Миг создают творящий и созерцающий, сплетаясь ролями.
НЕ ДЛЯ ОБЗОРОВ!
Название: "Химера".
Автор: Шекспира.
Рейтинг: NC-13.
Жанр: романтика, быт, приключения, философия.
Размер: миди (9100 слов).
Пейринг: Генма/Гекко, Генма/Эбису, Какаши/Тензо, Котэцу/Изумо, Райдо/Аоба.
Состояние: пишется.
Дисклеймер: Кишимото-сан.
Разрешение на размещение: с указанием источника.
Предупреждение: OOC. Играюсь временем
Если что, Гай вопит потому что четвёртый раз.
Шутят персонажи, а не автор. В тексте их слова, мысли и наблюдения, моих нету.
Выражаю благодарность Конохским Сацу за ликбез по использованию сенбона в домашних условиях с целью нанесения морального ущерба ближним.
Часть вторая "Золушка АНБУ".
Часть третья "Сенбонотоксикоз".
Часть четвёртая "Призрак Конохского Леса".
Часть пятая "Чистая радость".
Часть первая "Тоска":
Посвящается Актинидии.
Жил-был Шаринган Какаши, овладел тысячей дзюцу, и как-то раз, читая Ичу, забыл дышать. Умер.
Претензии и жалобы не рассматриваются. Если Вы болезненно воспринимаете отступление от канона и грамматики, не открывайте кат.Дождевые капли стучали по подоконнику, слепые и тихие. В ватной тишине комнаты их было отчётливо слышно, тук-тук, тук. На фоне тускло-зелёных обоев всплывали детали прошедшей миссии, раскалённая пустыня дышала в лицо, выжигала глаза. Какаши укрылся за камнем, а казалось, что забрался в печку, растянулся на противне и специями посыпался. Да и пах подходяще, неделя с флягой воды и сухим кормом.
Двоих убил сразу, совсем молодых и беспечных, не успели даже заметить приближение. Третьего, постарше, оставил, такой учует активацию чакры. И правда, отскочил, приник к песку, начал поспешно складывать знаки. Ми... Какаши усмехнулся под маской. Кап. Кап-кап-кап. Сетью разветвлённых молний, словно шелестящими цепями, накрыло ближнее пространство. Лучшая из техник Райтона, не такая смертоносная, как Чидори, зато от неё не уклониться, не заградиться и не отступить.
Какаши перешёл в ближний бой, но противник умело отбивал его атаки. После контратаки Хатаке решил не тратить время, уронил сюрикен с леской, отскочил, сложил знаки, пальнул огнём. Опять отступил, оставляя на песке печати. Было бы здорово продемонстрировать водное дзюцу, но в пустыне, где влага испаряется быстрее, чем достигает земли, оно не эффективно. Поэтому снова расцвели цветы пламени. Враг, наконец, поднял песочную бурю, захватившую два листика, и Копирующий ниндзя активировал их, поспешно убираясь подальше. Рвануло совсем рядом с вражеским шиноби, запахло гарью и кровью. Из дыма выскочил злой, словно биджу, противник, одна рука висела плетью, во второй отчаянно зажат кунай. Какаши уклонился. Если бы не шаринган, он не заметил бы, как движется в молниеносном выпаде висевшая рука. Взрыв задел бок, враг сам рванул на себе рукав, и даже кровью мазнул. Отчаянная находчивость пропала втуне. Мужчина осел, кашлянул кровью. В груди торчал кунай Какаши.
Повезло. Слишком часто ему вот так везёт в последнюю минуту, к этому легко привыкнуть. Другим не везёт почему-то. Много товарищей погибло, враги тоже не лыком шиты, обычно счёт приблизительно равный. А вот ему везёт. Хатаке порой чувствует себя виноватым. Старается заслонить собой, оттащить, разделить на всех свою удачу. Не всегда удаётся, далеко не всегда.
Возвращается домой и думает, а если бы не так, а эдак. Не печатью, а сюрикеном. Выбор ведь был, ведь если бы противник выбрал технику ближнего боя, потянул бы леску. А так её разорвало взрывом. Когда в команде кто-то гибнет, всегда спрашивает себя, а если бы по-другому? Но в бою нет "по-другому", есть короткие доли секунды, когда надо действовать, увидеть единственно правильное решение. Промедление это смерть для всех и провал миссии. Промедление хуже, и тех, кто требует свой законный час на раздумия, морща лоб над тестами, никогда не отправят на боевую миссию.
Печально обвёл взглядом комнату. Пустой лист. Сидит и ждёт нового задания, нового движения. Его жизнь - противостояние, сколько себя помнит. Кунай научился держать раньше, чем ходить. К двум годам ребёнок уже либо шиноби, либо нет. Выходит, двадцать четыре? Вместо игр - тренировки, воображаемый противник и деревянные куклы. Разбитые в кровь ладошки и голени, ссадины на коленях, синяки на плечах. Так - спать. Засыпать по команде и просыпаться от шорохов было самым лёгким. Провести неделю с завязанными глазами, сон, еда, обязанности по дому, тренировки, всё в полную силу. Даже походы в деревню. Иначе какой он поисковик?
Большинство убегает от воспоминаний в бар, шумит, шутит и пьянствует. В воспоминаниях Какаши - сенсей, отец, Обито, Рин, немногие товарищи из АНБУ. Все, кого нет.
Завтра снова будет миссия. Потёр через маску раздраженный подбородок, хотя щетину соскоблил ещё вчера, сразу, как вернулся. Обычно дают два дня, но Какаши их не берёт. В деревне... подсчитал... в общей сложности проводит два месяца в год. Десять составляют задания, мелкие и крупные, на месяц, неделю, две, несколько дней. Шиноби Конохи меньше всего времени в своей жизни проводят именно в Конохе. Такова реальность, им незачем сидеть дома, вся жизнь, все, кого обрёл и потерял - там, за стенами, на привалах и в сражениях.
Достал из-под кровати рюкзак с кунаями, разложил, принялся проверять и чистить. Предосторожность лишней не бывает. Время между миссиями полностью тратит на это - экипировка, печати, тренировки. Кстати, хётоном давно не пользовался, надо бы освежить навыки. Встал, нацарапал на бумажке ромбик, подумал и заштриховал сектор. Символы быстрее бросаются в глаза. Приколол к стене возле картины в одном ряду со списком покупок, напоминанием забрать вещи в прачечной и обещанием вечером посоревноваться с Гаем. Иначе ведь утонет в потоке мыслей, о техниках, положении Конохи, воспоминаниях.
Косматые тучи скрыли горизонт. В душе разлилась гнетущая вялость, элитному учителю хотелось зевать, положить голову на спинку стула и закрыть глаза. Недостаток света не прибавлял бодрости. Чай давно остыл в красивой, но не слишком берегущей тепло чашке на трёх крохотных выгнутых ножках. Эбису старательно сосредоточился и перевернул страницу. Еженедельник с педагогическими новинками, интересными упражнениями и заданиями для детей выпускал лично Сандайме, а раз такой великий шиноби находил для этого время, спец-джоунин тоже должен его найти. Не сдержался, зевнул, тут же прикрыв рот рукой. Ясно представил себе Конохамару, играющего в лото с разноцветными портретами героев прошлого. Это бесспорно лучше, чем заставлять его зубрить. Но грозит самому наставнику часами упорного труда, кисточкой и красками. Надо всё же подать Сандайме идею об иллюстрациях, озадачат одного нарисовать и размножат на весь тираж. Экономится столько часов полезного для деревни времени квалифицированных шиноби, сколько будет куплено экземпляров, умноженное на четыре.
Составив такую калькуляцию, Эбису усмехнулся, поскрёб хитай, чтобы не забыть сказать об этом, когда придёт завтра за Конохамару. А гениальную идею текущего номера ему всё равно воплощать самостоятельно. Вытащил из ящика большой лист бумаги, карандаш, принялся его грызть. Рвение отличная вещь, но одной решимости не достаточно, дабы изобразить узнаваемого второго райкаге. Вспомнился только четырёхлучёвый сюрикен и вытаращенные в гневе глаза. Так и изобразил. Поскольку места в отведенном квадратике было мало, сюрикен поместился в зубы уважаемому владыке скрытого Облака, который явно пытался выскочить из рамки и надавать по очкам художнику-любителю.
Ради блага родного селения Эбису был готов не только физически убивать шиноби Облака, но и оскорблять их память. Стиснул карандаш зубами, оставляя заметные вмятины, удлинил рамку, добавил рядом братьев Кинкаку и Гинкаку. Эти получились правдоподобнее, поскольку были старательно срисованы из увесистого тома биджулогии, развёрнутого на стопке прочих полезных книг. Обвил щупальцами плечи трёх последних джинчурики Хачиби и удовольствовался минимальным экскурсом. Осталось всего семь скрытых деревень. Дело заметно продвинулось.
В окно вливалась свежесть, живая и настойчивая, проникала в лёгкие, ум, давала успокоение, равновесие, силу. В ней смешался прозрачный запах неба и черепичной старой крыши, сухо-горьковатый, не растворившийся, а словно повисший крупинками в прозрачной влажной свежести. Вместе с ней просачивался шум, шлёпающие шаги по превратившейся в мелкий ручей дорожке, приглушённый звон металла из соседних окон и голоса Котзумов.
- Вот если ты думаешь, что я сейчас закатаю истерику, забрызгаю слюной ковёр, сломаю тройку стульев, наставлю тебе синяков, а потом начну бегать по деревне и пырять кунаем во всех медноволосых куноичи...
- Да?
- Да!
- Да?
- Да!
- Да?
- Обломись!
- Я тебя люблю, Изумо.
Шум в комнате чунинов утих, что-то противно скрипнуло, сдвигаясь и царапая паркет, ещё что-то упало, покатилось, гремя содержимым. Потом сдавленно промычало. Зашелестело. Принялось сопеть и причмокивать.
Быть соседом Котзумов иногда довольно сложно, но Ирука научился не обращать внимания. Дождался, пока чай заварится, налил в чашку ароматный напиток, глубоко вдохнул. Товарищи оставили окно в покое, переместились вглубь жилища.
Чунин протянул руку к аппетитному ягодному рулету, отломал кусочек и положил в рот. Кисловато-ягодный вкус защипал язык, обволок. Ирука зажмурился. Он готов самозабвенно тосковать вобнимку с ягодным рулетом и чаем с фруктовыми корками вечно. Сидеть спиной к приоткрытому окну и растягивать впечатления. На смуглом лице отразилось удовольствие, пролилось от дрогнувших ресниц вниз по щекам и горлу, достигло кончиков пальцев, приятно согрело живот. Да, печаль. Чай. Дзен.
Из комнаты Котзумов долетели стоны, сначала сдавленные и тихие, потом стали громче. Ирука вздохнул. Дзен разрушился. Всё это было вкусно, но... может, ему не суждено быть простым, как эти двое? Принимать, что есть, довольствоваться. Может, хватит пафосно морщить нос от "помойки"? Ответить на вежливые ухаживания Токумы, умного, симпатичного парня. Вот не способен он задыхаться от страсти и рыдать от умиления. Разыгрывать спектакли, это да, но самого Ируку эмоции никогда не пробирали. Пару раз умышленно влюблялся. Вблизи оголялась жестокая правда. Пару раз наказывал себя за такие игры, с остервенелой жестокостью отдавая своё тело. Пережил. Скучно ему, что ли?
Чунин с подозрением уставился на остатки рулета на вычурном блюде.
Ужин хранил нейтральное молчание. Самая большая радость в жизни. Захотелось выругаться, и Ирука нараспев просмаковал слово "пиизз-деец". К моменту, когда от лакомства не осталось ни крошки, звуки по ту сторону стены унялись. Чунин дал товарищам ещё десять минут и вопросительно стукнул. Судя по звуку, Котэцу кричал из центра, значит, приглашает. Живо выудив из шкафа бутылку со сливовым вином, Умино захлопнул дверь и открыл соседнюю. Так оно и было, Хагане бродил по дому в одних штанах, собирая в совок нечто окончательно пострадавшее.
Влага заполнила воздух, пытаясь проникнуть в лёгкие и напитать их сыростью также, как деревню за окном. Вотличие от деревянных построек и буйной растительности, Генма предпочитал небольшой процент спиртного в употребляемой жидкости, и потому проигнорировал благие намерения ленивого дождя. Да и вообще с жидкостью дружил вынужденно, памятуя о выводе солей, дегидрации хрящей и сухости ладоней.
- Ширануи-сан! - раздался голос со двора, выдёргивая конохского Тигра из блаженной медитации. Генма опустил пронизывающий золотистый взгляд и нацелил сенбон на шумного чунина. Чёрные волосы намокли и прилипли к голове, по задранному лицу скатывались крупные капли. Форма всё больше темнела от воды.
- А о чём Вы думаете?
Неожиданность вопроса отметила вскинувшаяся бровь, Генма снова взглянул перед собой на крыши и кроны, размытые влажным воздухом. Продолжил сидеть в позе лотоса на периле своего балкона. Чунин пробормотал что-то о сфинксах, и Ширануи усмехнулся. Да уж, "сфинкс" ему сегодня более подходит, чем "тигр". Только, кажется, Сфинкс египетская куноичи?
Шаги под окном утонули в шуме дождевых капель, и Генма снова погрузился в бездумное единение с природой.
- Вот видишь, - развёл руками Котэцу в адрес Эбису. Спец-джоунин кивнул сначала лохматому товарищу, потом своим промокшим сандалиям.
- Но о чём-то же он думает, - не унимался Ирука, стараясь не превысить предел звукоизоляции, дарованный стайке друзей углом здания и плеском редких капель. - Если это не Эбису, тогда кто?
- Это ты обязательно чем-то себе мозги трахаешь, - раздражённо зашипел Изумо, нос которого щекотала сползающая прозрачная дождинка. - А у людей миссии, личная жизнь, семьи, проблемы.
Умино сердито засопел.
- Так не бывает, - уверенно махнула смуглая рука. - Не бывает пустоты, понимаешь? Даже если только краешком мысли, совсем чуть-чуть, но обязательно кто-то есть на уме. Пусть даже скуки ради.
- А Эбису тут причём? - попытался прояснить ситуацию Котэцу.
- Эбису боится его, как чумной напасти, - Ирука затряс не утратившим вздорности мокрым хвостом. - И начинает себя вести, как маленький, туда не пойду, ничего не буду, а в понедельник у них совместная миссия.
- О... - протянул Изумо, смаргивая со слипшихся ресниц лишнюю влагу.
Элитный наставник сокрушённо кивнул.
- Вполне понимаю, - тихо произнёс Камидзуки. - Генма тебя на дух не переносит.
- Хочешь, для наглядности сейчас я схожу и спрошу? - блеснул очками Эбису. Решительно преодолел поворот, утонул в мокром газоне. Трава цеплялась к ногам, липла, щекотала. Хитай-атэ ощутимо промок. На стёклах очков собрались капельки.
Общежитие ополчилось против Генмы, устроило мистический заговор с целью не дать остаться наедине с собой, прогнать прочь мысли и в этой паузе насладиться тем фактом, что он, Генма, просто есть. Ханжа. Сейчас опять будет стоять немым укором и просвечивать рентгеновским взглядом из-под очков. Дышит Генма неправильно, смотрит неправильно, сидит неправильно, что там ещё? Ах да, жизнь у него беспорядочная, неправильная и личная.
- Правее, - отозвался лениво.
- Что? - шиноби вскинул голову.
- Правее говорю, - сенбон указал на место, где элитному наставнику следовало стоять.
Эбису подумал, и сделал два шага вправо.
- Так хорошо, - кивнул Ширануи и прикрыл глаза.
Спец-джоунин пооглядывался, присмотрелся к высокой буйной траве, старым ветвистым каштанам, даже осмотрел серую от пережитой непогоды стену и высокую крышу общежития. Ничего подозрительного. Почему правее-то?
Сделал осторожный шаг ближе.
- Стань, где стоял, - приказал Ширануи, не открывая глаз.
- А почему? - заупрямился Эбису.
- Я туда сенбоном не достану.
Элитный наставник побледнел, сжал челюсти и решительно направился на сближение. Ощутил укол в шею, замер, парализованный. Генма так и не открыл глаз, сидел подобно сфинксу на перилах своего балкона. Мрачное удовлетворение разливалось в душе, словно назойливого комара прихлопнул.
- Какаши, иглу выдерни, - попросил, когда через шесть минут уловил чакру Копирующего на дорожке. Шагов Хатаке не слышал никто в Конохе. Просто чакра плавно приблизилась, а через секунду любимая игрушка вернулась к хозяину, вонзившись в деревянный столбик. Генма снова сунул её в рот. В ближайшие два часа разговаривать его комар не сможет.
