусочка хлеба, обнаружившегося на полке. Больше ничего съедобного здесь давно не было.
Осознание того, что он делает накатило неожиданно. Он, стремившийся к смерти, почти достигший её, сидит на полу и дрожащими от нетерпения руками соскребает плесень с куска хлеба. Чунин уставился на зеленовато-серую горбушку так, будто видел её впервые, а секунду спустя, запустил ею в стену. Голода он больше не чувствовал. Зато почему-то вспомнился мотылёк, бившийся в паутине. Ирука подумал, что похож на такого же мотылька, только свою паутину он сплёл себе сам.
- Ибики, как же ты мне сейчас нужен, - неосознанно произнёс он.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил дзёнин, садясь рядом.
Удивляться было поздно. К тому же, Ибики всегда оказывался рядом, когда Ируке было особенно плохо, поэтому учитель Академии шиноби просто вжался лбом в мускулистое плечо. Оно было совсем не таким, к какому он привык за неделю. У Какаши плечо острое и твёрдое. И теперь его очень не хватает.
- Я есть хочу, - признался Ирука несколько минут спустя, когда желудок вежливо напомнил о своём существовании.
- Извини, совсем вылетело из головы, что здесь еды нет, - тяжёлая ладонь дзёнина мягко поглаживала темноволосую голову. - Я почти тут не бываю.
Ещё какое-то время они провели в тишине.
- Если ты меня отпустишь, я смогу тебе принести еды, - улыбнулся Ибики. Желудок Ируки обрадованно заурчал.
- А-а,- горько выдохнул Генма. - Ибики сегодня отчего-то был очень свиреп, - громко жаловался он горстке своих приятелей. Дзёнины дружно втянули воздух. Видимо, перспектива встретить главу отдела дознания в плохом настроении никого не вдохновляла.
- Это всё из-за малыша Ируки, - усмехнулась Анко. Какаши резко притормозил, заслышав знакомое имя. Его передернуло от слова "малыш", которым наградила Ируку легкомысленная куноичи.
- Э? - хором поинтересовались шиноби.
- Этих двоих явно что-то связывает. Ирука совсем его не боится, - с лёгким оттенком зависти сообщила Анко, - а Ибики даже иногда ему улыбается.
У главы отдела дознания была репутация мрачного человека. Он иногда смеялся, но от этого смеха стыла кровь в жилах. А о том, что мастер пыток умеет улыбаться никто, похоже, даже не догадывался. Разумеется, кроме Анко.
- Ну, вы же слышали, что наш сенсей сначала угодил в госпиталь с истощением, от еды отказывался, а потом вообще неизвестно куда пропал? С тех пор, как малыш оказался в госпитале, Ибики мрачнее тучи стал. Сегодня, видать, сорвался, - девушка обвела всех собравшихся хитрым взглядом. - Я думаю, они были любовниками, а потом сильно разругались...
Она говорила что-то ещё, но Какаши её уже не слушал. Он отшатнулся, будто его ударили, стало трудно дышать. И тут же он испугался своей реакции. Пришлось взять себя в руки и уйти прочь от Анко и её слов, которые отчего-то сильно задевали. Шествуя сквозь толпу, Копирующий пытался понять, что же его так поразило в словах куноичи. Он мысленно повторил её последнюю фразу, и ощутил, как сильно сжалось всё внутри от слова "любовники". Это неожиданное открытие даже заставило его замереть. Получается, это ревность?
Кто-то ощутимо задел Какаши. Он поднял глаза, но того, кто его задел, не увидел: сквозь толпу неспешно плыл, иначе не скажешь, Ибики. Чутьё подсказывало, что упускать из виду его нельзя ни в коем случае. Дзёнин повиновался. В толпе легко оставаться незамеченным, к тому же, Ибики был примерно на голову выше других людей, что только облегчало слежку. Мастер допросов остановился у "Ичираку". Какаши зазевался и позволил толпе вынести себя туда же.
- Добрый вечер, Какаши, - добродушно громыхнул глава отдела дознания. - У вас ко мне какое-то дело?
Это добродушие в голосе одного из самых мрачных типов деревни было так удивительно, что конохский гений подумал - он испытал бы похожие чувства, если бы Наруто удалось заполучить бубенчик на первой тренировке. Какаши решился:
- Вы не видели Ируку? Я его ищу...
- С ним всё хорошо. Вот даже попросил кушать, - в голосе мгновенно почвствовался металл. На этом Ибики счёл разговор оконченным и развернулся, чтобы уйти.
- Я могу с ним увидится? Для меня это очень важно.
Кажется, эти слова потребовали от дзёнина всех сил, которые у него были. Он чувствовал, как дрожат и подгибаются коленки, с каким трудом бьётся сердце. Мастер пыток внимательно всмотрелся в его глаз, слегка кивнул, то ли себе, то ли Какаши, и буркнул:
- Жди.
У Ибики шаги были тяжёлые, но мягкие. Он шёл уверенно, не делая никаких лишних движений, даже не оборачивался, удостовериться, что Какаши всё ещё идёт за ним. Копирующий чувствовал себя виноватым, плетясь следом. Честно говоря, гений Конохи нечасто задумывался о чувствах других. В конце-концов, у каждого была своя трагедия, свои потери, которые ничем не восполнить, своя боль. Но были же и друзья, которые не дают отчаяться. А были ли друзья в жизни Ибики? Коллеги предпочитали держаться подальше, между собой называя его маньяком. Какаши слышал это собственными ушами. Был ли хоть кто-то в деревне, кто мог бы просто с ним поговорить на какие-нибудь общечеловеческие темы? Кроме Ируки и Анко, хотя куноичи проявляла интерес к мастеру пыток исключительно на почве отсутствия инстинкта самосохранения. Однажды на миссии она с таким же азартом сунулась изучать ловушку "изнутри". Как она выжила после этого - до сих пор загадка.
Так или иначе, чунин оказался для главы отдела дознания единственным человеком, который принимал его, который не отворачивался презрительно и не кривил душой, когда ему улыбался. А Какаши, стало быть, собрался разрушить эту хрупкую связь. И как тут не почувствовать себя последней сволочью? Но, с другой стороны, гениальному дзёнину просто необходимо было увидеть Ируку.
И ещё, пусть совсем чуть-чуть, хотелось взглянуть на квартиру Ибики. Ходили слухи (источником коих была вышеупомянутая куноичи), что в квартире всё черного цвета, а в качестве украшений - пыточные инструменты. На деле оказалось, что это стандартная дзёнинская квартира и ничего экстраординарного в ней нет. Правда, Какаши чуть не икнул от неожиданности, когда увидел обои в мелкий цветочек. Но на этом все сюрпризы заканчивались.
Ирука обнаружился на кровати. Какаши с удивлением отметил, насколько тёмной кажется смуглая кожа чунина в сравнении с белизной простыни. Ибики осторожно наклонился, вглядываясь в лицо спящего.