Настоящий шиноби способен контролировать работу всех внутренних органов, ток крови и чакры, каждый отдельный мускул и нерв в своём теле. Каждую мысль в своей голове. С Шиноби ничего не происходит произвольно, не возникает сонливости, отвлечённости, увлечённости, даже голод и естественные позывы исчезают. Инструмент для выполнения миссий сознательно оценивает степень своей усталости и приказывает телу отдыхать. Не спит, не видит сновидений, впадает в чуткий транс. Вовремя заставляет тело принимать полезную или не полезную пищу, тренироваться, поддерживая физическую форму. Следит за ощущением наполненности мочевого пузыря, который даже не помыслит о своеволии.
Иногда Какаши кажется, что он забудет дышать - и перестанет. Задохнётся, сам не понимая, от чего. И будет по деревне ходить легенда, жил-был Шаринган Какаши, овладел тысячей дзюцу, и как-то раз, читая Ичу, забыл дышать. Умер.
Потемневшие крыши чуть скользят под ногами, но передвигаться по жидкой грязи внизу совсем не хочется. Приходится реагировать на это уловимое скольжение, быть осторожным, готовым активировать и применить чакру. Ступать строго в центр пластин, не нарушая, не создавая звуков и уловимого движения. Длинными стелющимися прыжками, низко скользя незаметной тенью. Обычный уровень чакры, поддерживающий здоровый эмоциональный и физический фон, тоже можно погасить. Тогда эту тень никто не увидит. Всякий раз забавно, стоит шиноби, и вдруг исчезает. Ты его видишь, но кажется, что это макет, клон, не чувствуется.
Мокрые листья пахнут совсем по-другому, запахи смешиваются, выдавливаются наружу, расползаются гуще, как настой. До дождя они пахнут очень слабо, а после гораздо сильнее дерева. Можно отдельно различить светлый аромат берёзы и терпкий осины, душистый акации, тёплый вишни, лёгкий яблони.
Снизу доносятся запахи мисо, сукияки, стирального порошка, детских пелёнок, йода, ароматного масла. Стук, звон, голоса, хныканье, шорох. Хлюпающие шаги по улице и шаркающие с верхнего этажа. Если постоянно держать себя в режиме максимальной наблюдательности, абсолютная память шиноби, тренированная десятилетиями, перегружается лишними деталями, которые вплетаются в ассоциации и потом совершенно некстати всплывают. Умение забывать необходимо. Но Какаши им не владеет, даже через несколько лет вспомнит, что дымоход гостиницы был чуть обколот, рядом с ним заплатка более свежей кровли с неострыми продольными выемками от Фуутона.
Переизбыток информации мучил снами, головной болью и тяжестью под черепом. Что только закаляло выдержку и навыки. Ну не сходить же с ума. Это только кажется, что правила шиноби суровы, а если проигнорировать хоть одно - хрупкий баланс рассыпется тысячей осколков, горячей крупой протечёт через пальцы, и где-то внутри образуется опухоль. Тугой комок мыслей, связанных в узел нервов поставит крест на служении деревне банальной смертью. Психологическая адекватность и выдержка основы выживания.
Трава на тренировочной площадке будто катком укатана, перемешена с грязью и превращена в однородный коричнево-прожилчатый слой. Какаши поморщился. Гай ждёт его уже сорок минут, взмыленный, красный, энергично приседает, выдыхая "пятьсот пятьдесят три, пятьсот пятьдесят четыре, пятьсот пятьдесят пять..."
- Привет! - опаздывать всегда неловко. Почему-то общение с Гаем давалось тяжело, на навыках, но и отказаться от него Какаши не мог. Если совсем обрезать пуповину, можно превратиться в куклу, ведомую ниточками долга и обязательств.
Все, кто полностью избавляется от слабостей и привязанностей воимя порядка, превозмогает самого себя, возвысившись над судьбой, неизбежно становятся носителями всемирного зла. Исчезает всё важное, рафинируется, вытравливается. И шиноби обнаруживает, что живёт в мире, где вокруг твари дрожащие, а он единственный право имеет. Как у Джирайи. Они дорожат и боятся, а ты им на горло наступаешь, а у тебя горла нет, и наступить тебе никто не может. Только тебе это всё уже напрочь не нужно.
Громкий крик оборвал раздумия. Гай выглядел немного расстроенным, кулаки сжаты, на глазах слёзы умиления и бормотал какой-то сумбур про вечное соперничество.
- Маа, ты что-то сказал? - вот поэтому с ним тяжело. Постоянно нужно следить за разговором, словами. А они не воспринимаются на автомате, в отличие от следов, чакры и запахов. Мысли это отдельный мир, который нужно себе представить, сосредоточиться.
То, что Гай резко замер, весь напрягся и был готов зарыдать, в глаза бросилось сразу. Какаши улыбнулся, выражая дружелюбие и поддержку. Фикус вовсе не плохой шиноби. Всегда придёт навыручку. Воспринимает всё бурно, но правильно. Маленький подарок большому зелёному зверю.
- Ну, и как мы соревнуемся на этот раз?
Майто присел, словно собрался взвалить на плечи большую статую, и заорал:
- Мы будем прыгать! Прыгать в высоту!
- Я отлично тебя слышу, - Хатаке потеребил пальцем ухо, в котором ещё звенело. - А как мы отметим высоту прыжка?
- Это же очевидно! - Гай выпятил грудь и одарил противника взглядом из-под кустистых бровей. - Мы это увидим!
- Маа, - запротестовал Какаши, - надёжнее кунаем отметки делать.
- Хорошо! - Гай стал в позу крутого парня и поймал лезвием лучик вечернего солнца. - Я докажу, что сильнее тебя! Это будет моя тридцать восьмая победа! Уууаааа!!
Какаши скромно улыбнулся. Как просто сделать хороших шиноби счастливыми. Даже как-то не честно.
- Ну, а пометки, наверное, на этом дереве? - указал на самое высокое в округе.
- Отлично! Если я не допрыгну до верхушки, я сделаю восемьсот приседаний! - сразу же заявил резвый зверь.
Учитывая, что за сорок минут Фикус успел сделать пятьсот пятьдесят пять, то с восемью стами к ужину управится, прикинул в уме Копирующий ниндзя.
В районе деревьев трава не была утоптана, поэтому казалось, что они растут на неухоженном газоне. Ногам было мокро, сандалии начали скользить, что следовало учесть при толчке. С дерева капнуло. Какаши задрал голову. Нижние ветки толстые и редкие, а вот повыше уже гуще. Можно нацелиться совсем высоко, но погасить инерцию прыжка без использования чакры не удастся, лучше ограничиться узловатой веткой над самой развилкой.
Снова отвлёк вопль. Какаши уже давно не удивлялся манере Гая разговаривать.
- Ты так потрясающе невозмутим! - тряс короткой густой шевелюрой Майто.
Хатаке сделал шаг влево, приноравливаясь очутиться под нужной веткой.
- Ма, начнём?
Джоунины взвились двумя молниями, зелёной и синей, раздался оглушительный треск. Хатаке чиркнул кунаем по стволу и, падая, оглянулся. Гай летел мимо него вместе обломком дерева. Из зажмуренных глаз брызнули слёзы. Сам же Какаши ловко, как кошка, приземлился в запланированном месте. Мгновенно толкнулся, спрыгнул на землю.
Зелёный зверь выглядел ушибленным, оцарапанным, грязным и от того пятнисто-полосатым, но всё таким же энергичным.
- Кажется, ты всё же выше, - ободряюще улыбнулся Шаринган сначала месту, с которого под влиянием пушечной инерции тела Гая обломалась ветка, потом самому телу.
- Уаааа!! - немедленно заголосил, пританцовывая на месте, джоунин.
В зоне чувствительности появились две чакры, кому-то ещё вздумалось провести раскисший насквозь вечер на тренировочной площадке.
- Ма, мне пора, - засмущался Какаши. Махнул рукой и исчез, не складывая печатей. Дистанции техники мгновенного перемещения вполне хватило до ближайшей крыши. Тащиться, хлюпая по грязи под бурные возгласы Гая, совсем не улыбалось.
Комната Котзумов не была ни больше, ни уютней любой другой комнаты в общежитии, но именно тут всегда было шумно и людно. Любой шиноби, не знающий, куда себя деть, шёл вгости к Котэцу и Изумо, ожидая встретить там ещё кого-то. Как друзья терпели постоянные сборища, да ещё и были им рады, оставалось тайной. За одно только беспредельное искреннее радушие можно было простить многое, и остроумие, и непоседливость.
Партия в маджонг была в самом разгаре, когда проигрывающему Хагане-куну начали припоминать эти самые провинности.
- Не виноватый я! - пытался натянуть пониже на глаза хитай Котэцу в надежде, что он сойдёт за нимб. - И вообще, Куренай самый великий мастер розыгрыша в Конохе.
- Почему Куренай? - удивился Токума, протягивая руку к им же принесённым кальмарам.
- А как они с Анко Ируку на первое апреля разыграли?
Изумо прыснул, роняя рис.
- Расскажи, - тут же попросил Тенга.
- Куренай объявила, что Ирука приставлен к экзаменам на джоунина, а Анко была экзаменатором. Бедолага натерпелся всяческих измывательств в надежде на повышение.
Ирука затрясся от смеха, вспоминая свои злоключения:
- Я больше не хочу быть джоунином.
- С каких это пор? - удивился Эбису.
- С тех самых, - всхлипнул хвостатый чунин, - ходить полдня с вазоном на голове не про меня, лучше не буду элитой.
Спец-наставник расхохотался.
- А добряк Аоба время от времени напоминал, что вазон не должен падать, - мечтательно взглянул в потолок Котэцу.
- Страшным голосом, подкрадываясь со спины, - уточнил Умино с полным ртом.
- Первое апреля в деревне удалось, - простонал Эбису.
- Я знаю, я тоже сдавал этот экзамен, - передразнил вкрадчивый тон сенсора Изумо.
- Когда это он сдавал?
- Да в прошлом году, только, кажется, не вазон носил, а Паккуна, - припомнил Токума.
- Так это Шарингана шутка? - Котэцу попытался заглянуть в фишки Изумо.
- Его пса, - пояснил Хьюга, пряча свои в ладони, - лапы, видишь ли, замёрзли.
Шиноби огласили крыло дружным ржанием.
- Так что, не быть Ируке джоунином? - всё ещё всхлипывая, спросил Тенга.
- Переживу, - гордо задрался шрамастый нос, - я лучше Хокаге стану.
- Котэцу, когда там у нас экзамены на Хокаге по плану? - самодовольно ухмыльнулся Камидзуки, не пряча фишки.
- Дай подумать, - поскрёб нос товарищ, - так в понедельник же!
- Почему в понедельник? - удивился Ирука, делая ход.
- Потому что Эбису проиграл, - радостно провозгласил Хагане.
- Да-да, желание, Эбису-доно! - согласился каштановый хвост.
Элитный наставник сокрушённо оглядел игровое пространство.
- И когда это я успел?
- Меньше надо ржать, - стараясь не встречаться взглядами с Ирукой и Изумо, заявил Котэцу. Судя по серьёзным рожам, они находились на грани хохота. Отвлечь Эбису болтовнёй и поменяться фишками было обычным делом.
- Принеси мне сенбон Генмы, - зловеще прошептал Камидзуки, просвечивая взглядом блестящие против света очки.
- Сенбонов в деревне мало? - тут же заворчал Эбису. - У меня самого две пачки, принесу сколько хочешь.
- Желание свято! - решительно запротестовал Изумо при поддержке Ируки и Котэцу. - Именно Генмы. И ещё... скажи спасибо, не мне послезавтра с ним на миссию.
- Эх, - вздохнул элитный наставник, поправляя сползающие с носа очки, - он опять мне этот сенбон куда-нибудь засадит.
- Я помогу, - подмигнул Токума.
- Или можешь попытаться украсть, - подсказал Изумо. - На выходных Ширануи редко дома сидит. У тебя время до миссии.
Чунин собрал и тщательно перемешал все фишки, затевая новую партию. Эбису воинственно блеснул очками.
- А чего надолго откладывать? Вы пока играйте, я схожу.
Элитный педагог легко поднялся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
На тёмной глади ночного озера спят широкие шершавые листья. Лилии спрятались, приникли к ним, подложили сложенные ладошки под щёки. Яркая луна, словно прожектор, залила пространство серебристым светом, лёгким, легче воздуха. Берега неподвижно замерли, отражаясь в зеркальной глади, уснули, утонули в бездонной черноте среди звёзд. Даже воздух застыл, притихли деревья и ночные птицы.
Хаяте, белоснежный и ладный в свете почти полной луны, устроился на траве, не стесняясь холода, положил голову на колени. Генма задумчиво провёл ладонью по его груди. Уходить не хотелось, но Гекко утром на миссию.
Печальные карие глаза утонули в мистически светящихся жёлтых. Доверять полностью, не ожидая подвоха, так странно. Ширануи умудрялся сохранять полную свободу совести, не причиняя неприятностей своим любовникам. Не давая надежд и обещаний навсегда, на одну ночь он умел ограничить весь мир двумя шиноби. Маленькое лесное озерцо казалось отдельной вселенной, утро, деревня, задание - сном. Именно сейчас их никто не мог потревожить, ни присутствием, ни в мыслях. Генма умел быть рядом полностью. Хаяте потянулся рукой к тёмной пряди, мягкой и влажной. Сейчас она была тёмной, как древесная кора. На красивом бледном лице блуждала загадочная улыбка, словно Ширануи видел своими удивительными глазами нечто такое, чего не видел больше никто. И ему это нравилось.
Такое впечатление всегда складывалось от этих глаз, которые смотрят не на лицо, а сразу в душу. Видят, кто ты, видят всё сокровенное в тебе, но это Генма, который не осквернит чужую душу мерками правильного и неправильного. Не станет кружить с аршином. Тигр умел быть собой и наслаждаться этим, позволять другим быть другими, и этим тоже наслаждался. И поэтому рядом с ним Гекко расцветал подобно лилии на ночной воде, парящей в лунном свете над бездной. Распускающейся среди колышущихся звёзд в загадочной тишине. Расцветали все его чувства, и мечник выгнулся, позволяя трепету прокатиться по позвоночнику, от затылка и ниже, протечь до самых пяток, зажечь глаза, приоткрыть губы и выскользнуть сладким вздохом.
Под самое утро в общежитии удивительно тихо, даже самые энергичные унимаются. Громко храпит Гай, посвистывает носом Анко, невнятно ворчит Ибики. В тёмном коридоре шаги кажутся удивительно громкими, Генма старается ступать мягко, по-кошачьи, но Хатаке его обязательно учуял бы. Хатаке... тоже спит. Чакра за каждой дверью спокойная, ровная, не нарушается течением мыслей и эмоций. Либо медитируют, либо спят. За его дверью тоже чакра. Генма остановился. Тщательно скрываемая, даже опознать не удавалось. На всякий случай ткнул сенбон в дверь, блокируя замок, осторожно прокрался по коридору обратно. Хорошо хоть пол не скрипит, хотя одно время и такое практиковали в целях безопасности, но когда особо чуткие гении начали жаловаться, что это их беспокоит, пол отремонтировали в тот же день.
Генма выскользнул в окно, пробрался по карнизам до своего окна, заглянул внутрь. Элитный педагог как раз ковырялся с дверью, очевидно, пытаясь выбраться. Снимать ловушки и открывать окно - шумная задача. Но именно для этого в одном углу есть незаметная щель, закрывающий её плотный материал легко отодвигается. Ширануи просунул сенбон, выждал момент и приложил усилие.
Ощутив активацию его чакры, Эбису резко присел, оказываясь точь-в-точь в нужном месте, согласно расчётам его сложения и комплекции. Ойнин удовлетворённо хмыкнул, прыгнул на подоконник окна на лестнице, вернулся и открыл дверь. С использованием чакры на это ушли секунды. Дверь бесцеремонно толкнула оцепеневшее тело в стену. Ширануи возвысился над ним, уперев руки в бока. Новая игрушка заняла вакантное место во рту. Молчание было достаточно красноречивым, взгляд жёлтых глаз ощутимо насмешливым даже в темноте.
Генма перевернул элитного педагога, вынул иглу, потыкал ею и снова выжидательно уставился.
Эбису молчал. Ширануи пожал плечами. Ткнул сенбон на старое место.
- Ну и молчи до самой миссии.
Затолкал неподвижное тело в шкаф, закрыл дверцу, подпёр стулом. После чего тщательно обследовал всю комнату, но не обнаружил никаких ловушек и следов техник. Что этот зануда мог искать в его комнате? Трупы ревнивых любовников?
Разделся, стащил на всякий случай матрас на пол и улёгся спать. Предутренняя прохлада дышала сквозь балконную дверь, тишина ласкала слух. Генма уснул быстро и сладко.
Ируку разбудило голодное ворчание желудка. Чунин открыл глаз, прищурился от бьющего в окно света. Кто сказал, что окна на восток это круто? Сейчас совсем не круто. Настырный луч света пробрался между занавесками и потревожил смуглое лицо тёплым касанием. Умино проворчал и сунул нос в подушку. Воскресенье. Ещё один блаженный день.
Желудок жалобно сжался, тоненько уверяя, что никакого риса и кальмаров не знает и не помнит. Отлично, придётся лечить домашнего террориста от амнезии. Готовить водиночку с утра пораньше не хотелось. Пойти, чтоль, к Котзумам? Ирука проводил в их комнате больше времени, чем в собственной. Едва за стеной раздавались голоса, бросал нудные домашние занятия и шмыгал в соседнюю дверь. Иногда казалось, что они живут втроём. В штабе втроём, дома втроём. И только спит Ирука отдельно.
В нос попал пух из подушки, и Умино чихнул. Немедленно взбодрился. Поднял голову, обозревая тяжёлые коричневые шторы, песочного цвета стены и светлый деревянный письменный стол, захламленный свитками. Потянулся, сел. Махровая простынь в белые соцветия соскользнула, лишая ленивого тепла. Ирука поднялся, поскрёб спутанные волосы, убрал с лица. Впрочем, упрямые тяжёлые пряди тут же вернулись на место. Воевать с ними бесполезно, потому в хвост и затягивает. Не в штаб - пошли все рис пропалывать. Натянул майку и шорты, заглянул в притаившийся в углу против ванной холодильник. В тонкую деревянную стену, которая отгораживала его от комнаты Котзумов с коротким глухим стуком вонзился кунай. Отлично, Котэцу скучно.
Ирука нагрузился продуктами, осторожно поднялся, прижимая ношу к груди, отчего шорты и задняя часть тела смешно выпятились. Схватил дверцу холодильника пальцами смуглой ноги, осторожно прикрыл. Придерживая подбородком судок с грибами, отфыркиваясь от влезшей в рот каштановой пряди, добрался до входной двери, присел, нажал задом на ручку, и живо отступил, позволяя двери открыться. Выскользнул в проём, задрал назад ногу, схватил ручку и дёрнул на себя. Захлопывать на замок не имело смысла, так как разгружаться полностью и искать ключи в чунинские планы на ближайший отрезок жизни не входило.
Ввалиться в жилище товарищей было значительно проще.
Ирука сгрузил свою ношу на раздвижной журнальный столик, достал из-под него затёртую клеёнку со снежинками, дощечки и ножи. Выдвинул нижнюю часть, уселся на ковёр и принялся сортировать немытое.
- Доброе утро, - отозвался Изумо с кровати, свесился, чтобы получше разглядеть всклокоченного Ируку. - Тебе с распущенными неплохо. Зачем идиотский хвост носишь?
- Раздражают, щекочут, - ответил чунин.
В ванной перестало плескаться и миру явился Котэцу, свежий, бритый, в спортивных штанах, вытирающий полотенцем лохматую шевелюру.
Хагане одобрительно замычал, схватил отобранные Ирукой кульки и потащил обратно в ванную. Вода снова зажурчала. Умино задумался и взялся за грибы.
- Сукияки? - поинтересовался Камидзуки, не подавая признаков желания подняться.
- Оно самое, - подтвердил Ирука, и его живот разразился торжествующим рёвом.
Изумо захохотал.
- Ладно! - решительно отбросил простынь и свесил ноги на пол. - Не дам погибнуть лучшему другу.
Камидзуки быстро привёл в порядок постель, прошлёпал до шкафчика, вынул кастрюлю и поставил перед Ирукой. После чего скрылся в освобождённой Котэцу ванной. Хагане включился в рабочий процесс.
- Перекусить пока не мешает, - раздалось из приоткрытой двери ванной вместе с шумом воды. - Котэцу, бутерброды ум?
- Угум, - отозвался товарищ, ныряя в недра холодильника. Рыбная консерва и булка живо превратились в заказанное блюдо. Хагане подумал и прихватил кетчуп.
- Маска для лица? - проснулся окончательно Изумо. Схватил бутерброд и откусил сразу половину. Ирука не выдержал соблазна, бросил нож и тоже принялся жевать.
Хагане задумчиво рассматривал смеющийся помидор на этикетке. Видимо, это натолкнуло его на идею, поскольку чунин немедленно попытался использовать кетчуп на своём парне вместо помады, причём по всем лицу. Изумо был привычен к подобным поползновениям бодиарта, ловко нырнул, зажав бутерброд зубами, поставил блок, и почти весь пакетик томатного продукта выплеснулся Котэцу в лицо и на грудь.
- Ой, - попытался сказать ошарашенный Камидзуки через бутерброд.
- Ты меня убил! - лохматый чунин размазал карминную пасту и шлёпнулся на ковёр, широко раскинув руки.
В дверь торопливо постучали, голова Токумы в хитае, просунувшись, спросила:
- Эбису кто-то видел?
- Неа, - заявил Ирука, облизывая пальцы.
- А мы тут Тецу за измену караем, - махнул ножом на распростёртое тело Изумо и продолжил разбираться с куском филе. - Сукияки будешь?
Бьякуганы Токумы вылезли на лоб, испуганные и круглые. Голова шиноби нырнула обратно, поспешно хлопнув дверью.
- Чего это он? - удивлённо воззрился Камидзуки на портрет Нидайме, приколотый к двери цветными скрепками.
- Лохматого Ируки испугался, - заявил Котэцу с пола.
Изумо толкнул его в бок ногой.
- Морду помой, если не хочешь ковёр чистить.
Довод показался Котэцу весомым, чунин нехотя поднялся и поплёлся смывать с себя размазанный кетчуп.
Подобного обращения Эбису никак не ожидал, поэтому и не делал попыток прояснить ситуацию, был уверен, что Генма его отпустит. Гнев кипел и окутывал мысли смолистой дымкой неистовой мести. Ширануи тонул и задыхался, хватаясь руками за горло, в надменных жёлтых глазах бился ужас. Спустя примерно полчаса ярость улеглась, элитный наставник понял, что пожаловаться на поведение ойнина он не сможет, даже если вздумается, поскольку объяснить Ибики своё присутствие в комнате Генмы нечем.
Да и сам он, обнаружив в своём жилище постороннего, не оставил бы дело без разбирательства. Посягнуть на святую неприкосновенность дома всё равно, что приставить к горлу кунай. И Генма ни разу не виноват, что Эбису не понимает причин владеющего ойнином раздражения, и потому робеет, сторонится. Почти боится. Злость исходит от Ширануи волнами, стальная иголка постоянно метит в критические точки, и под её прицелом, мягко говоря, неуютно. Все попытки поговорить наткнулись на глухую стену и острый сенбон.
В шкафу темно. Эбису привычно расслабился, словно первый год в Ансацу сендзюцу, и стоит на карауле у объекта. Шиноби может и двое, и трое суток так простоять, замедлив дыхание, очистив голову от мыслей. Вбирать в себя тени и шорохи, колебания чакры, движение воздуха. Рефлексы мгновенно приведут расслабленные мышцы в готовность, когда будет нужно. Неощутимые, незаметные, охрана АНБУ, как говорится, не дышит и не моргает. До миссии он тут достоит. Прятать его дольше Генма не сможет, иначе уже Ширануи придётся объяснять, куда девался спец-джоунин посреди деревни. Голод и жажда за сутки ничего не значат, Эбису и пятеро суток выдерживает. Джоунинский норматив. Да и туалет. Шиноби не увлекается жидкостью именно на подобные случаи. Запах мочи в засаде весьма нежелателен. Пить нужно часто и понемногу, как и есть. И даже слезящиеся глаза - это в какой-то мере вывод из организма жидкости.
Обмочить гардероб Генмы безумная мысль, Эбису сам виноват. Недоглядел.
Единственная проблема - Конохамару. Уже в обед, когда внук Хокаге останется без присмотра и начнёт донимать дедушку, Сарутоби забеспокоится, куда пропал единственный в скрытом Листе нянь, согласившийся ради духа огня избавить Сандайме Хокаге от назойливого беспокойства во второй половине дня. Тогда объяснения с проницательным стариком не избежать. Хотя, может оно и к лучшему, заодно выяснит, что у Генмы за сенбонотоксикоз по поводу личности Эбису.
Прислушался. Из-за дверцы не раздавалось ни звука. Спит Ширануи или не спит? Протерзавшись этим вопросом ещё минут десять, Эбису попытался вздохнуть, не смог, и решил, что спать пора ему самому. Ибо неведомо, что ждёт его в ближайшие сутки. Но прозевать ещё хоть мгновение без предательской спицы он не может. Нужно быть свежим. Джоунин расслабился, погрузил себя в сон.
В середине ночи с него соскользнули очки, зависли на кончике носа и болтались, щекоча и мешая. Эбису представил, что это молодые ароматные листья орешника шершаво касаются лица. А он спит на земле, тёплой густой траве, и ароматы рощи наполняют его лёгкие. С оцепеневшим телом это было не сложно. Спец-наставник попытался улыбнуться, не смог, и снова заснул.
Проснулся утром от шороха по ту сторону. Видно, Генма куда-то собирался. Слышался шум воды, хлопанье двери, тихие шаги. Ширануи открыл шкаф. Свет резанул по глазам, которые отказывались видеть что-либо через пелену застоявшихся слёз. Хорошо хоть рот был закрыт, не обслюнявился. Генма порылся, достал одежду и снова закрыл шкаф. Гордость взыграла в элитном наставнике, который уже был готов признать свою вину и предложить мирное решение. Ничего он не скажет! Вот сейчас Ширануи откроет шкаф, сузит зенки и спросит "ну и что ты тут забыл, поганец?" А Эбису так холодно и стойко промолчит, а потом его всё равно найдут, и поскольку разбирательства с Сандайме не избежать, пусть уж и Генма предстанет виноватым.
Входная дверь хлопнула. Спец-наставник проследил за тем, как чакра Ширануи удалилась по коридору. Состояние прострации медленно сползло беспомощным холодом. Даже кулака не сжать, зубов не стиснуть. Чувство, что кара заслужена, начало покидать Эбису. Перебор не есть здорово, но весьма есть в стиле Ширануи Генмы. Сенбонотоксикоз. Диагноз. Лечить его надо.
Спустя ещё час, в течении которого Эбису развлекался опознаванием чакры проходящих по коридору шиноби, в комнату зашёл Токума, направился прямо к шкафу, открыл и хлопнул серыми глазами.
- Я так и думал, что до этого дойдёт, - проворчал Хьюга, вынимая сначала иглу, потом элитного педагога. Перенёс на кровать, уложил, включил бьякуган и понажимал пальцем одному ему видимые точки. Тепло разлилось по телу невыносимой судорогой. Эбису плотно закрыл глаза и сжал зубы. Самый тяжёлый момент, в течении минут двадцати ему никто не поможет. Токума принялся растирать затёкшие мускулы. Одно дело действительно расслабить тело, совершенно другое просто убедить себя в этом. Точечные вливания чакры причиняли резкую противную боль, но отвлекали от ноющей, владеющей всем существом элитного шиноби, и потому были весьма желательны.
Зрение постепенно налаживалось, комната, в которой Эбису не отважился зажечь вчера свет, предстала сначала выбеленным потолком в окружении сероватых светлых стен, производя впечатление спокойствия. Ещё минуту спустя тёмные пятна совершенно отчётливо оказались чёрной мебелью. А когда спец-наставник смог оглянуться по сторонам, с интересом обнаружил серо-бежевое кресло за фиолетовой тёмной шторой напротив балконной двери, чуть дальше чёрный же журнальный стол, массивный буфет. Прямо над его головой находился подоконник, у ног стоял здоровенный шкаф, в котором Эбису и провёл ночь, а на данный момент элитный педагог лежал на широкой серо-фиолетовой, в цвет штор, кровати. Вернее на покрывале. Справа обозревалась прикроватная тумбочка с пепельницей, графином и статуэткой взлетающего орла. Элитный наставник засмотрелся на неё. Птица казалась совершенно живой, и было удивительно, что не слышно, как её крылья бьют воздух сильными взмахами. Вот-вот оторвётся и поднимется в высь в поисках добычи.
Панели уютно задрапированы чем-то чёрно-белым, но прочие детали рассмотреть было тяжело.
Способность двигаться возвращалась, Эбису старательно сжимал и разжимал руки, челюсти, вращал стопами и напрягал голосовые связки. Хьюга очень сильно помогал с остальным телом. Когда испытание повторным рождением, наконец, закончилось, верный товарищ по взводу помог Эбису подняться, надел очки и взвалил себе на плечо.
- Иголку захвати, - шёпотом попросил шиноби.
Токума усмехнулся, нагнулся, взял сенбон и аккуратно воткнул в хитай Эбису.
После чего они медленно двинулись вон.
В коридоре никто не обратил внимания. Шиноби ежедневно возвращаются с миссий в тяжёлом состоянии. Живой - и этого достаточно. Вернулся, выполнил задание деревни. До комнаты Эбису удалось доковылять без приключений, боль почти прошла. Токума сгрузил его на кровать и сел на стол напротив, принялся изучать внимательными серыми глазищами.
- Душ прими, полегчает окончательно.
Эбису согласно кивнул. Поднялся сам, достаточно твёрдо, проковылял в ванную. Принять душ он смог самостоятельно. Горячая вода приятно струилась по телу, возвращая чувствительность и пробуждая аппетит. Даже горло прополоскал с удовольствием. Вытерся, старательно растирая тело, завернулся в полотенце, с удовольствием ощутил босыми ногами циновку. Достал свежую одежду, натянул под одобрительным взглядом Токумы. Моторика вернулась.
- Осталось поесть, - усмехнулся товарищу.
- Пошли к Изумо, они как раз сукияки готовят.
Хьюга смешливо фыркнул.
- Чего? - удивился Эбису.
- Да я к ним заходил, они как раз мясо разделывали, а на ковре Котэцу, весь в крови. Изумо пытался по-товарищески угостить меня Хаганиной, я прямо вылетел оттуда. Потом глянул бьякуганом - жив, подлец. У них круглый год первое апреля.
- У них да, - согласился педагог, повязывая хитай-атэ. - Захвати тогда рис из холодильника, всё равно доедать надо, он с овощами, вкусный.
Глазастый шиноби быстро обнаружил указанную кастрюльку, извлёк и следом за Эбису направился сдавать артефакты выдумщику Камидзуки.
Волосы у Какаши светлые, серебристо-белые, инеем рассыпаются на ветру, разлетаются от фарфоровой маски. Просторный плащ скрывает стремительные, решительные движения. Молния Какаши. Шаринган Какаши. Хатаке Какаши. Тензо убрал от семпая глаза. Красивые имена, шелестящие, как лепестки отцветающих деревьев.
Вчерашний дождь напрочь смыл следы, но найти их нужно обязательно, выследить, обнаружить неприятеля. В разведку Тензо ходит с Какаши вдвоём уже давно, или по одному, если миссий много. Быть рядом с семпаем, для этого сообразительный шиноби умудрился приспособить мокутон под нужды выслеживания. Быть нужным семпаю, который всегда был нужен ему.
Ветки пружинят под ногами, стремительно проносятся мимо бесконечным морем зелёного шелеста. Древесный клон путешествует между елями и рябинами, тополями, на максимальной дистанции, которую Тензо может поддерживать. Вслушивается в чакру десятками стволов и крон. И ничего не слышит.
Семпай спокоен. Дыхание ровное, движения плавные, никуда не спешит. И это не потому, что спешить незачем, но куда именно? В какую сторону? Внутри капитана натянуты тонкие звонкие струны, из стали и Райтона. Выкованные. Тишина внутри него напряжённая, чуткая, готовая оскалиться молниеносным прыжком и вцепиться мёртвой хваткой. В запах, звук, движение.
В такие моменты Хатаке ужасно напоминает волка. Это не собачья слепая ярость. Он... Какаши не лает. Смотрит безучастно, и если кусает, то один раз, насмерть. Поэтому Нинкен признают в нём вожака. Безоговорочно. Но дружат они на отдалении. Как и со всеми.
Бесконечный поток веток струится под ноги, срываются испуганные птицы, настороженно поднимают рога олени. Но на пять километров они единственные шиноби.
Белее плаща. Не старческая седина, Тензо втихаря сравнивал. Серебро, подсвеченное изнутри ослепительной вспышкой. С кем Какаши бывает честен до конца? О чём молчит, порой выпадая из реальности? В такие моменты его глаза грустные, в них так и видно уязвимое чуткое сердце. Но возьми спроси - улыбка, фальшивая, губами и глазом. И тишина. Агрессия ко всему мелочному и несправедливому происходит из этой печальной чуткости.
Деревья тонко чувствуют пепел. Как животные чуют могилу. Пепел это смерть, финальное превращение в ничто. Без возможности раствориться новой землёй, подняться новой силой. Пепел это насовсем. Тензо насторожился, сменил направление, и Какаши последовал за ним. В трёх километрах обнаружились размытые остатки костра. Они впитались в землю, отравили духом гари деревья, и те беззвучно кашляют, задыхаясь изнутри, как задыхались ранее в дыму.