- Уснул, - произнёс он нежно. И это огромное несоответствие с привычным образом мрачного садиста совершенно сбило с толку Какаши. - Его сон долго не продлится. Подождёшь? Может, хочешь чаю?
Отказывать не хотелось. И главная причина вовсе не в страхе, что мастер пыток выставит его за дверь в случае отказа, а в том, что этот Ибики, которого он сегодня узнал, был весьма симпатичен Копирующему.
Какаши разглядывал свою чашку. Чашка была щербатая и совершенно "домашняя", непохожая на жестяные походные кружки. Он ненавидел жестянки с тех самых пор, как стал ходить на миссии. Кипяток, целое сокровище для шиноби, мгновенно превращался в средство пытки, помещённый в жестянку. Он нервно облизнул нижнюю губу - она вечно была обожжена. Ибики наблюдал за пауком, плетущим паутину в углу.
- Он тебе нравится? - после продолжительного молчания спросил глава отдела дознания.
Вопрос пришёлся на момент, когда Копирующий делал глоток. Чай пошёл не в то горло. Откашлявшись, Какаши сухо кивнул, отчего-то боясь взглянуть в глаза собеседнику. Но, к его вящему удивлению, Ибики только удовлетворённо выдохнул.
- И правда, у мальчишки талант привязывать к себе людей. Я его когда нашёл, он ведь почти не дышал. Но раз глянул на меня, и я не смог его оставить там.
- О чём вы говорите, Ибики-сан? - вырвалось у Какаши прежде, чем он сумел обуздать своё любопытство. Глава отдела дознания скосил на него глаза и невесело усмехнулся.
- Я не знаю всех подробностей той истории, но, видимо, Ирука стал свидетелем расправы над одним юношей. Ну, того паренька насмерть забили, а его оставили едва живым. Я там случайно оказался. Пока медики подоспели, он в себя пришёл, на меня уставился, даже не моргал, наверное, боялся, что я уйду. Глаза чернющие, что сама ночь. И места на нём живого не было. Потом медики явились. Осмотрели обоих, в отчёте написали: "2 трупа". Я им талдычу - жив мальчишка, дышит, а медики на меня, как на идиота смотрят. Говорят, ему минуты жить осталось. А он на меня всё смотрит. Я в слёзы, Ируку схватил и бежать, чтоб не отняли. Смешной я тогда был, не понимал, что никому особого дела не было, выживет или умрёт ещё один сирота. Их тогда много было.
Ибики задумчиво ковырнул стол. От движения гладкая поверхность чая взялась морщинами, исказив отражающееся в ней. Опять установилась тишина. С мастером пыток оказалось приятно молчать.
- Я должен идти, - со вздохом заметил экзекутор. - Позаботься о нём. Да, передай ему, что Наруто придёт завтра в штаб, повидать вернувшегося с миссии сенсея. Его отсутствие на рабочем месте грозит крупными разрушениями деревне, - и бесшумно исчез.
Какаши осторожно присел на кровать. Ирука во сне сопел. И от осознания того, что чунин находится на расстоянии вытянутой руки, становилось очень тепло на сердце. Гениальный дзёнин с удивлением прислушался к себе? Он попытался вспомнить, как же дожил до такого. Ирука в его глазах сначала был просто чунином, таким же как и сотни других, который не стоил особого внимания. На собрании перед экзаменом на чунина, он смог вызвать раздражение своей чрезмерной опекой. На похоронах Третьего - заставил себя уважать, сумев объяснить ребёнку то, что сложно даже для понимания многих взрослых. Но на этом бы всё и закончилось, если бы не Наруто, попросивший присмотреть за бывшим сенсеем. Серьёзный тон мальчишки подкупил Какаши и он не смог отказаться от ответственности за него, когда увидел в кабинете хокаге. И чувство ответственности как-то незаметно переросло в чувство привязанности.
Ирука приоткрыл глаза. Он знал, что Ибики нет в квартире. Зато был Какаши, уткнувшийся носом в собственные коленки. Дзёнин был жалок и совершенно на себя не похож. Он дёрнулся, услышав шелест ткани, потянулся было рукой к беглецу, но отчего-то передумал.
- Ты проснулся, - констатировал он. - Ирука... Мне велено тебя накормить, - чунин почувствовал, что изначально мужчина собирался сказать нечто иное, но не хватило духу.
Манная каша становилась от раза к разу всё вкуснее. Похоже идеальный шиноби приобретал ещё и кулинарные навыки. Ирука радовался и с удовольствием уплетал дело рук Копирующего. Сам творец скромно ковырял многострадальный стол.
- Ирука, я хочу, чтобы ты жил со мной, - стена покрылась россыпью белых крупинок, а сам чунин сильно закашлялся. Какаши сжал кулаки и низко опустил голову. Казалось, что поникли даже непослушные, торчащие в разные стороны пряди.
- Это... - начал Ирука.
- Невозможно, - закончил дзёнин таким тоном, будто его приговорили к смертной казни или назначили учителем в Академии шиноби, что для него было равноценно.
- Пожалуй, тебе стоит научиться слушать других, - слабо улыбнулся учитель, - Я хотел сказать, что это слишком неожиданно. Мне казалось, тебя нервирует моё присутствие.
- Я дал тебе повод так думать? - жёстко осведомился Какаши, всю его разбитость и обречённость, как ветром сдуло. Сейчас перед Ирукой сидел настоящий воин, тот, которого видели только враги.
- Нет, - поспешил заверить его Ирука. - Просто меня тошнит от своей беспомощности, - в его голосе действительно сквозило отвращение.
Теперь уже чунин опустил голову. Какаши медленно протянул руку и кончиками пальцев коснулся тёмных волос. Ирука подался навстречу этой неожиданной ласке. Нервные движения тонких пальцев сильно отличались от основательных касаний тяжёлых ладоней Ибики, но были настолько же приятны.
- Знаешь, у каждого свой талант, - не прекращая гладить Ируку по голове, осторожно начал Какаши. - Вот Генма, например, великолепный боевой медик, а Ибики лучше всех проводит допросы. Ты не самый лучший боец, но Наруто не потерял веру в людей благодаря тебе. Для мастера пыток, как я понял, ты стал индикатором его человечности. А для меня ты стал необходимостью, - последние слова он произнёс почти беззвучно.
Ирука удивлённо посмотрел на собеседника. Тёмные глаза чунина стали совершенно чёрными.
- Я надеялся, что ты вернёшься, но ты всё не приходил, - признался Какаши. - Мне плохо без тебя.
Ирука почувствовал, как зашлось сердце от смеси жалости и радости. Какаши было жалко, но дзёнин даже не представлял, какое значение для Ируки имели его слова. Всегда находящийся под чьей-то опекой, Ирука привык считать себя мало что не элементом декора. В этом крылась причина его трудоголичности, - он хватался за любую работу: нудную, грязную, тяжёлую, лишь бы не чувствовать себя ненужным. И вдруг он стал важным для кого-то.
- Спасибо.
Жизнь вернулась в своё русло. Ирука остался жить у Какаши. Сначала дзёнин думал, что выздоровевший сенсей сломает привычный для него порядок дня, но этим он готов был пожертвовать. Однако Ирука прекрасно вписался, кардинально ничего не изменив. Он вставал рано, приходил - как придётся и был разговорчив не более, чем в дни болезни. Спали они по-прежнему на одной кровати, но это была просто потребность ощущения чужого тепла, лишённая всякой сексуальности. Это могли быть отношения двух престарелых супругов, когда страсти уже нет, зато есть глубокое взаимопонимание. И такая размеренная, упорядоченная жизнь постепенно лечила души двух мужчин.
Осознание того, что что-то изменилось, как водиться, пришло неожиданно. Был вечер, Ирука в очередной раз задерживался в штабе, Какаши беспокойно мерил шагами комнату, то и дело выглядывая в окно. Чунин не появлялся. Стараясь себя успокоить, гений решил, что Ирука вполне мог пойти на свидание. Но почему-то от этой мысли стало ещё хуже. Он остановился посреди комнаты, будто налетел на невидимую стену.
- Это ведь она, ревность? - спросил он у окна.
- Что? - переспросило оно голосом Ируки. Дзёнин медленно развернулся. - Извини, я не расслышал. Голова гудит после собрания.
Копирующий порывисто обернулся к нему и прижал его к себе. Парень шумно втянул воздух, залился краской и постарался вырваться из цепких объятий гения. Впрочем, Какаши разомкнул руки, как только почувствовал сопротивление. Они застыли, напряжённо вглядываясь друг в друга, не шевелясь и даже не дыша. И спустя вечность в несколько секунд:
- Я... - Ирука неопределённо махнул рукой в сторону кухни. Какаши согласно кивнул. А когда чунин ушёл, он медленно опустился на пол прямо там, где стоял.
Остаток вечера прошёл в гнетущей тишине. Ирука, сидел на полу, разложив вокруг себя документы и свитки, которое содержали то ли древние письмена на сгинувшем языке, то ли контрольные сочинения учеников академии. Он время от времени косился на Какаши, будто ожидая нападения. Дзёнин же занял самый дальний угол кровати, чтобы не смущать сенсея. Он красочно изображал увлечённость чтением, время от времени забывал переворачивать страницы. В доме стало очень неуютно.
Ночь стала ещё большим кошмаром. Какаши ёрзал и ворочался с боку на бок. Близость Ируки смущала и возбуждала. Он подумал, что ещё вчера сон в одной постели с мужчиной никак на него не влиял. Однако, вслед за этим, вспомнилось, что в последнее время проявился неизвестный ранее побочный эффект от чтения книг, авторства Джираи - странная истома, которой сопровождалось пробуждение.
- Всё, - Ирука резко сел на постели, Какаши застыл на середине движения - он в очередной раз переворачивался. - Это просто невозможно выдержать.
- Я постелю себе на полу, - виновато пробубнил дзёнин.
Ирука ещё раз порывисто крутанулся, навис над ним и вжался губами в щёку Какаши. Поцеловать в губы у него не хватило духа. Чунин напрягся ожидая удара, но удара не последовало, вместо него был ответ на поцелуй и прохлада тонких пальцев, скользящих по спине. Вместо возмущённых криков были тихие стоны. А азарт драки вполне заменила страсть и ещё что-то, отчего на глаза наворачивались слёзы. До полного изнеможения, до ярких вспышек под закрытыми веками. Засыпая, они были счастливее, чем когда-либо.
- Ирука, и всё-таки, почему ты хотел умереть? - Какаши наблюдал за ним, вчитывающимся в очередные загогулины, в которых изредка угадывались иероглифы.
- Это так важно? - губы чунина едва заметно дрогнули, будто он готов рассмеяться.
- Ну, я же должен знать причины. Это же может повториться.
- Это не повториться, - серьёзно заверил Ирука. - У меня нет причин желать смерти.
- Я не отстану, - предупредил Какаши, уловив явное желание собеседника уйти от темы.
- Когда абсолютное большинство окружающих говорит, что ты - ничтожество с кривыми руками, то постепенно начинаешь с ними соглашаться, - беззаботный тон Ируки никак не вязался с судорожно сжатыми пальцами.
Гений осторожно протянул руку и потрепал его по голове. И этим нехитрым способом он смог передать больше, чем когда-либо смог бы словами. А главное - Ирука его отлично понимал. Это ли не счастье?
Сенсей Академии теперь мог позволить себе забыть шиноби усталых, злых и пьяных, громко обсуждавших "штабных крыс", которые "отсиживаются с малолетками и гражданскими в безопасности, пока другие гибнут". В него верит самый дорогой для него человек - значит, он будет жить во что бы то ни стало.
Автор: Ядзю
Бета: нет
Пара/Персонажи: Какаши/Ирука, Ибики
Рейтинг: R
Жанр: ангст
Предупреждения: ООС Ибики
Статус: закончен
Дисклеймер: мир и персонажи - не мои
читать дальшеИрука пнул обломок кирпича, обвёл задумчивым взглядом развалины и поплёлся к ближайшему магазину. Дома у него теперь не было.
Ближайшая уцелевшая лавка, хозяин которой решил не прекращать работу, даже несмотря на подлое нападение вражеских шиноби, обнаружилась за несколько кварталов. Там он купил себе бутылку минералки и хлеба. Затем вышел на улицу, крутанулся вокруг своей оси. Его взгляд уткнулся в цветочный магазинчик. Через некоторое время Умино Ирука снова вернулся на то место, которое ещё вчера было самым родным в целом мире. Он пристроил две белые хризантемы в бутылку с минералкой, а её аккуратно уткнул между двумя обломками стены.
- Эй, парень, у тебя кто-то погиб? - окликнул его какой-то незнакомый старичок.
- Да, - кивнул Ирука.
Учитель чувствовал себя странно, будто утратил способность чувствовать.
А дальше были похороны Третьего, переживания за Наруто, ночёвки где придётся и отвращение к еде. К концу недели у раньше жизнерадостного парнишки не хватало сил даже на улыбку, а ещё через день он угодил в больничную койку. Но ни скорбное выражение лица бывшего ученика, ни угрозы медсестёр и медиков, что продолжая отказываться от еды он просто угробит себя, не вернули ему аппетита. Ирука таял, как лёд на солнце.