Всё, что удалось обнаружить. Никаких следов привала. Хатаке задумчиво кивнул серебристой головой. В такие минуты Тензо казалось, что роль лица семпая играет затылок, а не звериная маска. Копирующий ниндзя полез в чащу, поковырял кунаем срубленные ветки. Тензо чувствует клоном, изнутри, рублено три дня назад. Шаринган скажет больше. Те ли шиноби разводили тут костёр и готовили пищу. Сколько их было, куда направлялись, как долго просидели на месте. Но ливень скрыл всё, что ещё оставалось. В течении трёх дней ни одна группа Конохи не останавливалась тут. Значит, чужие. Значит, они.
Время ещё не вышло, Какаши покидает гущу деревьев, а Тензо не может не коснуться руки молодыми листиками. Давно так делает. Исподтишка. Тонкая кожа огрубевает от непогоды, кунаев и сражений. И всё же остаётся тонкой, легко повреждается, едва коснись.
Неприятно, когда вызывают в выходной. Генма недовольно нахмурился, оглядывая врачебную экипировку. С ним это часто случается. В деревне не так уж много шиноби, способных вырвать у трупа все секреты. Сначала таких было трое, Орочимару-сенсей, Якуши-семпай и Генма. Потом в деревне остались двое, и Генма перестал быть учеником.
Продолговатая комната режет глаза стерильной белизной, блеском рассортированных инструментов. Стены голые, столы по периметру строгие. И дверь с небольшим окошком, за которой на высоком металлическом столе лежит труп. Не повезло бедняге, не сумел ликвидироваться, теперь после смерти и против воли станет предателем клана, деревни, ещё там чего?
Закутанный по самые глаза в белое Генма неузнаваем. Серьёзен и холоден. Соскребает аккуратно сухую кровь, передаёт ассистентке, отсекает пробы различных тканей, в том числе волос, ногтей, роговицы, слизистой. Был как-то один, который собственными кишками удавить мог. Не рвались. Искорёженное тело в мире шиноби даже генина не удивит. Смотришь на увечье - а в голове: чем, как, оружие, техника, стиль.
Внутренности мутаций не показывают, вот только лёгкие приходится собирать по кусочкам, выковыривать отовсюду. Вычищать от крови. Большого куска так и не удалось найти, утерян. Досадно. Генма поморщился. Перебрал щипцами трахеи. Обожжены чакрой, Катон. Присмотрелся к повреждениям, мелкие, повторные, техника навроде огненных цветов. Зачем приволокли только?
Попытался поставить на места искорёженные органы, зачертыхался, применил чакру. Оторопел. Да не из дознания ли голубчик? Ибики из него что, эти самые техники выпытывал?
Ширануи поковырялся, соединяя сосуды. Кровеносная система без отклонений. Нервные волокна тоже. Протянул руку к лаборантке, взял дефибриллятор, пропустил разряд. Проделал то же самое с чакрой. Никаких различий. Плюнуть захотелось. Вместо этого включил пилу и вскрыл череп. Надрывный визг всегда выводит из себя. В поле одной катаной управляется, почему тут нельзя? Увидят, доложат. Ковырялся в мозге бамбуковыми палочками, вычитывая извилины, положение, глубину. Расположение отделов и центров. Шептал в маску, как шаман над котлом. Ассистентки почтительно замерли, перестали дышать и хлопать глазами. Да, такого больше никто не умеет, даже семпай Якуши. Это из наблюдений сенсея, который держал в подвале шиноби со вскрытыми черепами, на наркотиках, чтоб не съехали с катушек, и изучал.
Теперь сенсей проклятый нукенин, а Коноха знает всё о том, как покойный думал, двигался, управлял телом и чакрой. Сверяет с неоспоримой картой всю биографию. Даже привычки и вкусы, всё здесь. И на руки не надо смотреть, чтобы сказать, правша, посредственно владеет левой. Умение владеть двумя руками развивалось в юности, не развилось.
Нормальный вобщем.
На всякий случай сунул под микроскоп уже подготовленные медсестрой образцы, поковырял сенбоном в ухе, покапал препаратами.
Отстранился, сдвинул маску и сунул иголку в рот. Девчонки привычные, начали убирать бардак и оставили в покое. Забыли о Ширануи-сане. Сам же великий маэстро стащил тонкие перчатки, прошествовал в длинную стерильную комнату, вытащил из ящика стола бланк отчёта по вскрытию, ручку, склонился и принялся строчить. Коряво. Но разборчиво. Мысли неслись быстрее ветра, Генма едва успевал обозначать их иероглифами. Внизу хотелось дописать "какого хрена меня вытащили в выходной?" Задумался, подережировал сенбоном и ограничился фразой "отклонений и мутаций не обнаружено".
Оставил отчёт дежурной, снял халат и чепчик, потянулся всем телом. Пора бы поговорить с Эбису. Утром настырный очкарик не выглядел достаточно несчастным и сговорчивым. Держать его парализованным дольше опасно, до начала миссии может не поправиться полностью. Ширануи покинул морг, выходя на тёплое ясное солнышко. И чего ему только надо от Генмы? Секретных свитков не держит, драгоценностей тоже. Единственная ценность - собственная обаятельная персона как раз отсутствовала. Может, заблудился? С него станется, шастает ночью в тёмных очках.
Воинственный клич Конохамару эхом прокатился по резиденции. Резво спрыгнув со спины Котэцу, малыш приземлился на собственный шарф, поскользнулся и зарыл носом в пол. К чести юного шалуна, плакать он не стал.
- Это всё ты виноват! Ты использовал против меня ниндзюцу! - завопил внук Хокаге, тыча пальчиком и агрессивно сверкая дыркой на месте выпавшего молочного зуба.
- И Вам доброго дня, уважаемый Внук, - строго осадил его Эбису.
- Не заговаривай мне зубы, - затопала ножками и замахала кулачками в приступе гнева надежда клана Сарутоби. - Ты взрослый, ты знаешь, что я ещё не могу пользоваться чакрой! Ты не имел права так делать! Трус! Трус!
- Совершенно с вами согласен, - блеснул очками элитный наставник. - И Вы считаете себя лучше, бездействуя перед моим недостойным поступком, уважаемый Внук?
Хагане, заметив, что его наездник отвлёкся, поспешил использовать дзюцу перемещения до ближайшего угла.
- Я деду пожалуюсь! - Конохамару сложил на груди руки, выпрямился, забыв про шарф, и снова плюхнулся на пол.
- Не думаю, что Хокаге-сама обеспокоит, если я использую ниндзюцу против него, - заметил Эбису дружелюбно.
- Но, тогда, тогда... - попытался выдумать достойную кару Конохамару.
- Тогда станьте сильнее, уважаемый Внук, и сражайтесь за то, что Вам важно, - улыбнулся учитель.
- Да! Да! - запрыгал мальчуган. - Я обязательно сражусь с тобой, а потом с Хагане, а потом с Ирукой, а потом с дедом!
- Поиграем в лото? - сменил тему Эбису, пока не поступила категорическая просьба поиграть в шиноби.
- А у тебя есть? - неуверенно поинтересовался Сарутоби.
- Вот, сам рисовал, - похвастался джоунин, показывая стопку вырезанных из плотной бумаги картинок.
- Ухты! - глазёнки мальчика засияли при виде сокровища. - Подари мне! Подари! Пожалуйста!
- Что за недостойные слова я слышу от Вас, уважаемый Внук? - пафосно возмутился Эбису. - Сразитесь со мной за них. Выиграйте у меня в это лото!
- Дааа! - вне себя заорал Конохамару. Прыжками преодолел пространство до окна, выскочил в сад и, лавируя между сливами и пионами, помчался в их с учителем излюбленную беседку.
Эбису огляделся по сторонам, применил перемещение. Сарутоби лукаво посмотрел на него, но ничего не сказал. Он давно уже отучился ябедничать. Асума за такое мог и подзатыльник отвесить. А дед просто глянет... так, как будто Конохамару описался ночью или вырос наоборот вниз, а это ещё хуже.
За высокой четырёхэтажной Резиденцией шумела Коноха, покрикивая, скрипя, звеня разбитым стеклом, рассыпая запахи выпечки и смолы. Приютившийся за ней сад примыкал к маленькому деревянному домику, некогда построенному самим Хаширамой Сенджу. С тех пор тут живут Хокаге и их семьи. Кроме Четвёртого, который не пожелал выгонять старика Сарутоби и обосновался в съёмной квартире Кушины.
- Смотрите, уважаемый Внук, - начал раскладывать тщательно перемешанные картинки Эбису, - на обороте каждой нарисован символ деревни, знак стихии и уровень миссий, которые доступны этому шиноби. Выбирайте любую картинку.
Конохамару окинул взглядом лото, схватил самую на его взгляд мощную картинку Конохи.
- Отлично, - улыбнулся учитель, - это шиноби Конохи уровня Каге, владеющий водой, землёй и деревом. Вы видите его лицо, а я - нет. А теперь загадайте мне любую изобретённую им технику, и тогда я должен назвать его имя. Или проиграть.
Конохамару высокомерно сдвинул брови, хлопнул ладошкой по столу и звонко заявил:
- Он изобрёл дзюцу постройки домов!
- Это первый Хокаге, Хаширама Сенджу, - немедленно отозвался джоунин.
- Точно, - сморщил носик Конохамару.
- Уходит ко мне, - Эбису протянул руку, и ученик нехотя отдал ему любимую картинку.
- Теперь я, - сказал учитель, выбирая. - Итак, Вы видите, уважаемый Внук, что он из скрытого Облака, он уровня джоунина, его стихия молния. Я скажу Вам, что он изобрёл технику ослепляющего столба и владел чакрой Девятихвостого. Кто это?
- Кинкаку, - нехотя проворчал Конохамару, протягивая руку.
Эбису тщательно скрывал душившую его эйфорию. Этот ребёнок, это чудо, в которое элитный наставник влюблён пламенно и беззаветно, во-первых, отважно, целеустремлённо и честно, во-вторых, владеет практически всей информацией за курс Академии, феноменальной памятью, аналитическими и творческими способностями. Он за считанные секунды оценил более сорока незнакомых карточек, выбрал то, что ему больше нравится. А ещё способен отвертеться от совершенно любого на свете обвинения. Детские бровки сердито сведены на совершенно не по-детски серьёзном личике. И ведь думает не о том, как бы напропалую выпросить, анализирует ситуацию, делает выводы. И Эбису готов съесть свой хитай-атэ, если к концу игры Конохамару не придумает, как отвоевать у него обратно карточку с Хаширамой.
Пленника в шкафу не обнаружилось. Генма удивлённо застыл перед ящикастым деревянным монстром, увенчанным изящными блестящими завитушками. Обследовал внимательным взглядом комнату от глухих фиолетовых штор до чёрно-белых панелей в виде бесконечной тканой освещённой озёрной глади. Никаких признаков вторжения и неуклюжих попыток выкатиться кубарем. Как этот очкастый ханжа сумел избавиться от сенбона? Наличествующая во рту копия робко спряталась в уголок. Постель примята, значит, ему помогли. Целый заговор? Если Эбису искали у Генмы, он попал сюда не случайно. Ойнин ему даже чакру приглушил. Тёмная бровь поползла к переносице. Безумное общежитие, лишённая здравого смысла деревня и маниакального склада шиноби.
Генма продолжал сердито хмуриться, выходя на улицу и направляясь пообедать. Но по пути ему попался возвращающийся Хатяе, и настроение мгновенно улучшилось. Гекко кивнул на бегу, скрылся. Всё равно, в деревне. Жив. Радует.
Родной квартал мелькал витринами и вывесками, носился толпой праздно шатающихся, восклицал, канючил, переговаривался, зазывал и ожесточённо спорил.
Ширануи завернул в излюбленное по-домашнему уютное место питания и обнаружил среди жёлтеньких фонариков и больших круглых столов Аобу с Райдо. Друзья активно замахали руками, подзывая его к себе. Обычно Генма сторонился компании, когда собирался просто поесть, но сегодня был весьма непротив. Если против него существует заговор, Ямасиро должен быть в курсе.
Ойнин взял порцию лосося с имбирем и подсел к товарищам.
- Как дела? - немедленно поинтересовался болтливый сенсор.
Сенбон сделал оптимистичную петлю.
- Всегда удивляюсь, как ты его при еде не роняешь, - не выдержал Намиаши, отрываясь от роллов.
Генма удивлённо приподнял бровь, протянулся к тарелке Райдо и сцапал один. Мечник не воспротивился.
- У меня из шкафа джоунин пропал, - наконец, сознался Ширануи.
Аоба подавился супом.
- Что он там делал? - изумился сенсор, откашливаясь.
- Стоял, - невозмутимо объяснил Генма.
Ямасиро немного подумал, оценил выражение лица и пришёл к заключению, что Тигр не шутит.
- Здорово, кто бы у меня в шкафу постоял.
- Интересно, кто его забрал оттуда, - проворчал Ширануи, не решаясь озвучить версию о заговоре. Его как такового могло и не быть, или сам Ямасиро мог быть соучастником.
- Это был Химера! - таинственным шёпотом предположил сенсор.
- Кощей бессмертный с бабой Ягой и Кишимото-саннином, - фыркнул Райдо.
- Ты не веришь в Химеру? - возмутился Аоба.
- Не верю, и Генма не верит, - уверенно заявил Намиаши, пережёвывая ролл.
- Это самый тайный АНБУ в деревне! Он следит за соблюдением морали и чести внутри элитного подразделения. И если у тебя в шкафу прячутся джоунины, Химера тебя найдёт и накажет.
Сенсор отхлебнул супа и продолжил:
- А ещё он никогда не снимает маску.
- Хатаке тоже не снимает маску, - всё-таки ввязался в спор Райдо.
- Сейчас ты скажешь, что и Хатаке не существует? - съехидничал Аоба.
- Он мне не поверит, - засмеялся Намиаши.
Генма усмехнулся кружевной скатерти. Пролить свет на его загадку данная пара не могла. Лосось заканчивался. Посетителей набегало. Рядом пыталось разместиться шумное семейство. Близняшки с огромными бантами разных цветов прыгали и норовили заглянуть в поднос со сладким. Время до вечера ещё было. Либо Гекко освободится, либо можно сходить в Барсук, развлечься, выпить.
Название: "Химера".
Автор: Шекспира.
Рейтинг: NC-13.
Жанр: романтика, быт, приключения, философия.
Размер: миди (9100 слов).
Пейринг: Генма/Гекко, Генма/Эбису, Какаши/Тензо, Котэцу/Изумо, Райдо/Аоба.
Состояние: пишется.
Дисклеймер: Кишимото-сан.
Разрешение на размещение: с указанием источника.
Предупреждение: OOC. Играюсь временем
Если что, Гай вопит потому что четвёртый раз.
Шутят персонажи, а не автор. В тексте их слова, мысли и наблюдения, моих нету.
Выражаю благодарность Конохским Сацу за ликбез по использованию сенбона в домашних условиях с целью нанесения морального ущерба ближним.
Часть вторая "Золушка АНБУ".
Часть третья "Сенбонотоксикоз".
Часть четвёртая "Призрак Конохского Леса".
Часть пятая "Чистая радость".
Часть первая "Тоска":
Посвящается Актинидии.
Жил-был Шаринган Какаши, овладел тысячей дзюцу, и как-то раз, читая Ичу, забыл дышать. Умер.
Претензии и жалобы не рассматриваются. Если Вы болезненно воспринимаете отступление от канона и грамматики, не открывайте кат.Дождевые капли стучали по подоконнику, слепые и тихие. В ватной тишине комнаты их было отчётливо слышно, тук-тук, тук. На фоне тускло-зелёных обоев всплывали детали прошедшей миссии, раскалённая пустыня дышала в лицо, выжигала глаза. Какаши укрылся за камнем, а казалось, что забрался в печку, растянулся на противне и специями посыпался. Да и пах подходяще, неделя с флягой воды и сухим кормом.
Двоих убил сразу, совсем молодых и беспечных, не успели даже заметить приближение. Третьего, постарше, оставил, такой учует активацию чакры. И правда, отскочил, приник к песку, начал поспешно складывать знаки. Ми... Какаши усмехнулся под маской. Кап. Кап-кап-кап. Сетью разветвлённых молний, словно шелестящими цепями, накрыло ближнее пространство. Лучшая из техник Райтона, не такая смертоносная, как Чидори, зато от неё не уклониться, не заградиться и не отступить.