Потом Наруто пропал. Наверное, у него была какая-то миссия. Наверное, он заливался соловьём, рассказывая о ней любимому сенсею, но этому самому сенсею было абсолютно всё равно, он не слушал, он хотел одного: чтобы его оставили в покое. Затем наступило блаженное время затяжных обмороков, и Ирука страстно надеялся, что больше не очнётся.
Цунаде кричала. Какаши позволял себе поморщится, когда крик Пятой особенно яростно терзал его острый слух. Мальчишка, на которого кричала грозная женщина, не подавал признаков жизни. Дзёнин не поверил своим ушам, когда вычленил из потока слов имя:"Умино Ирука". Какаши помнил шиноби с таким именем, он был учителем в Академии ниндзя, он не побоялся матёрого дзёнина (коим небезосновательно считал себя Хатаке), заявив, что ученикам ещё рано принимать участие в экзаменах на звание чунинов, в конце концов именно Ирука принимал у него отчёты. Но этот мальчик, потерявшийся на фоне внушительного кресла, никак не напоминал плечистого, достаточно симпатичного и вечно улыбающегося парня. Какаши моргнул.
- Не смей падать в обморок, когда я с тобой разговариваю, - почти взвизгнула Цунаде, стремительно бледнея.
Какаши ощутил мощную вспышку чакры, но прошло несколько долгих секунд, прежде чем Ирука открыл глаза. Дзёнин невольно отшатнулся. Такие глаза бывают у мёртвых. Где-то в сознании проснулось ещё не оформившееся желание узнать, что привело этот образчик добродушия и оптимизма в столь горестное состояние. Глаза бывшего сенсея на миг вспыхнули воодушевлением, и он снова обмяк в огромном кресле. Хокаге бессильно взвыла. Вокруг сгустилась недобрая тишина.
Какаши задумчиво смотрел на бывшего сенсея своих подопечных. Он всё ещё не мог понять, почему вдруг решил забрать его к себе. Наверное, понял, что медики не сладят с отчаянным нежеланием жить, которое так хорошо читалось в глазах у этого парня. Дзёнин решил, что должен презирать этого чунина, ведь тот решил свести себя в могилу именно тогда, когда каждый шиноби был на счету. Но он обещал Наруто, что позаботится о его учителе. Какаши не хотел привязываться к своей команде, поэтому почти никогда не говорил с ними о личном, но не так давно застал сорванца выходящим из госпиталя. Его удивило выражение глубокой задумчивости. На памяти дзёнина не было случая, который бы заставил Наруто настолько погрузиться в себя. Он даже отказался от рамена, что привело гения в замешательство. Вместо этого подросток серьёзно спросил:
- Какаши-сенсей, у вас есть человек, которого хочется защитить от всех бед? - дзёнин отшатнулся, любовная тема никогда ему не была близка. Наруто не заметил этого и продолжил, - Мне так хочется, чтобы с Ирукой-сенсеем было всё хорошо, но я скоро покину Коноху, а он останется один. Позаботьтесь о нём, пока меня не будет, Какаши-сенсей, хорошо?
Больше всего обладателю шарингана хотелось фыркнуть и напомнить мальчишке, что взрослые в состоянии о себе позаботиться сами, но он зачем-то кивнул. Вот и результат: Ирука занимает его единственную кровать. Хорошо хоть Наруто сказали, что его любимый сенсей на миссии, а то пришлось бы терпеть ещё и болтовню. Медики предупредили, что чунин большую часть суток находится без сознания, только иногда приходя в себя на некоторое время от нескольких минут до нескольких часов, потом главный медик тихо признался Какаши, что пациент безнадёжен. Но дзёнин не собирался отступать. Во-первых, он дал слово ученику, а во-вторых, ему было скучно: он был в официальном отпуске после встречи с Итачи. Хокаге считала, что после пережитого герою просто необходимо время для восстановления сил.
День прошёл достаточно сносно, Ирука признаков жизни не подавал. Но вечером неожиданно всплыл вопрос о том, кто где будет спать. Уложить больного на полу показалось дзёнину плохой идеей. Устроится там самому тоже не хотелось (это было неудобно). И тогда Какаши улёгся рядом со своим гостем, тщательно избегая его касаться. Благо, места на кровати было достаточно для этого. Но уже через двадцать минут крепко прижимал прохладное тело чунина к себе. На миссиях ему не раз приходилось греть своим теплом раненого товарища, Какаши не видел в этом ничего зазорного. Вдохи Ируки были неглубокими и очень редкими, но кожа начала согреваться, и мужчина позволил себе уснуть.
Сознание медленно возвращалось. Это было похоже на момент, когда всплываешь на поверхность. Ирука разочаровано зарычал, точнее, он думал, что рычит, на самом деле из его гола вырвалось сдавленное сипение. Кто-то, лежащий рядом, плотнее прижал его к себе. В нос учителю ударил едкий запах средства для полировки оружия, желудок взбунтовался, поэтому пришлось закрыть глаза и вжаться носом в костлявое плечо. Лежащий рядом рывком поднялся. По негромким шлепкам босых ног Ирука понял, что тот ушёл из комнаты. Чунин не рисковал открывать глаза, но запахи ясно говорили о том, что он в жилой квартире, а не в больничной палате. Голова звенела, будто колокол, дыхание давалось с трудом, каждый звук отдавался гулом, каждый запах будил волну тошноты. Ирука молил всех богов о забвении, но на сегодня лимит добрых дел для учителя будущих шиноби был исчерпан: он слишком легко отделался, когда смутно знакомая женщина кричала на него.
Руки неожиданного соседа по постели достаточно аккуратно приподняли его. Это точно был мужчина. Ирука вяло дёрнулся, когда носа достиг запах молочной каши, а о зубы звякнула ложка, но кем бы ни был этот неизвестный, он быстро нашёл способ сладить со строптивым чунином: зажимая рот и нос, просто заставлял глотать жиденькую кашицу. Впрочем, пять ложек - это не так уж много. А когда "мучитель" снова ушёл, Ирука погрузился не то в сон, не то в забвение.
***
Через неделю обмороки прекратились вовсе. Чунин выглядел уже не истощенным, а просто слишком худым. Какаши был доволен собой. Как ни странно, присутствие в доме постороннего никоим образом ему не мешало: Ирука почти всё время молчал, глядя в потолок или в окно, ограничиваясь кивками. Только ночью, бывало, вскрикивал и бормотал нечто неразборчивое, тогда Копирующий прижимал его к себе, и парнишка затихал. И это было так естественно, что иногда дзёнин удивлялся себе. Ему было комфортно в обществе молчаливого Ируки.
На следующее утро Какаши проснулся в пустой постели. Точнее, его разбудил замёрзший нос. Дзёнин по привычке потянулся вправо, чтобы прижаться к соседу по кровати и зарыться замёрзшим носом в его волосы, но рука нащупала лишь пустоту. Глаза распахнулись мгновенно: чунина действительно не было рядом. Чакры его тоже не ощущалось. Копирующий почувствовал себя разочарованным и даже обиженным. Это усугубилось, когда он понял, что уснуть снова уже не получится.
К вечеру легендарная выдержка Какаши дала трещину. Странное, иррациональное беспокойство терзало сознание одного из лучших шиноби. Ирука не возвращался. На кухонном столе в лужице остывшего кофе лежала любимая книга. Пожелтевшие страницы были испещрены расчётами, схемами, странными обозначениями, понятными только Какаши. Хозяин книги сидел рядом и меланхолично ковырял кончиком куная поверхность стола. Когда стемнело, он сложил печати и исчез. Он просто понял, что ему нужен Ирука и совершенно всё равно, что по этому поводу думает сам Ирука.
Обмороки прекратились. Ирука испытывал острое отвращение к себе. Частично оно перекидывалось на Какаши, который не позволил ему соскользнуть в вечность, на Наруто, ради которого часть сознания отчаянно цеплялась за жизнь, но больше всего он ненавидел себя. И это чувство было всепоглощающим. Учитель чувствовал себя ни на что не годным, даже не способным умереть, ругал себе за то, что позволил вмешаться другим людям, которые смогли остановить его стремительное падение в бездну. Но был ещё шанс исправить положение дел, сделать так, как нужно. Только под присмотром Копирующего это невозможно: у того неожиданно проявились родительские инстинкты, поэтому Ирука питался строго по расписанию (если не считать плановой задержки на полтора часа). Чунин решил дождаться момента, когда сможет достаточно уверенно держаться на ногах, и сбежать от своего «опекуна» подальше. Ночь была светлой и свежей. Выбравшись из тёплого захвата тяжёлой руки, чунин переоделся в одежду Какаши и осторожно вышел через легкомысленно оставленное открытым окно.
Обломки дома разобрали, остался лишь уродливый шрам фундамента. В лунном свете серебрились хризантемы. Ирука недоверчиво прикоснулся к цветам: они были недавно срезанными. Значит, кто-то решил, что здесь погиб человек. Он действительно погиб, точнее, погибло нечто, что наполняло смыслом существование тела. Учитель ощутил, что снова теряет сознание. Наверное, организм был ещё не готов к таким длительным прогулкам. Мысленно попрощавшись с надеждой на скорейшее избавление от бренности бытия, он мягко опустился на землю.
Ещё до того, как Ирука открыл глаза, он точно знал, кого увидит. Он будто сквозь веки видел склонённое к нему строгое лицо, перечёркнутое рваными шрамами. Морино Ибики - друг, товарищ и брат.
- Открывай глаза, - потребовал знакомый голос.
Мыслей о том, чтобы не подчиниться, привычно не возникает. Глаза слезятся от яркого солнечного света, но Ирука даже не моргает. По белому потолку скользит невнятная тень: мастер пыток бесшумно мечется по свободному пространству комнаты. Спина всё настойчивей требует смены позиции, но учитель не шевельнётся сейчас ни за что на свете.
- Ирука, - громом отдался в ушах шёпот главы отдела дознания, - ты ведь смерти хочешь, - он не спрашивал. - Я помогу тебе, я своими руками сверну тебе шею, скормлю яд, перережу сонную артерию. Даже кишки вырву, если хочешь, - желудок протяжно заурчал, должно быть, возмущенный перспективой увидеть белый свет. - Но только, если ты действительно этого хочешь. Я дам тебе время подумать.
Лицо Ибики оказалось в поле зрения. Мастер пыток был бледен, от этого шрамы казались темнее, а глаза пронзительнее. Чунин поймал себя на мысли, что ему хочется поцеловать его, этого самого Ибики, грозного и скрытного. И тут же оборвал её, потому что после этого поцелуя его желудок точно увидит мир, при чём вне зависимости от желания Ируки.
- Вечером ты сам решишь свою судьбу. Я помогу тебе в любом случае. Только думай хорошо, Ирука, - и он исчез, будто растворился, даже хлопка не было.
Учитель с удовольствием перекатился на бок и подтянул колени к груди. Странно, но постель совершенно не сохранила запаха владельца. Он вспомнил сладковатый запах Генмы, на чьей койке ему однажды пришлось спать, ввиду совершенной невозможности подняться на ноги. Какаши был обладателем горьковатого запаха, которого теперь так не хватало на этих, мало что не стерильных, простынях. Они были обезличены, и Ирука ощутил себя брошенным, ненужным.
Мысли метались в голове. Подобно им метался взгляд по сероватым обоям в мелкий цветочек. У Ибики были странные вкусы. Ибики. Мысли обрели точку отсчёта. Память услужливо нарисовала образ начальника отдела допросов. Грозный, неприступный, внушающий безотчётный страх и желание повиниться во всех грехах. Один его взгляд выворачивал душу наизнанку. Таким он кажется издалека. И стоило бы однажды пересилить свой страх, чтобы увидеть его с другой стороны. Страшный дзёнин может быть мягким, заботливым и даже ранимым.
Взгляд остановился на еле заметном пятнышке крови - выцветшем и выгоревшем за несколько лет. Это была его кровь. Ирука тогда случайно стал свидетелем товарищеского самосуда, который устроили старшие парни, и не успел вовремя сбежать. Подростки избили его до полусмерти, здраво рассудив, что скорее всего он скончается, но даже если не умрёт, то никому ничего не расскажет. Ибики случайно наткнулся на него, принёс к себе и выходил. В то время у него тоже были обмороки, и чтобы мальчик не соскальзывал в беспамятство, мастер пыток оставил свой кровавый отпечаток на новых обоях и приказал "держаться" за него. И мальчик держался. Живы были воспоминания о том, как хотелось жить. А теперь вот не хочется. Совсем.
Анко, пятясь, вышла из кабинета Ибики, медленно закрыла дверь и, прислонившись спиной к стене, позволила себе осесть на пол. Генма, ждавший своей очереди, тяжело сглотнул. Это что же там должно было произойти, чтобы напугать Анко? Несколько минут спустя, тяжелая дверь распахнулась, выпуская хозяина. Он пронёсся чёрной тенью по коридору, не обратив ни на кого внимания. По спине Генмы пробежал холодок. Он возблагодарил всех богов за то, что так и не решился войти в кабинет к мастеру пыток. Судя по мощности чакры, Ибики был готов стереть в порошок любого, кто подвернётся ему под руку.
Сизый дым, тонкой змейкой тянулся от тлеющей сигареты, забытой кем-то на подоконнике. Солнечные лучи проникали сквозь запыленные стёкла и расчерчивали пол неровными прямоугольниками. Окружающий мир был наполнен убойной смесью хлорки, сигаретного дыма и цветов липы. Жесткий воротник сдавливал горло не хуже удавки. Ибики потянулся к тлеющему окурку. Курить его научил Асума. Сначала он делал это из интереса, чуть позже, когда определился со специализацией, курение было способом хоть как-то расслабиться. Одногодки его сторонились - палачи никогда не были в почёте. И в один отвратительно жаркий и настолько же одинокий день привычный мир дал трещину.