Какаши перешёл в ближний бой, но противник умело отбивал его атаки. После контратаки Хатаке решил не тратить время, уронил сюрикен с леской, отскочил, сложил знаки, пальнул огнём. Опять отступил, оставляя на песке печати. Было бы здорово продемонстрировать водное дзюцу, но в пустыне, где влага испаряется быстрее, чем достигает земли, оно не эффективно. Поэтому снова расцвели цветы пламени. Враг, наконец, поднял песочную бурю, захватившую два листика, и Копирующий ниндзя активировал их, поспешно убираясь подальше. Рвануло совсем рядом с вражеским шиноби, запахло гарью и кровью. Из дыма выскочил злой, словно биджу, противник, одна рука висела плетью, во второй отчаянно зажат кунай. Какаши уклонился. Если бы не шаринган, он не заметил бы, как движется в молниеносном выпаде висевшая рука. Взрыв задел бок, враг сам рванул на себе рукав, и даже кровью мазнул. Отчаянная находчивость пропала втуне. Мужчина осел, кашлянул кровью. В груди торчал кунай Какаши.
Повезло. Слишком часто ему вот так везёт в последнюю минуту, к этому легко привыкнуть. Другим не везёт почему-то. Много товарищей погибло, враги тоже не лыком шиты, обычно счёт приблизительно равный. А вот ему везёт. Хатаке порой чувствует себя виноватым. Старается заслонить собой, оттащить, разделить на всех свою удачу. Не всегда удаётся, далеко не всегда.
Возвращается домой и думает, а если бы не так, а эдак. Не печатью, а сюрикеном. Выбор ведь был, ведь если бы противник выбрал технику ближнего боя, потянул бы леску. А так её разорвало взрывом. Когда в команде кто-то гибнет, всегда спрашивает себя, а если бы по-другому? Но в бою нет "по-другому", есть короткие доли секунды, когда надо действовать, увидеть единственно правильное решение. Промедление это смерть для всех и провал миссии. Промедление хуже, и тех, кто требует свой законный час на раздумия, морща лоб над тестами, никогда не отправят на боевую миссию.
Печально обвёл взглядом комнату. Пустой лист. Сидит и ждёт нового задания, нового движения. Его жизнь - противостояние, сколько себя помнит. Кунай научился держать раньше, чем ходить. К двум годам ребёнок уже либо шиноби, либо нет. Выходит, двадцать четыре? Вместо игр - тренировки, воображаемый противник и деревянные куклы. Разбитые в кровь ладошки и голени, ссадины на коленях, синяки на плечах. Так - спать. Засыпать по команде и просыпаться от шорохов было самым лёгким. Провести неделю с завязанными глазами, сон, еда, обязанности по дому, тренировки, всё в полную силу. Даже походы в деревню. Иначе какой он поисковик?
Большинство убегает от воспоминаний в бар, шумит, шутит и пьянствует. В воспоминаниях Какаши - сенсей, отец, Обито, Рин, немногие товарищи из АНБУ. Все, кого нет.
Завтра снова будет миссия. Потёр через маску раздраженный подбородок, хотя щетину соскоблил ещё вчера, сразу, как вернулся. Обычно дают два дня, но Какаши их не берёт. В деревне... подсчитал... в общей сложности проводит два месяца в год. Десять составляют задания, мелкие и крупные, на месяц, неделю, две, несколько дней. Шиноби Конохи меньше всего времени в своей жизни проводят именно в Конохе. Такова реальность, им незачем сидеть дома, вся жизнь, все, кого обрёл и потерял - там, за стенами, на привалах и в сражениях.
Достал из-под кровати рюкзак с кунаями, разложил, принялся проверять и чистить. Предосторожность лишней не бывает. Время между миссиями полностью тратит на это - экипировка, печати, тренировки. Кстати, хётоном давно не пользовался, надо бы освежить навыки. Встал, нацарапал на бумажке ромбик, подумал и заштриховал сектор. Символы быстрее бросаются в глаза. Приколол к стене возле картины в одном ряду со списком покупок, напоминанием забрать вещи в прачечной и обещанием вечером посоревноваться с Гаем. Иначе ведь утонет в потоке мыслей, о техниках, положении Конохи, воспоминаниях.
Косматые тучи скрыли горизонт. В душе разлилась гнетущая вялость, элитному учителю хотелось зевать, положить голову на спинку стула и закрыть глаза. Недостаток света не прибавлял бодрости. Чай давно остыл в красивой, но не слишком берегущей тепло чашке на трёх крохотных выгнутых ножках. Эбису старательно сосредоточился и перевернул страницу. Еженедельник с педагогическими новинками, интересными упражнениями и заданиями для детей выпускал лично Сандайме, а раз такой великий шиноби находил для этого время, спец-джоунин тоже должен его найти. Не сдержался, зевнул, тут же прикрыв рот рукой. Ясно представил себе Конохамару, играющего в лото с разноцветными портретами героев прошлого. Это бесспорно лучше, чем заставлять его зубрить. Но грозит самому наставнику часами упорного труда, кисточкой и красками. Надо всё же подать Сандайме идею об иллюстрациях, озадачат одного нарисовать и размножат на весь тираж. Экономится столько часов полезного для деревни времени квалифицированных шиноби, сколько будет куплено экземпляров, умноженное на четыре.
Составив такую калькуляцию, Эбису усмехнулся, поскрёб хитай, чтобы не забыть сказать об этом, когда придёт завтра за Конохамару. А гениальную идею текущего номера ему всё равно воплощать самостоятельно. Вытащил из ящика большой лист бумаги, карандаш, принялся его грызть. Рвение отличная вещь, но одной решимости не достаточно, дабы изобразить узнаваемого второго райкаге. Вспомнился только четырёхлучёвый сюрикен и вытаращенные в гневе глаза. Так и изобразил. Поскольку места в отведенном квадратике было мало, сюрикен поместился в зубы уважаемому владыке скрытого Облака, который явно пытался выскочить из рамки и надавать по очкам художнику-любителю.
Ради блага родного селения Эбису был готов не только физически убивать шиноби Облака, но и оскорблять их память. Стиснул карандаш зубами, оставляя заметные вмятины, удлинил рамку, добавил рядом братьев Кинкаку и Гинкаку. Эти получились правдоподобнее, поскольку были старательно срисованы из увесистого тома биджулогии, развёрнутого на стопке прочих полезных книг. Обвил щупальцами плечи трёх последних джинчурики Хачиби и удовольствовался минимальным экскурсом. Осталось всего семь скрытых деревень. Дело заметно продвинулось.
В окно вливалась свежесть, живая и настойчивая, проникала в лёгкие, ум, давала успокоение, равновесие, силу. В ней смешался прозрачный запах неба и черепичной старой крыши, сухо-горьковатый, не растворившийся, а словно повисший крупинками в прозрачной влажной свежести. Вместе с ней просачивался шум, шлёпающие шаги по превратившейся в мелкий ручей дорожке, приглушённый звон металла из соседних окон и голоса Котзумов.
- Вот если ты думаешь, что я сейчас закатаю истерику, забрызгаю слюной ковёр, сломаю тройку стульев, наставлю тебе синяков, а потом начну бегать по деревне и пырять кунаем во всех медноволосых куноичи...
- Да?
- Да!
- Да?
- Да!
- Да?
- Обломись!
- Я тебя люблю, Изумо.
Шум в комнате чунинов утих, что-то противно скрипнуло, сдвигаясь и царапая паркет, ещё что-то упало, покатилось, гремя содержимым. Потом сдавленно промычало. Зашелестело. Принялось сопеть и причмокивать.
Быть соседом Котзумов иногда довольно сложно, но Ирука научился не обращать внимания. Дождался, пока чай заварится, налил в чашку ароматный напиток, глубоко вдохнул. Товарищи оставили окно в покое, переместились вглубь жилища.
Чунин протянул руку к аппетитному ягодному рулету, отломал кусочек и положил в рот. Кисловато-ягодный вкус защипал язык, обволок. Ирука зажмурился. Он готов самозабвенно тосковать вобнимку с ягодным рулетом и чаем с фруктовыми корками вечно. Сидеть спиной к приоткрытому окну и растягивать впечатления. На смуглом лице отразилось удовольствие, пролилось от дрогнувших ресниц вниз по щекам и горлу, достигло кончиков пальцев, приятно согрело живот. Да, печаль. Чай. Дзен.
Из комнаты Котзумов долетели стоны, сначала сдавленные и тихие, потом стали громче. Ирука вздохнул. Дзен разрушился. Всё это было вкусно, но... может, ему не суждено быть простым, как эти двое? Принимать, что есть, довольствоваться. Может, хватит пафосно морщить нос от "помойки"? Ответить на вежливые ухаживания Токумы, умного, симпатичного парня. Вот не способен он задыхаться от страсти и рыдать от умиления. Разыгрывать спектакли, это да, но самого Ируку эмоции никогда не пробирали. Пару раз умышленно влюблялся. Вблизи оголялась жестокая правда. Пару раз наказывал себя за такие игры, с остервенелой жестокостью отдавая своё тело. Пережил. Скучно ему, что ли?
Чунин с подозрением уставился на остатки рулета на вычурном блюде.
Ужин хранил нейтральное молчание. Самая большая радость в жизни. Захотелось выругаться, и Ирука нараспев просмаковал слово "пиизз-деец". К моменту, когда от лакомства не осталось ни крошки, звуки по ту сторону стены унялись. Чунин дал товарищам ещё десять минут и вопросительно стукнул. Судя по звуку, Котэцу кричал из центра, значит, приглашает. Живо выудив из шкафа бутылку со сливовым вином, Умино захлопнул дверь и открыл соседнюю. Так оно и было, Хагане бродил по дому в одних штанах, собирая в совок нечто окончательно пострадавшее.
Влага заполнила воздух, пытаясь проникнуть в лёгкие и напитать их сыростью также, как деревню за окном. Вотличие от деревянных построек и буйной растительности, Генма предпочитал небольшой процент спиртного в употребляемой жидкости, и потому проигнорировал благие намерения ленивого дождя. Да и вообще с жидкостью дружил вынужденно, памятуя о выводе солей, дегидрации хрящей и сухости ладоней.
- Ширануи-сан! - раздался голос со двора, выдёргивая конохского Тигра из блаженной медитации. Генма опустил пронизывающий золотистый взгляд и нацелил сенбон на шумного чунина. Чёрные волосы намокли и прилипли к голове, по задранному лицу скатывались крупные капли. Форма всё больше темнела от воды.
- А о чём Вы думаете?
Неожиданность вопроса отметила вскинувшаяся бровь, Генма снова взглянул перед собой на крыши и кроны, размытые влажным воздухом. Продолжил сидеть в позе лотоса на периле своего балкона. Чунин пробормотал что-то о сфинксах, и Ширануи усмехнулся. Да уж, "сфинкс" ему сегодня более подходит, чем "тигр". Только, кажется, Сфинкс египетская куноичи?
Шаги под окном утонули в шуме дождевых капель, и Генма снова погрузился в бездумное единение с природой.
- Вот видишь, - развёл руками Котэцу в адрес Эбису. Спец-джоунин кивнул сначала лохматому товарищу, потом своим промокшим сандалиям.
- Но о чём-то же он думает, - не унимался Ирука, стараясь не превысить предел звукоизоляции, дарованный стайке друзей углом здания и плеском редких капель. - Если это не Эбису, тогда кто?
- Это ты обязательно чем-то себе мозги трахаешь, - раздражённо зашипел Изумо, нос которого щекотала сползающая прозрачная дождинка. - А у людей миссии, личная жизнь, семьи, проблемы.
Умино сердито засопел.
- Так не бывает, - уверенно махнула смуглая рука. - Не бывает пустоты, понимаешь? Даже если только краешком мысли, совсем чуть-чуть, но обязательно кто-то есть на уме. Пусть даже скуки ради.
- А Эбису тут причём? - попытался прояснить ситуацию Котэцу.
- Эбису боится его, как чумной напасти, - Ирука затряс не утратившим вздорности мокрым хвостом. - И начинает себя вести, как маленький, туда не пойду, ничего не буду, а в понедельник у них совместная миссия.
- О... - протянул Изумо, смаргивая со слипшихся ресниц лишнюю влагу.
Элитный наставник сокрушённо кивнул.
- Вполне понимаю, - тихо произнёс Камидзуки. - Генма тебя на дух не переносит.
- Хочешь, для наглядности сейчас я схожу и спрошу? - блеснул очками Эбису. Решительно преодолел поворот, утонул в мокром газоне. Трава цеплялась к ногам, липла, щекотала. Хитай-атэ ощутимо промок. На стёклах очков собрались капельки.
Общежитие ополчилось против Генмы, устроило мистический заговор с целью не дать остаться наедине с собой, прогнать прочь мысли и в этой паузе насладиться тем фактом, что он, Генма, просто есть. Ханжа. Сейчас опять будет стоять немым укором и просвечивать рентгеновским взглядом из-под очков. Дышит Генма неправильно, смотрит неправильно, сидит неправильно, что там ещё? Ах да, жизнь у него беспорядочная, неправильная и личная.
- Правее, - отозвался лениво.
- Что? - шиноби вскинул голову.
- Правее говорю, - сенбон указал на место, где элитному наставнику следовало стоять.
Эбису подумал, и сделал два шага вправо.
- Так хорошо, - кивнул Ширануи и прикрыл глаза.
Спец-джоунин пооглядывался, присмотрелся к высокой буйной траве, старым ветвистым каштанам, даже осмотрел серую от пережитой непогоды стену и высокую крышу общежития. Ничего подозрительного. Почему правее-то?
Сделал осторожный шаг ближе.
- Стань, где стоял, - приказал Ширануи, не открывая глаз.
- А почему? - заупрямился Эбису.
- Я туда сенбоном не достану.
Элитный наставник побледнел, сжал челюсти и решительно направился на сближение. Ощутил укол в шею, замер, парализованный. Генма так и не открыл глаз, сидел подобно сфинксу на перилах своего балкона. Мрачное удовлетворение разливалось в душе, словно назойливого комара прихлопнул.
- Какаши, иглу выдерни, - попросил, когда через шесть минут уловил чакру Копирующего на дорожке. Шагов Хатаке не слышал никто в Конохе. Просто чакра плавно приблизилась, а через секунду любимая игрушка вернулась к хозяину, вонзившись в деревянный столбик. Генма снова сунул её в рот. В ближайшие два часа разговаривать его комар не сможет.
Настоящий шиноби способен контролировать работу всех внутренних органов, ток крови и чакры, каждый отдельный мускул и нерв в своём теле. Каждую мысль в своей голове. С Шиноби ничего не происходит произвольно, не возникает сонливости, отвлечённости, увлечённости, даже голод и естественные позывы исчезают. Инструмент для выполнения миссий сознательно оценивает степень своей усталости и приказывает телу отдыхать. Не спит, не видит сновидений, впадает в чуткий транс. Вовремя заставляет тело принимать полезную или не полезную пищу, тренироваться, поддерживая физическую форму. Следит за ощущением наполненности мочевого пузыря, который даже не помыслит о своеволии.
Иногда Какаши кажется, что он забудет дышать - и перестанет. Задохнётся, сам не понимая, от чего. И будет по деревне ходить легенда, жил-был Шаринган Какаши, овладел тысячей дзюцу, и как-то раз, читая Ичу, забыл дышать. Умер.
Потемневшие крыши чуть скользят под ногами, но передвигаться по жидкой грязи внизу совсем не хочется. Приходится реагировать на это уловимое скольжение, быть осторожным, готовым активировать и применить чакру. Ступать строго в центр пластин, не нарушая, не создавая звуков и уловимого движения. Длинными стелющимися прыжками, низко скользя незаметной тенью. Обычный уровень чакры, поддерживающий здоровый эмоциональный и физический фон, тоже можно погасить. Тогда эту тень никто не увидит. Всякий раз забавно, стоит шиноби, и вдруг исчезает. Ты его видишь, но кажется, что это макет, клон, не чувствуется.
Мокрые листья пахнут совсем по-другому, запахи смешиваются, выдавливаются наружу, расползаются гуще, как настой. До дождя они пахнут очень слабо, а после гораздо сильнее дерева. Можно отдельно различить светлый аромат берёзы и терпкий осины, душистый акации, тёплый вишни, лёгкий яблони.
Снизу доносятся запахи мисо, сукияки, стирального порошка, детских пелёнок, йода, ароматного масла. Стук, звон, голоса, хныканье, шорох. Хлюпающие шаги по улице и шаркающие с верхнего этажа. Если постоянно держать себя в режиме максимальной наблюдательности, абсолютная память шиноби, тренированная десятилетиями, перегружается лишними деталями, которые вплетаются в ассоциации и потом совершенно некстати всплывают. Умение забывать необходимо. Но Какаши им не владеет, даже через несколько лет вспомнит, что дымоход гостиницы был чуть обколот, рядом с ним заплатка более свежей кровли с неострыми продольными выемками от Фуутона.
Переизбыток информации мучил снами, головной болью и тяжестью под черепом. Что только закаляло выдержку и навыки. Ну не сходить же с ума. Это только кажется, что правила шиноби суровы, а если проигнорировать хоть одно - хрупкий баланс рассыпется тысячей осколков, горячей крупой протечёт через пальцы, и где-то внутри образуется опухоль. Тугой комок мыслей, связанных в узел нервов поставит крест на служении деревне банальной смертью. Психологическая адекватность и выдержка основы выживания.