В своём стремлении убраться подальше с глаз людских, Ибики дошёл до самого глухого места в парке, но остаться в одиночестве в тот день ему было не суждено. Его привлекли странные звуки. Посреди заляпанной кровью травы лежали два тела. Одно принадлежало одногодке Ибики. Парень был на редкость непримечательный, и было совершенно неясно, за что его "казнили". Второе тело принадлежало мальчику.
Медики и АНБУ прибывшие к месту убийства в один голос признали мальчика, как нежизнеспособного, а Ибики всё никак не мог поверить в их слова. Он слышал мольбу в хриплом натужном дыхании, видел желание выжить в широко распахнутых немигающих глазах. Мальчишка отчаянно хотел жить, несмотря ни на какие приговоры медиков. На будущего мастера пыток посмотрели сочувственно, но ничего не сказали. У Ируки была несгибаемая воля к жизни. А теперь этот засранец вдруг решил, что жить не хочет. И, как ни крути, он имеет на это полное право. Отчего же всё так паршиво?
В два часа дня Ирука захотел кушать. В три он уже хотел есть, а к четырём - жрать. Поминая Какаши и его родительские инстинкты незлым тихим словом, учитель поплёлся в кухню, искать что-нибудь съестное. Его подбадривало невразумительное ворчание желудка, возмущенного столь безответственным к себе отношением. Давясь слюной, Ирука счищал слой плесени с небольшого кусочка хлеба, обнаружившегося на полке. Больше ничего съедобного здесь давно не было.
Осознание того, что он делает накатило неожиданно. Он, стремившийся к смерти, почти достигший её, сидит на полу и дрожащими от нетерпения руками соскребает плесень с куска хлеба. Чунин уставился на зеленовато-серую горбушку так, будто видел её впервые, а секунду спустя, запустил ею в стену. Голода он больше не чувствовал. Зато почему-то вспомнился мотылёк, бившийся в паутине. Ирука подумал, что похож на такого же мотылька, только свою паутину он сплёл себе сам.
- Ибики, как же ты мне сейчас нужен, - неосознанно произнёс он.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил дзёнин, садясь рядом.
Удивляться было поздно. К тому же, Ибики всегда оказывался рядом, когда Ируке было особенно плохо, поэтому учитель Академии шиноби просто вжался лбом в мускулистое плечо. Оно было совсем не таким, к какому он привык за неделю. У Какаши плечо острое и твёрдое. И теперь его очень не хватает.
- Я есть хочу, - признался Ирука несколько минут спустя, когда желудок вежливо напомнил о своём существовании.
- Извини, совсем вылетело из головы, что здесь еды нет, - тяжёлая ладонь дзёнина мягко поглаживала темноволосую голову. - Я почти тут не бываю.
Ещё какое-то время они провели в тишине.
- Если ты меня отпустишь, я смогу тебе принести еды, - улыбнулся Ибики. Желудок Ируки обрадованно заурчал.
***
- А-а,- горько выдохнул Генма. - Ибики сегодня отчего-то был очень свиреп, - громко жаловался он горстке своих приятелей. Дзёнины дружно втянули воздух. Видимо, перспектива встретить главу отдела дознания в плохом настроении никого не вдохновляла.
- Это всё из-за малыша Ируки, - усмехнулась Анко. Какаши резко притормозил, заслышав знакомое имя. Его передернуло от слова "малыш", которым наградила Ируку легкомысленная куноичи.
- Э? - хором поинтересовались шиноби.
- Этих двоих явно что-то связывает. Ирука совсем его не боится, - с лёгким оттенком зависти сообщила Анко, - а Ибики даже иногда ему улыбается.
У главы отдела дознания была репутация мрачного человека. Он иногда смеялся, но от этого смеха стыла кровь в жилах. А о том, что мастер пыток умеет улыбаться никто, похоже, даже не догадывался. Разумеется, кроме Анко.
- Ну, вы же слышали, что наш сенсей сначала угодил в госпиталь с истощением, от еды отказывался, а потом вообще неизвестно куда пропал? С тех пор, как малыш оказался в госпитале, Ибики мрачнее тучи стал. Сегодня, видать, сорвался, - девушка обвела всех собравшихся хитрым взглядом. - Я думаю, они были любовниками, а потом сильно разругались...
Она говорила что-то ещё, но Какаши её уже не слушал. Он отшатнулся, будто его ударили, стало трудно дышать. И тут же он испугался своей реакции. Пришлось взять себя в руки и уйти прочь от Анко и её слов, которые отчего-то сильно задевали. Шествуя сквозь толпу, Копирующий пытался понять, что же его так поразило в словах куноичи. Он мысленно повторил её последнюю фразу, и ощутил, как сильно сжалось всё внутри от слова "любовники". Это неожиданное открытие даже заставило его замереть. Получается, это ревность?
Кто-то ощутимо задел Какаши. Он поднял глаза, но того, кто его задел, не увидел: сквозь толпу неспешно плыл, иначе не скажешь, Ибики. Чутьё подсказывало, что упускать из виду его нельзя ни в коем случае. Дзёнин повиновался. В толпе легко оставаться незамеченным, к тому же, Ибики был примерно на голову выше других людей, что только облегчало слежку. Мастер допросов остановился у "Ичираку". Какаши зазевался и позволил толпе вынести себя туда же.
- Добрый вечер, Какаши, - добродушно громыхнул глава отдела дознания. - У вас ко мне какое-то дело?
Это добродушие в голосе одного из самых мрачных типов деревни было так удивительно, что конохский гений подумал - он испытал бы похожие чувства, если бы Наруто удалось заполучить бубенчик на первой тренировке. Какаши решился:
- Вы не видели Ируку? Я его ищу...
- С ним всё хорошо. Вот даже попросил кушать, - в голосе мгновенно почвствовался металл. На этом Ибики счёл разговор оконченным и развернулся, чтобы уйти.
- Я могу с ним увидится? Для меня это очень важно.
Кажется, эти слова потребовали от дзёнина всех сил, которые у него были. Он чувствовал, как дрожат и подгибаются коленки, с каким трудом бьётся сердце. Мастер пыток внимательно всмотрелся в его глаз, слегка кивнул, то ли себе, то ли Какаши, и буркнул:
- Жди.
У Ибики шаги были тяжёлые, но мягкие. Он шёл уверенно, не делая никаких лишних движений, даже не оборачивался, удостовериться, что Какаши всё ещё идёт за ним. Копирующий чувствовал себя виноватым, плетясь следом. Честно говоря, гений Конохи нечасто задумывался о чувствах других. В конце-концов, у каждого была своя трагедия, свои потери, которые ничем не восполнить, своя боль. Но были же и друзья, которые не дают отчаяться. А были ли друзья в жизни Ибики? Коллеги предпочитали держаться подальше, между собой называя его маньяком. Какаши слышал это собственными ушами. Был ли хоть кто-то в деревне, кто мог бы просто с ним поговорить на какие-нибудь общечеловеческие темы? Кроме Ируки и Анко, хотя куноичи проявляла интерес к мастеру пыток исключительно на почве отсутствия инстинкта самосохранения. Однажды на миссии она с таким же азартом сунулась изучать ловушку "изнутри". Как она выжила после этого - до сих пор загадка.
Так или иначе, чунин оказался для главы отдела дознания единственным человеком, который принимал его, который не отворачивался презрительно и не кривил душой, когда ему улыбался. А Какаши, стало быть, собрался разрушить эту хрупкую связь. И как тут не почувствовать себя последней сволочью? Но, с другой стороны, гениальному дзёнину просто необходимо было увидеть Ируку.
И ещё, пусть совсем чуть-чуть, хотелось взглянуть на квартиру Ибики. Ходили слухи (источником коих была вышеупомянутая куноичи), что в квартире всё черного цвета, а в качестве украшений - пыточные инструменты. На деле оказалось, что это стандартная дзёнинская квартира и ничего экстраординарного в ней нет. Правда, Какаши чуть не икнул от неожиданности, когда увидел обои в мелкий цветочек. Но на этом все сюрпризы заканчивались.
Ирука обнаружился на кровати. Какаши с удивлением отметил, насколько тёмной кажется смуглая кожа чунина в сравнении с белизной простыни. Ибики осторожно наклонился, вглядываясь в лицо спящего.
- Уснул, - произнёс он нежно. И это огромное несоответствие с привычным образом мрачного садиста совершенно сбило с толку Какаши. - Его сон долго не продлится. Подождёшь? Может, хочешь чаю?
Отказывать не хотелось. И главная причина вовсе не в страхе, что мастер пыток выставит его за дверь в случае отказа, а в том, что этот Ибики, которого он сегодня узнал, был весьма симпатичен Копирующему.
Какаши разглядывал свою чашку. Чашка была щербатая и совершенно "домашняя", непохожая на жестяные походные кружки. Он ненавидел жестянки с тех самых пор, как стал ходить на миссии. Кипяток, целое сокровище для шиноби, мгновенно превращался в средство пытки, помещённый в жестянку. Он нервно облизнул нижнюю губу - она вечно была обожжена. Ибики наблюдал за пауком, плетущим паутину в углу.
- Он тебе нравится? - после продолжительного молчания спросил глава отдела дознания.
Вопрос пришёлся на момент, когда Копирующий делал глоток. Чай пошёл не в то горло. Откашлявшись, Какаши сухо кивнул, отчего-то боясь взглянуть в глаза собеседнику. Но, к его вящему удивлению, Ибики только удовлетворённо выдохнул.
- И правда, у мальчишки талант привязывать к себе людей. Я его когда нашёл, он ведь почти не дышал. Но раз глянул на меня, и я не смог его оставить там.
- О чём вы говорите, Ибики-сан? - вырвалось у Какаши прежде, чем он сумел обуздать своё любопытство. Глава отдела дознания скосил на него глаза и невесело усмехнулся.
- Я не знаю всех подробностей той истории, но, видимо, Ирука стал свидетелем расправы над одним юношей. Ну, того паренька насмерть забили, а его оставили едва живым. Я там случайно оказался. Пока медики подоспели, он в себя пришёл, на меня уставился, даже не моргал, наверное, боялся, что я уйду. Глаза чернющие, что сама ночь. И места на нём живого не было. Потом медики явились. Осмотрели обоих, в отчёте написали: "2 трупа". Я им талдычу - жив мальчишка, дышит, а медики на меня, как на идиота смотрят. Говорят, ему минуты жить осталось. А он на меня всё смотрит. Я в слёзы, Ируку схватил и бежать, чтоб не отняли. Смешной я тогда был, не понимал, что никому особого дела не было, выживет или умрёт ещё один сирота. Их тогда много было.
Ибики задумчиво ковырнул стол. От движения гладкая поверхность чая взялась морщинами, исказив отражающееся в ней. Опять установилась тишина. С мастером пыток оказалось приятно молчать.
- Я должен идти, - со вздохом заметил экзекутор. - Позаботься о нём. Да, передай ему, что Наруто придёт завтра в штаб, повидать вернувшегося с миссии сенсея. Его отсутствие на рабочем месте грозит крупными разрушениями деревне, - и бесшумно исчез.
Какаши осторожно присел на кровать. Ирука во сне сопел. И от осознания того, что чунин находится на расстоянии вытянутой руки, становилось очень тепло на сердце. Гениальный дзёнин с удивлением прислушался к себе? Он попытался вспомнить, как же дожил до такого. Ирука в его глазах сначала был просто чунином, таким же как и сотни других, который не стоил особого внимания. На собрании перед экзаменом на чунина, он смог вызвать раздражение своей чрезмерной опекой. На похоронах Третьего - заставил себя уважать, сумев объяснить ребёнку то, что сложно даже для понимания многих взрослых. Но на этом бы всё и закончилось, если бы не Наруто, попросивший присмотреть за бывшим сенсеем. Серьёзный тон мальчишки подкупил Какаши и он не смог отказаться от ответственности за него, когда увидел в кабинете хокаге. И чувство ответственности как-то незаметно переросло в чувство привязанности.
Ирука приоткрыл глаза. Он знал, что Ибики нет в квартире. Зато был Какаши, уткнувшийся носом в собственные коленки. Дзёнин был жалок и совершенно на себя не похож. Он дёрнулся, услышав шелест ткани, потянулся было рукой к беглецу, но отчего-то передумал.
- Ты проснулся, - констатировал он. - Ирука... Мне велено тебя накормить, - чунин почувствовал, что изначально мужчина собирался сказать нечто иное, но не хватило духу.
Манная каша становилась от раза к разу всё вкуснее. Похоже идеальный шиноби приобретал ещё и кулинарные навыки. Ирука радовался и с удовольствием уплетал дело рук Копирующего. Сам творец скромно ковырял многострадальный стол.
- Ирука, я хочу, чтобы ты жил со мной, - стена покрылась россыпью белых крупинок, а сам чунин сильно закашлялся. Какаши сжал кулаки и низко опустил голову. Казалось, что поникли даже непослушные, торчащие в разные стороны пряди.
- Это... - начал Ирука.
- Невозможно, - закончил дзёнин таким тоном, будто его приговорили к смертной казни или назначили учителем в Академии шиноби, что для него было равноценно.