Трава на тренировочной площадке будто катком укатана, перемешена с грязью и превращена в однородный коричнево-прожилчатый слой. Какаши поморщился. Гай ждёт его уже сорок минут, взмыленный, красный, энергично приседает, выдыхая "пятьсот пятьдесят три, пятьсот пятьдесят четыре, пятьсот пятьдесят пять..."
- Привет! - опаздывать всегда неловко. Почему-то общение с Гаем давалось тяжело, на навыках, но и отказаться от него Какаши не мог. Если совсем обрезать пуповину, можно превратиться в куклу, ведомую ниточками долга и обязательств.
Все, кто полностью избавляется от слабостей и привязанностей воимя порядка, превозмогает самого себя, возвысившись над судьбой, неизбежно становятся носителями всемирного зла. Исчезает всё важное, рафинируется, вытравливается. И шиноби обнаруживает, что живёт в мире, где вокруг твари дрожащие, а он единственный право имеет. Как у Джирайи. Они дорожат и боятся, а ты им на горло наступаешь, а у тебя горла нет, и наступить тебе никто не может. Только тебе это всё уже напрочь не нужно.
Громкий крик оборвал раздумия. Гай выглядел немного расстроенным, кулаки сжаты, на глазах слёзы умиления и бормотал какой-то сумбур про вечное соперничество.
- Маа, ты что-то сказал? - вот поэтому с ним тяжело. Постоянно нужно следить за разговором, словами. А они не воспринимаются на автомате, в отличие от следов, чакры и запахов. Мысли это отдельный мир, который нужно себе представить, сосредоточиться.
То, что Гай резко замер, весь напрягся и был готов зарыдать, в глаза бросилось сразу. Какаши улыбнулся, выражая дружелюбие и поддержку. Фикус вовсе не плохой шиноби. Всегда придёт навыручку. Воспринимает всё бурно, но правильно. Маленький подарок большому зелёному зверю.
- Ну, и как мы соревнуемся на этот раз?
Майто присел, словно собрался взвалить на плечи большую статую, и заорал:
- Мы будем прыгать! Прыгать в высоту!
- Я отлично тебя слышу, - Хатаке потеребил пальцем ухо, в котором ещё звенело. - А как мы отметим высоту прыжка?
- Это же очевидно! - Гай выпятил грудь и одарил противника взглядом из-под кустистых бровей. - Мы это увидим!
- Маа, - запротестовал Какаши, - надёжнее кунаем отметки делать.
- Хорошо! - Гай стал в позу крутого парня и поймал лезвием лучик вечернего солнца. - Я докажу, что сильнее тебя! Это будет моя тридцать восьмая победа! Уууаааа!!
Какаши скромно улыбнулся. Как просто сделать хороших шиноби счастливыми. Даже как-то не честно.
- Ну, а пометки, наверное, на этом дереве? - указал на самое высокое в округе.
- Отлично! Если я не допрыгну до верхушки, я сделаю восемьсот приседаний! - сразу же заявил резвый зверь.
Учитывая, что за сорок минут Фикус успел сделать пятьсот пятьдесят пять, то с восемью стами к ужину управится, прикинул в уме Копирующий ниндзя.
В районе деревьев трава не была утоптана, поэтому казалось, что они растут на неухоженном газоне. Ногам было мокро, сандалии начали скользить, что следовало учесть при толчке. С дерева капнуло. Какаши задрал голову. Нижние ветки толстые и редкие, а вот повыше уже гуще. Можно нацелиться совсем высоко, но погасить инерцию прыжка без использования чакры не удастся, лучше ограничиться узловатой веткой над самой развилкой.
Снова отвлёк вопль. Какаши уже давно не удивлялся манере Гая разговаривать.
- Ты так потрясающе невозмутим! - тряс короткой густой шевелюрой Майто.
Хатаке сделал шаг влево, приноравливаясь очутиться под нужной веткой.
- Ма, начнём?
Джоунины взвились двумя молниями, зелёной и синей, раздался оглушительный треск. Хатаке чиркнул кунаем по стволу и, падая, оглянулся. Гай летел мимо него вместе обломком дерева. Из зажмуренных глаз брызнули слёзы. Сам же Какаши ловко, как кошка, приземлился в запланированном месте. Мгновенно толкнулся, спрыгнул на землю.
Зелёный зверь выглядел ушибленным, оцарапанным, грязным и от того пятнисто-полосатым, но всё таким же энергичным.
- Кажется, ты всё же выше, - ободряюще улыбнулся Шаринган сначала месту, с которого под влиянием пушечной инерции тела Гая обломалась ветка, потом самому телу.
- Уаааа!! - немедленно заголосил, пританцовывая на месте, джоунин.
В зоне чувствительности появились две чакры, кому-то ещё вздумалось провести раскисший насквозь вечер на тренировочной площадке.
- Ма, мне пора, - засмущался Какаши. Махнул рукой и исчез, не складывая печатей. Дистанции техники мгновенного перемещения вполне хватило до ближайшей крыши. Тащиться, хлюпая по грязи под бурные возгласы Гая, совсем не улыбалось.
Комната Котзумов не была ни больше, ни уютней любой другой комнаты в общежитии, но именно тут всегда было шумно и людно. Любой шиноби, не знающий, куда себя деть, шёл вгости к Котэцу и Изумо, ожидая встретить там ещё кого-то. Как друзья терпели постоянные сборища, да ещё и были им рады, оставалось тайной. За одно только беспредельное искреннее радушие можно было простить многое, и остроумие, и непоседливость.
Партия в маджонг была в самом разгаре, когда проигрывающему Хагане-куну начали припоминать эти самые провинности.
- Не виноватый я! - пытался натянуть пониже на глаза хитай Котэцу в надежде, что он сойдёт за нимб. - И вообще, Куренай самый великий мастер розыгрыша в Конохе.
- Почему Куренай? - удивился Токума, протягивая руку к им же принесённым кальмарам.
- А как они с Анко Ируку на первое апреля разыграли?
Изумо прыснул, роняя рис.
- Расскажи, - тут же попросил Тенга.
- Куренай объявила, что Ирука приставлен к экзаменам на джоунина, а Анко была экзаменатором. Бедолага натерпелся всяческих измывательств в надежде на повышение.
Ирука затрясся от смеха, вспоминая свои злоключения:
- Я больше не хочу быть джоунином.
- С каких это пор? - удивился Эбису.
- С тех самых, - всхлипнул хвостатый чунин, - ходить полдня с вазоном на голове не про меня, лучше не буду элитой.
Спец-наставник расхохотался.
- А добряк Аоба время от времени напоминал, что вазон не должен падать, - мечтательно взглянул в потолок Котэцу.
- Страшным голосом, подкрадываясь со спины, - уточнил Умино с полным ртом.
- Первое апреля в деревне удалось, - простонал Эбису.
- Я знаю, я тоже сдавал этот экзамен, - передразнил вкрадчивый тон сенсора Изумо.
- Когда это он сдавал?
- Да в прошлом году, только, кажется, не вазон носил, а Паккуна, - припомнил Токума.
- Так это Шарингана шутка? - Котэцу попытался заглянуть в фишки Изумо.
- Его пса, - пояснил Хьюга, пряча свои в ладони, - лапы, видишь ли, замёрзли.
Шиноби огласили крыло дружным ржанием.
- Так что, не быть Ируке джоунином? - всё ещё всхлипывая, спросил Тенга.
- Переживу, - гордо задрался шрамастый нос, - я лучше Хокаге стану.
- Котэцу, когда там у нас экзамены на Хокаге по плану? - самодовольно ухмыльнулся Камидзуки, не пряча фишки.
- Дай подумать, - поскрёб нос товарищ, - так в понедельник же!
- Почему в понедельник? - удивился Ирука, делая ход.
- Потому что Эбису проиграл, - радостно провозгласил Хагане.
- Да-да, желание, Эбису-доно! - согласился каштановый хвост.
Элитный наставник сокрушённо оглядел игровое пространство.
- И когда это я успел?
- Меньше надо ржать, - стараясь не встречаться взглядами с Ирукой и Изумо, заявил Котэцу. Судя по серьёзным рожам, они находились на грани хохота. Отвлечь Эбису болтовнёй и поменяться фишками было обычным делом.
- Принеси мне сенбон Генмы, - зловеще прошептал Камидзуки, просвечивая взглядом блестящие против света очки.
- Сенбонов в деревне мало? - тут же заворчал Эбису. - У меня самого две пачки, принесу сколько хочешь.
- Желание свято! - решительно запротестовал Изумо при поддержке Ируки и Котэцу. - Именно Генмы. И ещё... скажи спасибо, не мне послезавтра с ним на миссию.
- Эх, - вздохнул элитный наставник, поправляя сползающие с носа очки, - он опять мне этот сенбон куда-нибудь засадит.
- Я помогу, - подмигнул Токума.
- Или можешь попытаться украсть, - подсказал Изумо. - На выходных Ширануи редко дома сидит. У тебя время до миссии.
Чунин собрал и тщательно перемешал все фишки, затевая новую партию. Эбису воинственно блеснул очками.
- А чего надолго откладывать? Вы пока играйте, я схожу.
Элитный педагог легко поднялся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
На тёмной глади ночного озера спят широкие шершавые листья. Лилии спрятались, приникли к ним, подложили сложенные ладошки под щёки. Яркая луна, словно прожектор, залила пространство серебристым светом, лёгким, легче воздуха. Берега неподвижно замерли, отражаясь в зеркальной глади, уснули, утонули в бездонной черноте среди звёзд. Даже воздух застыл, притихли деревья и ночные птицы.
Хаяте, белоснежный и ладный в свете почти полной луны, устроился на траве, не стесняясь холода, положил голову на колени. Генма задумчиво провёл ладонью по его груди. Уходить не хотелось, но Гекко утром на миссию.
Печальные карие глаза утонули в мистически светящихся жёлтых. Доверять полностью, не ожидая подвоха, так странно. Ширануи умудрялся сохранять полную свободу совести, не причиняя неприятностей своим любовникам. Не давая надежд и обещаний навсегда, на одну ночь он умел ограничить весь мир двумя шиноби. Маленькое лесное озерцо казалось отдельной вселенной, утро, деревня, задание - сном. Именно сейчас их никто не мог потревожить, ни присутствием, ни в мыслях. Генма умел быть рядом полностью. Хаяте потянулся рукой к тёмной пряди, мягкой и влажной. Сейчас она была тёмной, как древесная кора. На красивом бледном лице блуждала загадочная улыбка, словно Ширануи видел своими удивительными глазами нечто такое, чего не видел больше никто. И ему это нравилось.
Такое впечатление всегда складывалось от этих глаз, которые смотрят не на лицо, а сразу в душу. Видят, кто ты, видят всё сокровенное в тебе, но это Генма, который не осквернит чужую душу мерками правильного и неправильного. Не станет кружить с аршином. Тигр умел быть собой и наслаждаться этим, позволять другим быть другими, и этим тоже наслаждался. И поэтому рядом с ним Гекко расцветал подобно лилии на ночной воде, парящей в лунном свете над бездной. Распускающейся среди колышущихся звёзд в загадочной тишине. Расцветали все его чувства, и мечник выгнулся, позволяя трепету прокатиться по позвоночнику, от затылка и ниже, протечь до самых пяток, зажечь глаза, приоткрыть губы и выскользнуть сладким вздохом.
Под самое утро в общежитии удивительно тихо, даже самые энергичные унимаются. Громко храпит Гай, посвистывает носом Анко, невнятно ворчит Ибики. В тёмном коридоре шаги кажутся удивительно громкими, Генма старается ступать мягко, по-кошачьи, но Хатаке его обязательно учуял бы. Хатаке... тоже спит. Чакра за каждой дверью спокойная, ровная, не нарушается течением мыслей и эмоций. Либо медитируют, либо спят. За его дверью тоже чакра. Генма остановился. Тщательно скрываемая, даже опознать не удавалось. На всякий случай ткнул сенбон в дверь, блокируя замок, осторожно прокрался по коридору обратно. Хорошо хоть пол не скрипит, хотя одно время и такое практиковали в целях безопасности, но когда особо чуткие гении начали жаловаться, что это их беспокоит, пол отремонтировали в тот же день.
Генма выскользнул в окно, пробрался по карнизам до своего окна, заглянул внутрь. Элитный педагог как раз ковырялся с дверью, очевидно, пытаясь выбраться. Снимать ловушки и открывать окно - шумная задача. Но именно для этого в одном углу есть незаметная щель, закрывающий её плотный материал легко отодвигается. Ширануи просунул сенбон, выждал момент и приложил усилие.
Ощутив активацию его чакры, Эбису резко присел, оказываясь точь-в-точь в нужном месте, согласно расчётам его сложения и комплекции. Ойнин удовлетворённо хмыкнул, прыгнул на подоконник окна на лестнице, вернулся и открыл дверь. С использованием чакры на это ушли секунды. Дверь бесцеремонно толкнула оцепеневшее тело в стену. Ширануи возвысился над ним, уперев руки в бока. Новая игрушка заняла вакантное место во рту. Молчание было достаточно красноречивым, взгляд жёлтых глаз ощутимо насмешливым даже в темноте.
Генма перевернул элитного педагога, вынул иглу, потыкал ею и снова выжидательно уставился.
Эбису молчал. Ширануи пожал плечами. Ткнул сенбон на старое место.
- Ну и молчи до самой миссии.
Затолкал неподвижное тело в шкаф, закрыл дверцу, подпёр стулом. После чего тщательно обследовал всю комнату, но не обнаружил никаких ловушек и следов техник. Что этот зануда мог искать в его комнате? Трупы ревнивых любовников?
Разделся, стащил на всякий случай матрас на пол и улёгся спать. Предутренняя прохлада дышала сквозь балконную дверь, тишина ласкала слух. Генма уснул быстро и сладко.
Ируку разбудило голодное ворчание желудка. Чунин открыл глаз, прищурился от бьющего в окно света. Кто сказал, что окна на восток это круто? Сейчас совсем не круто. Настырный луч света пробрался между занавесками и потревожил смуглое лицо тёплым касанием. Умино проворчал и сунул нос в подушку. Воскресенье. Ещё один блаженный день.
Желудок жалобно сжался, тоненько уверяя, что никакого риса и кальмаров не знает и не помнит. Отлично, придётся лечить домашнего террориста от амнезии. Готовить водиночку с утра пораньше не хотелось. Пойти, чтоль, к Котзумам? Ирука проводил в их комнате больше времени, чем в собственной. Едва за стеной раздавались голоса, бросал нудные домашние занятия и шмыгал в соседнюю дверь. Иногда казалось, что они живут втроём. В штабе втроём, дома втроём. И только спит Ирука отдельно.
В нос попал пух из подушки, и Умино чихнул. Немедленно взбодрился. Поднял голову, обозревая тяжёлые коричневые шторы, песочного цвета стены и светлый деревянный письменный стол, захламленный свитками. Потянулся, сел. Махровая простынь в белые соцветия соскользнула, лишая ленивого тепла. Ирука поднялся, поскрёб спутанные волосы, убрал с лица. Впрочем, упрямые тяжёлые пряди тут же вернулись на место. Воевать с ними бесполезно, потому в хвост и затягивает. Не в штаб - пошли все рис пропалывать. Натянул майку и шорты, заглянул в притаившийся в углу против ванной холодильник. В тонкую деревянную стену, которая отгораживала его от комнаты Котзумов с коротким глухим стуком вонзился кунай. Отлично, Котэцу скучно.
Ирука нагрузился продуктами, осторожно поднялся, прижимая ношу к груди, отчего шорты и задняя часть тела смешно выпятились. Схватил дверцу холодильника пальцами смуглой ноги, осторожно прикрыл. Придерживая подбородком судок с грибами, отфыркиваясь от влезшей в рот каштановой пряди, добрался до входной двери, присел, нажал задом на ручку, и живо отступил, позволяя двери открыться. Выскользнул в проём, задрал назад ногу, схватил ручку и дёрнул на себя. Захлопывать на замок не имело смысла, так как разгружаться полностью и искать ключи в чунинские планы на ближайший отрезок жизни не входило.
Ввалиться в жилище товарищей было значительно проще.
Ирука сгрузил свою ношу на раздвижной журнальный столик, достал из-под него затёртую клеёнку со снежинками, дощечки и ножи. Выдвинул нижнюю часть, уселся на ковёр и принялся сортировать немытое.
- Доброе утро, - отозвался Изумо с кровати, свесился, чтобы получше разглядеть всклокоченного Ируку. - Тебе с распущенными неплохо. Зачем идиотский хвост носишь?
- Раздражают, щекочут, - ответил чунин.
В ванной перестало плескаться и миру явился Котэцу, свежий, бритый, в спортивных штанах, вытирающий полотенцем лохматую шевелюру.
Хагане одобрительно замычал, схватил отобранные Ирукой кульки и потащил обратно в ванную. Вода снова зажурчала. Умино задумался и взялся за грибы.
- Сукияки? - поинтересовался Камидзуки, не подавая признаков желания подняться.
- Оно самое, - подтвердил Ирука, и его живот разразился торжествующим рёвом.
Изумо захохотал.
- Ладно! - решительно отбросил простынь и свесил ноги на пол. - Не дам погибнуть лучшему другу.
Камидзуки быстро привёл в порядок постель, прошлёпал до шкафчика, вынул кастрюлю и поставил перед Ирукой. После чего скрылся в освобождённой Котэцу ванной. Хагане включился в рабочий процесс.
- Перекусить пока не мешает, - раздалось из приоткрытой двери ванной вместе с шумом воды. - Котэцу, бутерброды ум?
- Угум, - отозвался товарищ, ныряя в недра холодильника. Рыбная консерва и булка живо превратились в заказанное блюдо. Хагане подумал и прихватил кетчуп.
- Маска для лица? - проснулся окончательно Изумо. Схватил бутерброд и откусил сразу половину. Ирука не выдержал соблазна, бросил нож и тоже принялся жевать.
Хагане задумчиво рассматривал смеющийся помидор на этикетке. Видимо, это натолкнуло его на идею, поскольку чунин немедленно попытался использовать кетчуп на своём парне вместо помады, причём по всем лицу. Изумо был привычен к подобным поползновениям бодиарта, ловко нырнул, зажав бутерброд зубами, поставил блок, и почти весь пакетик томатного продукта выплеснулся Котэцу в лицо и на грудь.
- Ой, - попытался сказать ошарашенный Камидзуки через бутерброд.
- Ты меня убил! - лохматый чунин размазал карминную пасту и шлёпнулся на ковёр, широко раскинув руки.
В дверь торопливо постучали, голова Токумы в хитае, просунувшись, спросила:
- Эбису кто-то видел?
- Неа, - заявил Ирука, облизывая пальцы.
- А мы тут Тецу за измену караем, - махнул ножом на распростёртое тело Изумо и продолжил разбираться с куском филе. - Сукияки будешь?
Бьякуганы Токумы вылезли на лоб, испуганные и круглые. Голова шиноби нырнула обратно, поспешно хлопнув дверью.
- Чего это он? - удивлённо воззрился Камидзуки на портрет Нидайме, приколотый к двери цветными скрепками.
- Лохматого Ируки испугался, - заявил Котэцу с пола.
Изумо толкнул его в бок ногой.
- Морду помой, если не хочешь ковёр чистить.
Довод показался Котэцу весомым, чунин нехотя поднялся и поплёлся смывать с себя размазанный кетчуп.
Подобного обращения Эбису никак не ожидал, поэтому и не делал попыток прояснить ситуацию, был уверен, что Генма его отпустит. Гнев кипел и окутывал мысли смолистой дымкой неистовой мести. Ширануи тонул и задыхался, хватаясь руками за горло, в надменных жёлтых глазах бился ужас. Спустя примерно полчаса ярость улеглась, элитный наставник понял, что пожаловаться на поведение ойнина он не сможет, даже если вздумается, поскольку объяснить Ибики своё присутствие в комнате Генмы нечем.
Да и сам он, обнаружив в своём жилище постороннего, не оставил бы дело без разбирательства. Посягнуть на святую неприкосновенность дома всё равно, что приставить к горлу кунай. И Генма ни разу не виноват, что Эбису не понимает причин владеющего ойнином раздражения, и потому робеет, сторонится. Почти боится. Злость исходит от Ширануи волнами, стальная иголка постоянно метит в критические точки, и под её прицелом, мягко говоря, неуютно. Все попытки поговорить наткнулись на глухую стену и острый сенбон.
В шкафу темно. Эбису привычно расслабился, словно первый год в Ансацу сендзюцу, и стоит на карауле у объекта. Шиноби может и двое, и трое суток так простоять, замедлив дыхание, очистив голову от мыслей. Вбирать в себя тени и шорохи, колебания чакры, движение воздуха. Рефлексы мгновенно приведут расслабленные мышцы в готовность, когда будет нужно. Неощутимые, незаметные, охрана АНБУ, как говорится, не дышит и не моргает. До миссии он тут достоит. Прятать его дольше Генма не сможет, иначе уже Ширануи придётся объяснять, куда девался спец-джоунин посреди деревни. Голод и жажда за сутки ничего не значат, Эбису и пятеро суток выдерживает. Джоунинский норматив. Да и туалет. Шиноби не увлекается жидкостью именно на подобные случаи. Запах мочи в засаде весьма нежелателен. Пить нужно часто и понемногу, как и есть. И даже слезящиеся глаза - это в какой-то мере вывод из организма жидкости.
Обмочить гардероб Генмы безумная мысль, Эбису сам виноват. Недоглядел.
Единственная проблема - Конохамару. Уже в обед, когда внук Хокаге останется без присмотра и начнёт донимать дедушку, Сарутоби забеспокоится, куда пропал единственный в скрытом Листе нянь, согласившийся ради духа огня избавить Сандайме Хокаге от назойливого беспокойства во второй половине дня. Тогда объяснения с проницательным стариком не избежать. Хотя, может оно и к лучшему, заодно выяснит, что у Генмы за сенбонотоксикоз по поводу личности Эбису.
Прислушался. Из-за дверцы не раздавалось ни звука. Спит Ширануи или не спит? Протерзавшись этим вопросом ещё минут десять, Эбису попытался вздохнуть, не смог, и решил, что спать пора ему самому. Ибо неведомо, что ждёт его в ближайшие сутки. Но прозевать ещё хоть мгновение без предательской спицы он не может. Нужно быть свежим. Джоунин расслабился, погрузил себя в сон.
В середине ночи с него соскользнули очки, зависли на кончике носа и болтались, щекоча и мешая. Эбису представил, что это молодые ароматные листья орешника шершаво касаются лица. А он спит на земле, тёплой густой траве, и ароматы рощи наполняют его лёгкие. С оцепеневшим телом это было не сложно. Спец-наставник попытался улыбнуться, не смог, и снова заснул.
Проснулся утром от шороха по ту сторону. Видно, Генма куда-то собирался. Слышался шум воды, хлопанье двери, тихие шаги. Ширануи открыл шкаф. Свет резанул по глазам, которые отказывались видеть что-либо через пелену застоявшихся слёз. Хорошо хоть рот был закрыт, не обслюнявился. Генма порылся, достал одежду и снова закрыл шкаф. Гордость взыграла в элитном наставнике, который уже был готов признать свою вину и предложить мирное решение. Ничего он не скажет! Вот сейчас Ширануи откроет шкаф, сузит зенки и спросит "ну и что ты тут забыл, поганец?" А Эбису так холодно и стойко промолчит, а потом его всё равно найдут, и поскольку разбирательства с Сандайме не избежать, пусть уж и Генма предстанет виноватым.
Входная дверь хлопнула. Спец-наставник проследил за тем, как чакра Ширануи удалилась по коридору. Состояние прострации медленно сползло беспомощным холодом. Даже кулака не сжать, зубов не стиснуть. Чувство, что кара заслужена, начало покидать Эбису. Перебор не есть здорово, но весьма есть в стиле Ширануи Генмы. Сенбонотоксикоз. Диагноз. Лечить его надо.
Спустя ещё час, в течении которого Эбису развлекался опознаванием чакры проходящих по коридору шиноби, в комнату зашёл Токума, направился прямо к шкафу, открыл и хлопнул серыми глазами.
- Я так и думал, что до этого дойдёт, - проворчал Хьюга, вынимая сначала иглу, потом элитного педагога. Перенёс на кровать, уложил, включил бьякуган и понажимал пальцем одному ему видимые точки. Тепло разлилось по телу невыносимой судорогой. Эбису плотно закрыл глаза и сжал зубы. Самый тяжёлый момент, в течении минут двадцати ему никто не поможет. Токума принялся растирать затёкшие мускулы. Одно дело действительно расслабить тело, совершенно другое просто убедить себя в этом. Точечные вливания чакры причиняли резкую противную боль, но отвлекали от ноющей, владеющей всем существом элитного шиноби, и потому были весьма желательны.
Зрение постепенно налаживалось, комната, в которой Эбису не отважился зажечь вчера свет, предстала сначала выбеленным потолком в окружении сероватых светлых стен, производя впечатление спокойствия. Ещё минуту спустя тёмные пятна совершенно отчётливо оказались чёрной мебелью. А когда спец-наставник смог оглянуться по сторонам, с интересом обнаружил серо-бежевое кресло за фиолетовой тёмной шторой напротив балконной двери, чуть дальше чёрный же журнальный стол, массивный буфет. Прямо над его головой находился подоконник, у ног стоял здоровенный шкаф, в котором Эбису и провёл ночь, а на данный момент элитный педагог лежал на широкой серо-фиолетовой, в цвет штор, кровати. Вернее на покрывале. Справа обозревалась прикроватная тумбочка с пепельницей, графином и статуэткой взлетающего орла. Элитный наставник засмотрелся на неё. Птица казалась совершенно живой, и было удивительно, что не слышно, как её крылья бьют воздух сильными взмахами. Вот-вот оторвётся и поднимется в высь в поисках добычи.
Панели уютно задрапированы чем-то чёрно-белым, но прочие детали рассмотреть было тяжело.
Способность двигаться возвращалась, Эбису старательно сжимал и разжимал руки, челюсти, вращал стопами и напрягал голосовые связки. Хьюга очень сильно помогал с остальным телом. Когда испытание повторным рождением, наконец, закончилось, верный товарищ по взводу помог Эбису подняться, надел очки и взвалил себе на плечо.
- Иголку захвати, - шёпотом попросил шиноби.
Токума усмехнулся, нагнулся, взял сенбон и аккуратно воткнул в хитай Эбису.
После чего они медленно двинулись вон.
В коридоре никто не обратил внимания. Шиноби ежедневно возвращаются с миссий в тяжёлом состоянии. Живой - и этого достаточно. Вернулся, выполнил задание деревни. До комнаты Эбису удалось доковылять без приключений, боль почти прошла. Токума сгрузил его на кровать и сел на стол напротив, принялся изучать внимательными серыми глазищами.
- Душ прими, полегчает окончательно.
Эбису согласно кивнул. Поднялся сам, достаточно твёрдо, проковылял в ванную. Принять душ он смог самостоятельно. Горячая вода приятно струилась по телу, возвращая чувствительность и пробуждая аппетит. Даже горло прополоскал с удовольствием. Вытерся, старательно растирая тело, завернулся в полотенце, с удовольствием ощутил босыми ногами циновку. Достал свежую одежду, натянул под одобрительным взглядом Токумы. Моторика вернулась.
- Осталось поесть, - усмехнулся товарищу.
- Пошли к Изумо, они как раз сукияки готовят.
Хьюга смешливо фыркнул.
- Чего? - удивился Эбису.
- Да я к ним заходил, они как раз мясо разделывали, а на ковре Котэцу, весь в крови. Изумо пытался по-товарищески угостить меня Хаганиной, я прямо вылетел оттуда. Потом глянул бьякуганом - жив, подлец. У них круглый год первое апреля.
- У них да, - согласился педагог, повязывая хитай-атэ. - Захвати тогда рис из холодильника, всё равно доедать надо, он с овощами, вкусный.
Глазастый шиноби быстро обнаружил указанную кастрюльку, извлёк и следом за Эбису направился сдавать артефакты выдумщику Камидзуки.
Волосы у Какаши светлые, серебристо-белые, инеем рассыпаются на ветру, разлетаются от фарфоровой маски. Просторный плащ скрывает стремительные, решительные движения. Молния Какаши. Шаринган Какаши. Хатаке Какаши. Тензо убрал от семпая глаза. Красивые имена, шелестящие, как лепестки отцветающих деревьев.
Вчерашний дождь напрочь смыл следы, но найти их нужно обязательно, выследить, обнаружить неприятеля. В разведку Тензо ходит с Какаши вдвоём уже давно, или по одному, если миссий много. Быть рядом с семпаем, для этого сообразительный шиноби умудрился приспособить мокутон под нужды выслеживания. Быть нужным семпаю, который всегда был нужен ему.
Ветки пружинят под ногами, стремительно проносятся мимо бесконечным морем зелёного шелеста. Древесный клон путешествует между елями и рябинами, тополями, на максимальной дистанции, которую Тензо может поддерживать. Вслушивается в чакру десятками стволов и крон. И ничего не слышит.
Семпай спокоен. Дыхание ровное, движения плавные, никуда не спешит. И это не потому, что спешить незачем, но куда именно? В какую сторону? Внутри капитана натянуты тонкие звонкие струны, из стали и Райтона. Выкованные. Тишина внутри него напряжённая, чуткая, готовая оскалиться молниеносным прыжком и вцепиться мёртвой хваткой. В запах, звук, движение.
В такие моменты Хатаке ужасно напоминает волка. Это не собачья слепая ярость. Он... Какаши не лает. Смотрит безучастно, и если кусает, то один раз, насмерть. Поэтому Нинкен признают в нём вожака. Безоговорочно. Но дружат они на отдалении. Как и со всеми.
Бесконечный поток веток струится под ноги, срываются испуганные птицы, настороженно поднимают рога олени. Но на пять километров они единственные шиноби.
Белее плаща. Не старческая седина, Тензо втихаря сравнивал. Серебро, подсвеченное изнутри ослепительной вспышкой. С кем Какаши бывает честен до конца? О чём молчит, порой выпадая из реальности? В такие моменты его глаза грустные, в них так и видно уязвимое чуткое сердце. Но возьми спроси - улыбка, фальшивая, губами и глазом. И тишина. Агрессия ко всему мелочному и несправедливому происходит из этой печальной чуткости.
Деревья тонко чувствуют пепел. Как животные чуют могилу. Пепел это смерть, финальное превращение в ничто. Без возможности раствориться новой землёй, подняться новой силой. Пепел это насовсем. Тензо насторожился, сменил направление, и Какаши последовал за ним. В трёх километрах обнаружились размытые остатки костра. Они впитались в землю, отравили духом гари деревья, и те беззвучно кашляют, задыхаясь изнутри, как задыхались ранее в дыму.
Всё, что удалось обнаружить. Никаких следов привала. Хатаке задумчиво кивнул серебристой головой. В такие минуты Тензо казалось, что роль лица семпая играет затылок, а не звериная маска. Копирующий ниндзя полез в чащу, поковырял кунаем срубленные ветки. Тензо чувствует клоном, изнутри, рублено три дня назад. Шаринган скажет больше. Те ли шиноби разводили тут костёр и готовили пищу. Сколько их было, куда направлялись, как долго просидели на месте. Но ливень скрыл всё, что ещё оставалось. В течении трёх дней ни одна группа Конохи не останавливалась тут. Значит, чужие. Значит, они.
Время ещё не вышло, Какаши покидает гущу деревьев, а Тензо не может не коснуться руки молодыми листиками. Давно так делает. Исподтишка. Тонкая кожа огрубевает от непогоды, кунаев и сражений. И всё же остаётся тонкой, легко повреждается, едва коснись.
Неприятно, когда вызывают в выходной. Генма недовольно нахмурился, оглядывая врачебную экипировку. С ним это часто случается. В деревне не так уж много шиноби, способных вырвать у трупа все секреты. Сначала таких было трое, Орочимару-сенсей, Якуши-семпай и Генма. Потом в деревне остались двое, и Генма перестал быть учеником.
Продолговатая комната режет глаза стерильной белизной, блеском рассортированных инструментов. Стены голые, столы по периметру строгие. И дверь с небольшим окошком, за которой на высоком металлическом столе лежит труп. Не повезло бедняге, не сумел ликвидироваться, теперь после смерти и против воли станет предателем клана, деревни, ещё там чего?
Закутанный по самые глаза в белое Генма неузнаваем. Серьёзен и холоден. Соскребает аккуратно сухую кровь, передаёт ассистентке, отсекает пробы различных тканей, в том числе волос, ногтей, роговицы, слизистой. Был как-то один, который собственными кишками удавить мог. Не рвались. Искорёженное тело в мире шиноби даже генина не удивит. Смотришь на увечье - а в голове: чем, как, оружие, техника, стиль.
Внутренности мутаций не показывают, вот только лёгкие приходится собирать по кусочкам, выковыривать отовсюду. Вычищать от крови. Большого куска так и не удалось найти, утерян. Досадно. Генма поморщился. Перебрал щипцами трахеи. Обожжены чакрой, Катон. Присмотрелся к повреждениям, мелкие, повторные, техника навроде огненных цветов. Зачем приволокли только?
Попытался поставить на места искорёженные органы, зачертыхался, применил чакру. Оторопел. Да не из дознания ли голубчик? Ибики из него что, эти самые техники выпытывал?