- Пожалуй, тебе стоит научиться слушать других, - слабо улыбнулся учитель, - Я хотел сказать, что это слишком неожиданно. Мне казалось, тебя нервирует моё присутствие.
- Я дал тебе повод так думать? - жёстко осведомился Какаши, всю его разбитость и обречённость, как ветром сдуло. Сейчас перед Ирукой сидел настоящий воин, тот, которого видели только враги.
- Нет, - поспешил заверить его Ирука. - Просто меня тошнит от своей беспомощности, - в его голосе действительно сквозило отвращение.
Теперь уже чунин опустил голову. Какаши медленно протянул руку и кончиками пальцев коснулся тёмных волос. Ирука подался навстречу этой неожиданной ласке. Нервные движения тонких пальцев сильно отличались от основательных касаний тяжёлых ладоней Ибики, но были настолько же приятны.
- Знаешь, у каждого свой талант, - не прекращая гладить Ируку по голове, осторожно начал Какаши. - Вот Генма, например, великолепный боевой медик, а Ибики лучше всех проводит допросы. Ты не самый лучший боец, но Наруто не потерял веру в людей благодаря тебе. Для мастера пыток, как я понял, ты стал индикатором его человечности. А для меня ты стал необходимостью, - последние слова он произнёс почти беззвучно.
Ирука удивлённо посмотрел на собеседника. Тёмные глаза чунина стали совершенно чёрными.
- Я надеялся, что ты вернёшься, но ты всё не приходил, - признался Какаши. - Мне плохо без тебя.
Ирука почувствовал, как зашлось сердце от смеси жалости и радости. Какаши было жалко, но дзёнин даже не представлял, какое значение для Ируки имели его слова. Всегда находящийся под чьей-то опекой, Ирука привык считать себя мало что не элементом декора. В этом крылась причина его трудоголичности, - он хватался за любую работу: нудную, грязную, тяжёлую, лишь бы не чувствовать себя ненужным. И вдруг он стал важным для кого-то.
- Спасибо.
***
Жизнь вернулась в своё русло. Ирука остался жить у Какаши. Сначала дзёнин думал, что выздоровевший сенсей сломает привычный для него порядок дня, но этим он готов был пожертвовать. Однако Ирука прекрасно вписался, кардинально ничего не изменив. Он вставал рано, приходил - как придётся и был разговорчив не более, чем в дни болезни. Спали они по-прежнему на одной кровати, но это была просто потребность ощущения чужого тепла, лишённая всякой сексуальности. Это могли быть отношения двух престарелых супругов, когда страсти уже нет, зато есть глубокое взаимопонимание. И такая размеренная, упорядоченная жизнь постепенно лечила души двух мужчин.
Осознание того, что что-то изменилось, как водиться, пришло неожиданно. Был вечер, Ирука в очередной раз задерживался в штабе, Какаши беспокойно мерил шагами комнату, то и дело выглядывая в окно. Чунин не появлялся. Стараясь себя успокоить, гений решил, что Ирука вполне мог пойти на свидание. Но почему-то от этой мысли стало ещё хуже. Он остановился посреди комнаты, будто налетел на невидимую стену.
- Это ведь она, ревность? - спросил он у окна.
- Что? - переспросило оно голосом Ируки. Дзёнин медленно развернулся. - Извини, я не расслышал. Голова гудит после собрания.
Копирующий порывисто обернулся к нему и прижал его к себе. Парень шумно втянул воздух, залился краской и постарался вырваться из цепких объятий гения. Впрочем, Какаши разомкнул руки, как только почувствовал сопротивление. Они застыли, напряжённо вглядываясь друг в друга, не шевелясь и даже не дыша. И спустя вечность в несколько секунд:
- Я... - Ирука неопределённо махнул рукой в сторону кухни. Какаши согласно кивнул. А когда чунин ушёл, он медленно опустился на пол прямо там, где стоял.
Остаток вечера прошёл в гнетущей тишине. Ирука, сидел на полу, разложив вокруг себя документы и свитки, которое содержали то ли древние письмена на сгинувшем языке, то ли контрольные сочинения учеников академии. Он время от времени косился на Какаши, будто ожидая нападения. Дзёнин же занял самый дальний угол кровати, чтобы не смущать сенсея. Он красочно изображал увлечённость чтением, время от времени забывал переворачивать страницы. В доме стало очень неуютно.
Ночь стала ещё большим кошмаром. Какаши ёрзал и ворочался с боку на бок. Близость Ируки смущала и возбуждала. Он подумал, что ещё вчера сон в одной постели с мужчиной никак на него не влиял. Однако, вслед за этим, вспомнилось, что в последнее время проявился неизвестный ранее побочный эффект от чтения книг, авторства Джираи - странная истома, которой сопровождалось пробуждение.
- Всё, - Ирука резко сел на постели, Какаши застыл на середине движения - он в очередной раз переворачивался. - Это просто невозможно выдержать.
- Я постелю себе на полу, - виновато пробубнил дзёнин.
Ирука ещё раз порывисто крутанулся, навис над ним и вжался губами в щёку Какаши. Поцеловать в губы у него не хватило духа. Чунин напрягся ожидая удара, но удара не последовало, вместо него был ответ на поцелуй и прохлада тонких пальцев, скользящих по спине. Вместо возмущённых криков были тихие стоны. А азарт драки вполне заменила страсть и ещё что-то, отчего на глаза наворачивались слёзы. До полного изнеможения, до ярких вспышек под закрытыми веками. Засыпая, они были счастливее, чем когда-либо.
***
- Ирука, и всё-таки, почему ты хотел умереть? - Какаши наблюдал за ним, вчитывающимся в очередные загогулины, в которых изредка угадывались иероглифы.
- Это так важно? - губы чунина едва заметно дрогнули, будто он готов рассмеяться.
- Ну, я же должен знать причины. Это же может повториться.
- Это не повториться, - серьёзно заверил Ирука. - У меня нет причин желать смерти.
- Я не отстану, - предупредил Какаши, уловив явное желание собеседника уйти от темы.
- Когда абсолютное большинство окружающих говорит, что ты - ничтожество с кривыми руками, то постепенно начинаешь с ними соглашаться, - беззаботный тон Ируки никак не вязался с судорожно сжатыми пальцами.
Гений осторожно протянул руку и потрепал его по голове. И этим нехитрым способом он смог передать больше, чем когда-либо смог бы словами. А главное - Ирука его отлично понимал. Это ли не счастье?
Сенсей Академии теперь мог позволить себе забыть шиноби усталых, злых и пьяных, громко обсуждавших "штабных крыс", которые "отсиживаются с малолетками и гражданскими в безопасности, пока другие гибнут". В него верит самый дорогой для него человек - значит, он будет жить во что бы то ни стало.
@темы: Ирука, Какаши, размер: миди (от 20 до 70 машинописных страниц), Ибики, жанр: ангст