Ширануи поковырялся, соединяя сосуды. Кровеносная система без отклонений. Нервные волокна тоже. Протянул руку к лаборантке, взял дефибриллятор, пропустил разряд. Проделал то же самое с чакрой. Никаких различий. Плюнуть захотелось. Вместо этого включил пилу и вскрыл череп. Надрывный визг всегда выводит из себя. В поле одной катаной управляется, почему тут нельзя? Увидят, доложат. Ковырялся в мозге бамбуковыми палочками, вычитывая извилины, положение, глубину. Расположение отделов и центров. Шептал в маску, как шаман над котлом. Ассистентки почтительно замерли, перестали дышать и хлопать глазами. Да, такого больше никто не умеет, даже семпай Якуши. Это из наблюдений сенсея, который держал в подвале шиноби со вскрытыми черепами, на наркотиках, чтоб не съехали с катушек, и изучал.
Теперь сенсей проклятый нукенин, а Коноха знает всё о том, как покойный думал, двигался, управлял телом и чакрой. Сверяет с неоспоримой картой всю биографию. Даже привычки и вкусы, всё здесь. И на руки не надо смотреть, чтобы сказать, правша, посредственно владеет левой. Умение владеть двумя руками развивалось в юности, не развилось.
Нормальный вобщем.
На всякий случай сунул под микроскоп уже подготовленные медсестрой образцы, поковырял сенбоном в ухе, покапал препаратами.
Отстранился, сдвинул маску и сунул иголку в рот. Девчонки привычные, начали убирать бардак и оставили в покое. Забыли о Ширануи-сане. Сам же великий маэстро стащил тонкие перчатки, прошествовал в длинную стерильную комнату, вытащил из ящика стола бланк отчёта по вскрытию, ручку, склонился и принялся строчить. Коряво. Но разборчиво. Мысли неслись быстрее ветра, Генма едва успевал обозначать их иероглифами. Внизу хотелось дописать "какого хрена меня вытащили в выходной?" Задумался, подережировал сенбоном и ограничился фразой "отклонений и мутаций не обнаружено".
Оставил отчёт дежурной, снял халат и чепчик, потянулся всем телом. Пора бы поговорить с Эбису. Утром настырный очкарик не выглядел достаточно несчастным и сговорчивым. Держать его парализованным дольше опасно, до начала миссии может не поправиться полностью. Ширануи покинул морг, выходя на тёплое ясное солнышко. И чего ему только надо от Генмы? Секретных свитков не держит, драгоценностей тоже. Единственная ценность - собственная обаятельная персона как раз отсутствовала. Может, заблудился? С него станется, шастает ночью в тёмных очках.
Воинственный клич Конохамару эхом прокатился по резиденции. Резво спрыгнув со спины Котэцу, малыш приземлился на собственный шарф, поскользнулся и зарыл носом в пол. К чести юного шалуна, плакать он не стал.
- Это всё ты виноват! Ты использовал против меня ниндзюцу! - завопил внук Хокаге, тыча пальчиком и агрессивно сверкая дыркой на месте выпавшего молочного зуба.
- И Вам доброго дня, уважаемый Внук, - строго осадил его Эбису.
- Не заговаривай мне зубы, - затопала ножками и замахала кулачками в приступе гнева надежда клана Сарутоби. - Ты взрослый, ты знаешь, что я ещё не могу пользоваться чакрой! Ты не имел права так делать! Трус! Трус!
- Совершенно с вами согласен, - блеснул очками элитный наставник. - И Вы считаете себя лучше, бездействуя перед моим недостойным поступком, уважаемый Внук?
Хагане, заметив, что его наездник отвлёкся, поспешил использовать дзюцу перемещения до ближайшего угла.
- Я деду пожалуюсь! - Конохамару сложил на груди руки, выпрямился, забыв про шарф, и снова плюхнулся на пол.
- Не думаю, что Хокаге-сама обеспокоит, если я использую ниндзюцу против него, - заметил Эбису дружелюбно.
- Но, тогда, тогда... - попытался выдумать достойную кару Конохамару.
- Тогда станьте сильнее, уважаемый Внук, и сражайтесь за то, что Вам важно, - улыбнулся учитель.
- Да! Да! - запрыгал мальчуган. - Я обязательно сражусь с тобой, а потом с Хагане, а потом с Ирукой, а потом с дедом!
- Поиграем в лото? - сменил тему Эбису, пока не поступила категорическая просьба поиграть в шиноби.
- А у тебя есть? - неуверенно поинтересовался Сарутоби.
- Вот, сам рисовал, - похвастался джоунин, показывая стопку вырезанных из плотной бумаги картинок.
- Ухты! - глазёнки мальчика засияли при виде сокровища. - Подари мне! Подари! Пожалуйста!
- Что за недостойные слова я слышу от Вас, уважаемый Внук? - пафосно возмутился Эбису. - Сразитесь со мной за них. Выиграйте у меня в это лото!
- Дааа! - вне себя заорал Конохамару. Прыжками преодолел пространство до окна, выскочил в сад и, лавируя между сливами и пионами, помчался в их с учителем излюбленную беседку.
Эбису огляделся по сторонам, применил перемещение. Сарутоби лукаво посмотрел на него, но ничего не сказал. Он давно уже отучился ябедничать. Асума за такое мог и подзатыльник отвесить. А дед просто глянет... так, как будто Конохамару описался ночью или вырос наоборот вниз, а это ещё хуже.
За высокой четырёхэтажной Резиденцией шумела Коноха, покрикивая, скрипя, звеня разбитым стеклом, рассыпая запахи выпечки и смолы. Приютившийся за ней сад примыкал к маленькому деревянному домику, некогда построенному самим Хаширамой Сенджу. С тех пор тут живут Хокаге и их семьи. Кроме Четвёртого, который не пожелал выгонять старика Сарутоби и обосновался в съёмной квартире Кушины.
- Смотрите, уважаемый Внук, - начал раскладывать тщательно перемешанные картинки Эбису, - на обороте каждой нарисован символ деревни, знак стихии и уровень миссий, которые доступны этому шиноби. Выбирайте любую картинку.
Конохамару окинул взглядом лото, схватил самую на его взгляд мощную картинку Конохи.
- Отлично, - улыбнулся учитель, - это шиноби Конохи уровня Каге, владеющий водой, землёй и деревом. Вы видите его лицо, а я - нет. А теперь загадайте мне любую изобретённую им технику, и тогда я должен назвать его имя. Или проиграть.
Конохамару высокомерно сдвинул брови, хлопнул ладошкой по столу и звонко заявил:
- Он изобрёл дзюцу постройки домов!
- Это первый Хокаге, Хаширама Сенджу, - немедленно отозвался джоунин.
- Точно, - сморщил носик Конохамару.
- Уходит ко мне, - Эбису протянул руку, и ученик нехотя отдал ему любимую картинку.
- Теперь я, - сказал учитель, выбирая. - Итак, Вы видите, уважаемый Внук, что он из скрытого Облака, он уровня джоунина, его стихия молния. Я скажу Вам, что он изобрёл технику ослепляющего столба и владел чакрой Девятихвостого. Кто это?
- Кинкаку, - нехотя проворчал Конохамару, протягивая руку.
Эбису тщательно скрывал душившую его эйфорию. Этот ребёнок, это чудо, в которое элитный наставник влюблён пламенно и беззаветно, во-первых, отважно, целеустремлённо и честно, во-вторых, владеет практически всей информацией за курс Академии, феноменальной памятью, аналитическими и творческими способностями. Он за считанные секунды оценил более сорока незнакомых карточек, выбрал то, что ему больше нравится. А ещё способен отвертеться от совершенно любого на свете обвинения. Детские бровки сердито сведены на совершенно не по-детски серьёзном личике. И ведь думает не о том, как бы напропалую выпросить, анализирует ситуацию, делает выводы. И Эбису готов съесть свой хитай-атэ, если к концу игры Конохамару не придумает, как отвоевать у него обратно карточку с Хаширамой.
Пленника в шкафу не обнаружилось. Генма удивлённо застыл перед ящикастым деревянным монстром, увенчанным изящными блестящими завитушками. Обследовал внимательным взглядом комнату от глухих фиолетовых штор до чёрно-белых панелей в виде бесконечной тканой освещённой озёрной глади. Никаких признаков вторжения и неуклюжих попыток выкатиться кубарем. Как этот очкастый ханжа сумел избавиться от сенбона? Наличествующая во рту копия робко спряталась в уголок. Постель примята, значит, ему помогли. Целый заговор? Если Эбису искали у Генмы, он попал сюда не случайно. Ойнин ему даже чакру приглушил. Тёмная бровь поползла к переносице. Безумное общежитие, лишённая здравого смысла деревня и маниакального склада шиноби.
Генма продолжал сердито хмуриться, выходя на улицу и направляясь пообедать. Но по пути ему попался возвращающийся Хатяе, и настроение мгновенно улучшилось. Гекко кивнул на бегу, скрылся. Всё равно, в деревне. Жив. Радует.
Родной квартал мелькал витринами и вывесками, носился толпой праздно шатающихся, восклицал, канючил, переговаривался, зазывал и ожесточённо спорил.
Ширануи завернул в излюбленное по-домашнему уютное место питания и обнаружил среди жёлтеньких фонариков и больших круглых столов Аобу с Райдо. Друзья активно замахали руками, подзывая его к себе. Обычно Генма сторонился компании, когда собирался просто поесть, но сегодня был весьма непротив. Если против него существует заговор, Ямасиро должен быть в курсе.
Ойнин взял порцию лосося с имбирем и подсел к товарищам.
- Как дела? - немедленно поинтересовался болтливый сенсор.
Сенбон сделал оптимистичную петлю.
- Всегда удивляюсь, как ты его при еде не роняешь, - не выдержал Намиаши, отрываясь от роллов.
Генма удивлённо приподнял бровь, протянулся к тарелке Райдо и сцапал один. Мечник не воспротивился.
- У меня из шкафа джоунин пропал, - наконец, сознался Ширануи.
Аоба подавился супом.
- Что он там делал? - изумился сенсор, откашливаясь.
- Стоял, - невозмутимо объяснил Генма.
Ямасиро немного подумал, оценил выражение лица и пришёл к заключению, что Тигр не шутит.
- Здорово, кто бы у меня в шкафу постоял.
- Интересно, кто его забрал оттуда, - проворчал Ширануи, не решаясь озвучить версию о заговоре. Его как такового могло и не быть, или сам Ямасиро мог быть соучастником.
- Это был Химера! - таинственным шёпотом предположил сенсор.
- Кощей бессмертный с бабой Ягой и Кишимото-саннином, - фыркнул Райдо.
- Ты не веришь в Химеру? - возмутился Аоба.
- Не верю, и Генма не верит, - уверенно заявил Намиаши, пережёвывая ролл.
- Это самый тайный АНБУ в деревне! Он следит за соблюдением морали и чести внутри элитного подразделения. И если у тебя в шкафу прячутся джоунины, Химера тебя найдёт и накажет.
Сенсор отхлебнул супа и продолжил:
- А ещё он никогда не снимает маску.
- Хатаке тоже не снимает маску, - всё-таки ввязался в спор Райдо.
- Сейчас ты скажешь, что и Хатаке не существует? - съехидничал Аоба.
- Он мне не поверит, - засмеялся Намиаши.
Генма усмехнулся кружевной скатерти. Пролить свет на его загадку данная пара не могла. Лосось заканчивался. Посетителей набегало. Рядом пыталось разместиться шумное семейство. Близняшки с огромными бантами разных цветов прыгали и норовили заглянуть в поднос со сладким. Время до вечера ещё было. Либо Гекко освободится, либо можно сходить в Барсук, развлечься, выпить.
@темы: Ирука, Генма, Котецу, Изумо, Какаши, размер: миди (от 20 до 70 машинописных страниц), жанр: романтика, Тензо, Эбису, Хаятэ
-
-
28.06.2011 в 19:42Это Лес вырастил Коноху, дал свою силу молодому энергичному Хашираме с открытым добрым сердцем.
И только огня лес боится, жмётся опасливо, отступает прочь.
Семпай к огню тянется, вглядывается, думает.
Следов так и не удалось обнаружить, а миссию подготовить. Придётся идти наугад. Гадать семпай не любит. Какаши вообще раздражает всё, чего он не знает, интересует, притягивает, как ребёнка. Новый враг - как новая книга. Не дерётся, а Ичу читает, сначала привычки выяснит, потом характер, потом техники вытянет. А потом выскочит из-под земли и убьёт. Такой он, Шаринган Какаши. Игривый, любознательный, как щенок. Сидит порой, улыбается, кажется, протяни руку да погладь, но только попробуй! Взглянет, что Райтоном прошибёт. Холодом. Ясной решимостью.
Какаши-семпай выбрал своё одиночество. Непонятно почему, но выбрал сам. Не приближаться, не привязываться. И только к Камню привязан чем-то глубоким, нутром. Будто там душу его заточили. Последние дни настоящей не фальшивой радости, беспечности. Белый Клык, Жёлтая Молния? О чём думает семпай, закрывшись маской? Тензо научился безошибочно читать его намерения, настолько, что они почти перестали общаться вслух. Но мысли... слишком далеко от всего, что с кохаем связано. Каково это, заточить в себе душу Хатаке Какаши?
Задумчивость, светлая, пропитанная озоном, решительностью. Вот что сейчас решит, то уже неминуемо. Потому что встанет и сделает. Печаль, тихая, почти нежная, как... лепестки облетающих слив. Хотя сам Какаши-семпай любит осень. Когда цветут хризантемы и листья сгорают яркими, словно крик, вспышками. Горят парки, сады и скверы, поют, надрывая грудь, переливаясь и всхлипывая. За один миг отдавая больше, чем за месяцы ленивого шелеста. А потом становится пусто и тихо, как на душе семпая.
- Тензо, опять замечтался? - укоризненно произнёс мягкий низкий голос.
Джоунин опустил глаза, смутился.
- Всё равно ненадчем думать, и вокруг никого, - сказал тихо. - Сами-то о чём думаете?
- О миссии, - выдохнул в ладонь Какаши. И дальше сидит, подперев голову, закутался в плащ, хотя тепло. Язычки огня пляшут, отражаясь в угольно-чёрном глазу. Светлые ресницы моргают медленно, редко. Почему у него всегда невесёлые думы?
- И что с миссией? - спросил Тензо, помешивая рис в котелке.
- Как бы не провалить, - совсем печально произнёс Хатаке.
- И как не провалить? - начал понимать суть меланхолии кохай.
- Не знаю, - сказал тихо. Почти шёпотом.
- Вспоминаете проваленное и непроваленное, анализируете? - догадался Тензо.
Какаши улыбнулся, сощурив глаз, но интуиция подсказала носителю древесного элемента, что эта улыбка ограничивается прорезью в маске.
- Да прекратите уже, - проворчал Тензо. - Решалось бы всё наперёд, без нас бы решили.
Хатаке вздохнул, принял оживлённый вид, выровнялся.
- Пахнет вкусно.
- Почти готово, - согласился кохай.
Рука Какаши вынырнула из-под плаща, поднялась к маске, стянула кверху, отняла от лица. Вторая, тряпичная, казалась кожей. Тензо невольно вспомнилось, что капитан молод, почти так же молод, как он сам. А разговаривает, как старик. Мокутонщик иногда и сам забывает, сколько ему лет. Хотя, в годах ли измеряется возраст? Волосы серебристые от рождения. Гений с шести лет - опытный убийца, способный выполнять самостоятельные задания. С его-то чуткостью. Волчонок.
Сейчас уже матёрый капитан-волчище. А всё ещё молодой. Выглядит точно моложе кохая, когда волосы вот так свободно свисают неровными нестрижеными прядями. Глаза серьёзные и мягкие. Нет в них хищного голода, щенячья потребность в ласке. Но всё, что нужно семпаю - компания. Посидеть рядом, просто побыть. Молчать, говорить, заниматься своими делами и не ждать от него реакций и ответов. Просто быть живым существом в поле осязаемости.
Тензо молча насыпает рис и вежливо смотрит в свою тарелку. Какаши-семпай доверяет ему, снимает маску и ест медленно, задумчиво, ковыряясь в пище За пять лет адепт мокутона ни разу не попытался подглядеть, предать это светлое редкостное доверие. Довольствовался стуком палочек, ленивым, почти уязвимым и открытым, как лицо. Жесты многое выдают. Тензо старается есть с умеренным энтузиазмом. Может со стороны он кажется безразличным и неуязвимым, деревянным, но семпай хорошо знает, как внимательно он ловит каждый взгляд. Может потому и закрывается. Может, нужно быть как Генма, которого Какаши-семпай совсем не стесняется. Но это значит навсегда бросить семпая одного. А Тензо на это не способен.
-
-
10.07.2011 в 21:23-
-
10.07.2011 в 21:58никто не застрахован от накладок в работе, личной жизни и фикрайтерстве.
-
-
10.07.2011 в 22:26-
-
10.07.2011 в 22:29